Окидываю взглядом ребят, к своему удивлению, и чего уж там, удовлетворению, отмечаю, что меня внимательно слушают.

Все двадцать восемь пар глаз смотрят на меня. Поправочка, двадцать девять пар.

Буров тоже неотрывно на меня таращится, слушает внимательно, будто ему это и впрямь интересно.

И все же, как ни прискорбно это осознавать, а вероятность того, что он меня узнал, весьма велика.

Иначе зачем ему еще заявляться на мой урок без предупреждения? Насколько я могу судить, исходя из тех крупиц информации, что мне удалось добыть, привычкой терять время, протирая штаны на школьных уроках, Буров не славится, да и в целом появляется в школе крайне редко.

Что заставило его вдруг изменить своим привычкам?

А может, все дело в семи двойках в дневнике его подопечного? В принципе такой вариант тоже исключать нельзя, ведь раньше ничего подобного не случалось.

Я понимаю, конечно, что цепляюсь за соломинку, но мне жуть как не хочется мириться с тем, что в синем чулке он мог узнать девицу из ночного клуба.

И вообще, это ведь скандал!

Я не держусь за свое место, но мне совершенно не нужны лишние проблемы.

— Мурашова, — киваю поднявшей руку отличнице.

— Это значит, что у организма имеются одновременно и женские и мужские половые признаки, — гордо вздернув носик, Мурашова поправляет очки.

— Верно.

Девочка возвращается на свое место, а я продолжаю урок.

— Однако несмотря на то, что земляные черви являются гермафродитами, размножаться самостоятельно, без партнера, они не могут, а сейчас, положите их в ванночки, им необходима влага.

Надев перчатки, ребята принимаются выполнять мою просьбу. Кто-то, в основном девочки, морщась и кривя губы, но все равно продолжают. Это выглядит забавно, кажется, мне все же удалось привлечь их внимание и выработать некий интерес.

Не все потеряно, вот только не могу же я на каждый урок приносить очередную живность.

А впрочем…

— Марина Евгеньевна, — из размышлений меня выдергивает звонкий голос старосты класса.

— Да, Егорова.

— А вы на все уроки теперь будете что-то приносить? — интересуется девочка.

— Да, Марина Евгеньевна, — с дальней парты доносится грубый мужской голос, — поведайте нам о своих планах.

Я готова поклясться, что Бурова ситуация забавляет.

Пока я собираюсь с ответом, помощь приходит откуда не ждали.

— У нас принято руку поднимать и ждать разрешения задать вопрос, — Саша Буров поворачивается к дяде, пользуясь возможностью потроллить, — дисциплина.

Мужчина тут же переключает внимание на племянника, смотрит на него с прищуром.

Интересно, у них это в порядке вещей?

Воспользовавшись небольшой отсрочкой, данной мне младшим Буровым, прочищаю горло и с улыбкой произношу.

— Не сомневайтесь, планы у меня грандиозные.

Интересно, а слизни и улитки на уроке — это уже перебор?

Так, Марина, остановись, ты просто хотела их проучить, ни к чему обустраивать в классе живой уголок.

— Жду не дождусь, — открыто веселясь, произносит Буров. — Что у вас дальше по программе, моллюски?

Я даже теряюсь на мгновение.

— Ну надо же, а вы неплохо осведомлены.

— Устриц люблю, знаете ли, — усмехается гад.

— Боюсь вас разочаровать, но предметом следующих наших уроков будут брюхоногие моллюски. Как вы относитесь к улиткам?

— Вы знаете, — он принимает задумчивый вид и даже почесывает подбородок, — очень хорошо отношусь, предпочитаю в сливочном соусе и с бокалом Шабли.

— Значит, будут слизни, — понимаю, что несу чушь, но остановиться вовремя не выходит.

— Фууууу, — выражают свое отношение к сказанному ученики.

Нечего фукать, червей пережили и слизней переживете.

Я что, всерьез об этом думаю?

— Не знал, что их тоже едят, — не теряясь, парирует Буров.

— Вы удивитесь, насколько всеядны люди.

— О, этим меня как раз не удивить. Вы, кстати, пробовали кузнечиков? — продолжает забавляться.

— Не приходилось.

