Забудем?

Наверное, будь на ее месте любая другая, я бы так и сделал. Но с Мариной… С ней все не так, с ней иначе. Все мои прежние, укоренившиеся в мозгу и давно ставшие привычными установки рядом с этой женщиной слетают напрочь.

Прикрываю дверь и делаю шаг вперед.

— Миш… — упирается своими маленькими ладошками в мою грудь, а я только теперь задумываюсь о том, насколько она все-таки хрупкая по сравнению со мной.

Меня разрывает изнутри, мозг отчаянно требует подробностей, но сейчас я как никогда осознаю: не время.

Ее тщетные попытки сделать вид, что ничего не происходит, разбиваются вдребезги.

— Прекрати, — шепчу, стягивая с плеч халат, — прекрати от меня прятаться, Марин.

Она совсем не сопротивляется, позволяя мне избавить ее от одежды. И вот это мне совсем не нравится. Эта ее податливость в моменте, взгляд потухший.

— Посмотри на меня.

Бестолку. Не смотрит. В себя уходит. Я нихера не психолог, но тут и так все понятно.

— Ясно, — вздыхаю, подталкивая ее к душевой кабинке.

— Что ты…

— Замерзнешь, залезай.

— Миш…

Молча продолжаю ее подталкивать и Марина, конечно, сдается. Сам забираюсь в кабинку следом.

С учетом моих габаритов места для двоих в ней маловато, но сейчас это даже хорошо.

Включаю воду, вешаю лейку на держатель и притягиваю Марину к себе. Просто обнимаю, пальцами скольжу вдоль позвонков.

— Я не буду сейчас больше ничего спрашивать, — шепчу в ее темную макушку.

Мариша, тотчас же отреагировав, поднимает голову, смотрит на меня, хмурится. В глазах все та же пустота, будто жизнь из них выкачали.

И вот это мне сейчас точно не нужно. Мы можно сказать наконец-то ступили за черту и теперь она снова пытается сдать назад.

— Но ты мне все расскажешь, позже, сама, — на последнем слове делаю хорошо заметное ударение.

Марина в моих руках сразу же напрягается, отводит взгляд, качает головой.

— Я не хочу об этом говорить.

— Мариш…

— Совсем не хочу, ни сейчас, ни позже, никогда, — ее голос едва пробивается сквозь шум воды, — я не хотела… зря вообще сказала, я не думала, что возникнет потребность и…

— Дай угадаю? Это и вообще все это ошибка, все неправильно и мне надо уйти, да?

Вздыхает, но на меня посмотреть не решается.

В принципе и без ее ответа мне все предельно ясно. Сам виноват, надо было тормознуть еще в прихожей. Знал ведь заранее, что она непременно сдаст назад сразу, как только вернет себе способность мыслить.

— Нихрена ты не угадала, Марина Евгеньевна, поздно.

— Миш…

— Я никуда не уйду, и ты сама этого не хочешь.

— Это ни к чему не приведет, — вопреки своим словам высвободиться из моих объятий она не пытается, наоборот, прижимается ближе, будто подсознательно ища защиты.

— Ты этого не знаешь.

— Знаю, — тихо, едва слышно.

— Время покажет.

Поднимает на меня свои глаза, заглядывает в мои. Я по взгляду ее вижу, что не переубедил ни черта, но сейчас с ней говорить бесполезно. Не услышит, только сильнее закроется.

Потому все разговоры я откладываю до лучших времен, зарываюсь пятерней в ее волосы, надавливаю на затылок и набрасываюсь на ее губы. Легкий протест с ее стороны испаряется под давлением моего напора.

С обреченным стоном она сдается, отвечает на поцелуй и я с каким-то животным удовольствием наслаждаюсь ее капитуляцией.

Остатками расплывшегося и стекшего вниз серого вещества понимаю, что ко второму раунду Мариша в таком состоянии вряд ли готова, но ничерта не могу с собой поделать.

Хочу ее.

На секунду потеряв контроль и поддавшись первобытному инстинкту взять свое, я буквально вдавливаю Маришу в стенку кабинки, рукой сжимаю охренительную грудь, второй скольжу по ее гладкому животику.

— Миш…

Я уже готов трахнуть ее прямо в этой чертовой тесной душевой коробке, когда сквозь заполонивший сознание морок проникает ее тихий, почти жалобный голос.