— Как-нибудь я вас угощу.

— Не стоит, я предпочитаю пищу посущественнее.

— А как же белок?

— Не поверите, но в говядине он тоже есть.

Я серьезно продолжаю этот диалог? В разгар урока?

— Так, на чем мы остановились?

Отворачиваюсь от Бурова и продолжаю урок. Больше он меня не отвлекает, но до самого звонка я ощущаю на себе его прожигающий взгляд.

С трудом выдержав его пристальное внимание, дожидаюсь окончания урока. К счастью, время пролетает быстро, вопросы ребят немного отвлекают от присутствия Бурова и к концу урока мне даже удается немного расслабиться, а когда звенит долгожданный звонок — и вовсе выдохнуть.

— Ну что ж, на сегодня все. Прежде, чем покинете класс, достаньте червей из ванночек и положите в контейнер.

— А присыпать землей надо? — искренне интересуется Олег Данилов.

— Нет, Олег, это я сделаю сама, спасибо.

Мальчик в ответ кивает и принимается складывать вещи в рюкзак.

Один за другим ребята с осторожностью достают свои экземпляры червей из ванночек и возвращают их в прежний контейнер.

Кабинет постепенно пустеет, однако, вопреки моим ожиданиям, в помещении я остаюсь не одна.

— Что вы делаете? — произношу эмоциональнее, чем следует, когда Буров, дождавшись, пока выйдет последний ученик, закрывает дверь.

— Хочу поговорить.

— У меня сейчас нет времени, мне нужно убрать в классе до начала собрания, — кивком указываю на оставшиеся на партах атрибуты.

— Я вас надолго не задержу.

В каких-то три шага он пересекает разделяющее нас расстояние, а я зачем-то беру набитый червями и почвой контейнер, просто чтобы занять чем-то руки.

— Что ж, — он ухмыляется, буквально нависая надо мной.

Да чего ж ты огромный такой?

— Это было смело.

— Что именно? — смотрю на него снизу вверх.

— Ваша инициатива с этими ребятами, — он кивает на контейнер в моих руках.

Я молчу, мысленно надеясь избежать неприятностей.

— Скажите, Марина Евгеньевна, вы всегда такая смелая?

— Не понимаю, о чем вы.

— Знаете, — тянет задумчиво, — я трачу довольно много денег на вот это все, — он окидывает взглядом помещение, — хочу, чтобы у моего племянника было достойное образование, лучшие учителя.

— Это похвально.

— А потом я внезапно обнаруживаю в дневнике Саши семь двоек и все по вашему предмету, — снова смотрит на меня в упор, давит своим тяжелым взглядом.

— Они вполне заслуженные, — не так уверено, как хотелось бы, отвечаю на его претензию.

— Да что вы? Точно заслуженные?

— Да, — киваю, и чувствую, что начинаю от закипать от пренебрежения в прозвучавшем вопросе, — эти двойки — результат отсутствия у него знаний и полной незаинтересованности в учебном процессе. К тому же, он не торопится их исправлять, а ко всему прочему еще и драки устраивает в стенах школы.

Должно быть, забавно все это выглядит со стороны.

Я и этот медведь огромный.

Я понимаю, что надо бы остановится, но я словно поезд потерявший управление, несусь куда-то, не глядя на последствия.

— И мне все равно, сколько денег вы вкладываете, если вы не способны воспитывать ребенка и нести ответственность, то пусть в этом разбираются… не знаю, органы опеки, а в школе он должен учиться, — я смотрю на него в упор и выговариваю четко каждое слово.

Вообще, вот это я зря конечно, про опеку. Судя по тому, как вытягивается его лицо и темнее взгляд, я переступила черту.

— Да что ты? — подается ближе, заставляя тем самым меня отступить и упереться в край парты. — А мне казалось, это ты училка и именно твоя задача найти способ заинтересовать спиногрызов.

Я даже теряюсь от такого количества хамства в одном предложении. Нет, это вообще нормально? Такая манера речи? Что за панибратское “ты?”

— Я как раз со своими обязанностями отлично справляюсь! Да и кто вам дал право мне тыкать? Какой пример вы вообще можете подать ребенку? — ой, Марина, умеешь ты себе приключения на задницу находить.