— Да, бля…

Дышу тяжело, ладонями упираясь в стену. Успокоиться мне удается не сразу, проходит несколько мгновений прежде, чем я осознаю, что Марина притихла и побледнела.

Глаза огромные глядят на меня с опаской, лицо побелевшее.

— Марин, ты чего?

Смотрю на нее испуганную и понимаю, что коронное “Бля” я вслух произнес. Она в ответ на меня глядит, внимательно, оценивающе даже. Я нечто подобное уже видел. Давно…

Это выражение лица, сканирующий взгляд, — все это уже было много лет назад.

В детдоме такое почти у каждого ребенка встречается. Там быстро учишься считывать эмоции и настроение тех, кто значительно сильнее.

И вот теперь отголоски тех далеких дней я вижу в полных ужаса глазах напротив.

Пожалуй, слишком резко приходит осознание. Хватаю ее пальцами за подбородок, фиксирую, заставляя смотреть точно в глаза.

— Он тебя бил?

Знаю, что она хорошо понимает, о ком речь.

— Марин?

— Не бил.

— Правду мне скажи.

— Хватит, — вырывается, меня отталкивает, — я не хочу обсуждать свою прошлую жизнь.

Ладно, с этим разберемся позже.

— Посмотри на меня.

Она не реагирует, смотрит в сторону. По крайней мере больше не боится, в себя пришла. Вроде.

— Посмотри на меня, пожалуйста.

На этот раз она все-таки выполняет мою просьбу, пусть и не очень решительно.

Пальцами касаюсь ее щеки, глажу.

— Запомни, пожалуйста, раз и навсегда, — выдерживаю паузу, — я никогда тебя не трону.

Молчит, но взгляд не отводит.

— Есть у нас понимание на этом моменте?

Она медлит несколько секунд, потом кивает почти незаметно, но мне и этого достаточно.

— А теперь иди ко мне, — не могу я себе отказать в удовольствии ее касаться.

— Миш, — упирается ладошками в плечи.

— Секса сегодня больше не будет, Мариш, — сам не верю, что всерьез это произношу.

Она смотрит на меня с какой-то особенной благодарностью, словно я ей только что луну с неба достал и я просто кайфую от этого несколько даже детского взгляда.

— Прогонять больше не будешь? — улыбаюсь, целую ее в нос.

— Не буду, — все так же тихо.

Сама ко мне прижимается, сдается, по крайней мере сегодняшнюю битву я выиграл.

— Тогда давай мыться, вода не бесплатная, а мы тут уже добрых полчаса торчим.

— Ты просто невыносим.

— Но я же тебе нравлюсь?

Марина

— Останови, пожалуйста, здесь

— Это еще зачем? — Миша, сбавив скорость, бросает на меня быстрый взгляд и снова переводит его на дорогу впереди.

— Я выйду, — озвучиваю очевидное, уже начиная нервничать и осматриваться по сторонам в поисках знакомых фигур.

Машина тормозит резче, чем я ожидаю, однако по тормозам Буров дает вовсе не для того, чтобы выпустить меня на “свободу”. Судя по раздавшемуся в салоне характерному щелчку, планы у него прямо противоположные.

— Я не понял сейчас, — в его голосе проскальзывают опасные нотки и я даже вздрагиваю от такой внезапной перемены в настроении.

Даже воздух в машине становится прохладнее, похолодев от ледяного взгляда, направленного на меня.

— Что? — спрашиваю тихо, сглатывая слюну.

— Ты меня стесняешься, что ли? — подается ко мне, испытующе заглядывает прямо в глаза, будто пытаясь проникнуть в самую душу.

Я все сильнее сжимаю ремешок своей сумки.

— Ну? Стесняешься?

— Нет, — для правдоподобности качаю головой, и отвожу взгляд, потому что выдерживать его пронзительный взор становится все сложнее.

Чувствую, как холодеют кончики пальцев и тело парализует нервная судорога.

— Тогда в чем проблема подвезти тебя прямо к воротам? — продолжает допрашивать и я себя каким-то нашкодившим подростком ощущаю.

Ну неужели он в самом деле не понимает, почему я не хочу, чтобы нас кто-то видел?

Меня и так недолюбливают в коллективе, мягко говоря. К чему мне еще слухи за спиной? А они непременно польются рекой.

Будь на месте Бурова кто угодно другой, я бы может и не переживала, но его здесь каждая собака знает, и нет в коллективе такого человека, который бы не узнал машину.