Всеобщий хохот прокатился по комнате. Даша даже фыркнула, и тут же покраснела, прикрыв рот ладонью. Варя утирала слезы:

— Ой, уморите! А у нас в отделении история была… Один работяга, Митькой звать, так нашу вату для димедроловых повязок стащил, себе подушки набил. Говорит: «Мягче не бывает!». А потом весь исчесался. Пришлось ему объяснять, что вата эта особая, с пропиткой…

Смех возобновился с новой силой. Даже Миша, обычно сдержанный, улыбался во весь рот. Лев ловил этот смех, как утопающий ловит глоток воздуха.

Позже, когда женщины ушли на кухню допивать чай и мыть посуду, атмосфера слегка изменилась. Стала более мужской, серьезной. Леша, осушив свою рюмку, вдруг помрачнел.

— Все равно, ребята, страшно было, — признался он, глядя в стол. — Первый раз человека… ну, ты понял, Лев. После этого трясло конечно лихо, спасибо, что тогда подошел, поговорил.

Лев кивнул, ничего не говоря, он налил Леше еще.

Сашка хмурился, вертя в мощных пальцах пустую рюмку.

— А меня вот не взяли… — пробурчал он. — Сиди тут, бумажки перекладывай, пока вы там… — он не договорил, и махнул рукой.

— Ты, Саш, мне тут целый фронт обеспечиваешь, — твердо сказал Лев, кладя ему руку на плечо. — Без тебя и твоих организационных талантов ни «Димедрол» бы не произвели, ни ЭКГ не собрали. Ты наша тыловая крепость, без тебя никуда.

Сашка поднял на него взгляд, и недовольство в его глазах постепенно сменилось удовлетворением. Он кивнул, и его широкая физиономия снова расплылась в улыбке.

— Ладно, ладно. Значит, так надо. Только смотри, Леха, в следующий раз я с тобой поеду! Надоело мне с этими наркоматовскими товарищами церемониться.

В это время с кухни донесся сдержанный смех. Миша украдкой взглянул в ту сторону, и его взгляд встретился с взглядом Даши. Она стояла в дверях, вытирая тарелку, и смотрела на него. И в этом взгляде было столько тепла и обещания, что Миша покраснел и быстро отвел глаза. Лев поймал этот взгляд и улыбнулся про себя. Его команда, его ребята, не просто работали вместе, они были семьей.

Когда гости стали расходиться, в квартире повисла приятная, звенящая тишина, полная отзвуков смеха и прошедших разговоров. Лев помог Кате прибрать последние стаканы. Он чувствовал легкую усталость, но это была добрая, мирная усталость.

— Хорошие у тебя друзья, — тихо сказала Катя, задернув занавески.

— У нас, — поправил он ее, обнимая за талию. — Наши друзья и наша семья.

Он был прав. Этот вечер стал еще одним кирпичиком в фундаменте их общего дела. И он понял, что готов. Готов с новыми силами, с новой ясностью в голове и с новой решимостью в сердце вернуться к работе. Завтра его ждала планерка, пора было переводить уроки войны в конкретные решения.

Кабинет Льва в СНПЛ-1 на Моховой на следующий день после вечеринки напоминал штаб накануне крупного наступления. Воздух был густ от запаха свежеотпечатанных бумаг, чернил и крепкого чая, который неустанно подливала из большого эмалированного чайника лаборантка. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь высокие окна, выхватывали из полумрака серьезные, сосредоточенные лица собравшихся за большим столом.

Лев сидел во главе, чувствуя легкое, приятное напряжение. Перед ним лежала папка с тезисами, но он почти не заглядывал в нее. Он смотрел на своих «генералов» — начальников отделов, лучших умов, которых он собрал вокруг себя.

— Коллеги, рад видеть всех вас, — начал Лев, и разговоры мгновенно стихли. — Цель сегодняшней планерки одна: перевести опыт, полученный на Халхин-Голе, из области впечатлений в конкретные, измеримые задачи. Мы видели, что работает, а что нет. Увидели, где наши разработки спасают жизни, а где мы проигрываем из-за мелочей. Начнем с отчетов, Николай Сергеевич, ваш выход.

Скромный с виду Простаков, возглавлявший отдел синтетических анальгетиков, поправил очки и разложил перед собой аккуратные графики.

— По препарату «Промедол», — его тихий голос заставил всех прислушаться. — Доклинические испытания на животных завершены. Эффективность как мощного анальгетика подтверждена, превосходит морфин по скорости действия и, что главное, дает менее выраженный синдром отмены. Побочные эффекты со стороны дыхательного центра минимальны, все протоколы оформлены. Мы готовим пакет документов для передачи в фармкомитет с ходатайством о запуске в опытно-промышленное производство.

В комнате пронесся одобрительный гул, Лев кивнул, делая пометку в блокноте. Первая победа дня.

— Аналогичная ситуация с препаратом «Ибупрофен», — продолжал Простаков. — Противовоспалительный и анальгезирующий эффект стабилен, токсичность низкая. Начата разработка технологии промышленного синтеза. Это будет не просто обезболивающее, это революция в терапии хронических воспалений, вроде артритов.

— Отлично, Николай Сергеевич, — сказал Лев. — Ваш отдел работает на опережение. Жду документы по «Промедолу» к концу недели. Передаем эстафету отделу антибиотиков. Зинаида Виссарионовна?

Ермольева, всегда собранная и немного суровая, бросила оценивающий взгляд на Мишу, сидевшего рядом. Тот, поймав его, чуть кивнул.

— По пролонгированным формам пенициллина, — начала она, и в ее голосе прозвучала редкая нота удовлетворения. — Проблема с местными некротическими реакциями решена. Михаил Анатольевич подобрал комбинацию стабилизаторов на основе солей новокаина и бензатина. Первые инъекции лабораторным животным показали высвобождение действующего вещества в течение 24–36 часов без образования абсцессов. Мы начинаем клинические испытания на базе больницы им. Мечникова.

Лев не мог сдержать улыбки, это был колоссальный прорыв. Теперь один укол мог заменить десятки болезненных инъекций.

— Браво, Миша! Зинаида Виссарионовна! Вы молодцы! — выдохнул он. — Это меняет все. Теперь по «Мицину».

Ермольева снова стала серьезной.

— Штамм актиномицета №169, активный против палочки Коха, как и говорила ранее, подтвердил свою эффективность in vivo. Мы заразили новых подопытных животных туберкулезом и курс «Мицина» показал почти 90% излечение. Однако… — она сделала паузу, и в комнате снова повисла тишина. — Однако сохраняется выраженная нефротоксичность. И наблюдается тоже самое поражение вестибулярного аппарата — так называемая «вертячка». Препарат требует глубокой, многоступенчатой очистки. Без этого о клинических испытаниях на людях речи быть не может. В общем, не сильно мы сдвинулись с вашего отъезда.

— Понимаю, — Лев перевел взгляд на Мишу. — Михаил Анатольевич, это ваша зона ответственности. Все ресурсы отдела химии в вашем распоряжении, нужно найти способ убрать примеси.

— Уже работаем, Лев Борисович, — кивнул Миша, его глаза горели азартом охотника, взявшего след. — Используем метод распределительной хроматографии. Думаю, мы на правильном пути.

— Хорошо. Не подведи, — Лев снова посмотрел на бумаги. — По сульфаниламидам. От Постовского из Свердловска пришли все документы «Норсульфазола». В полтора раза эффективнее и на треть менее токсичен. Сашка, тебе — организовать совместный патент и «продавить» в Наркомздраве ускоренную процедуру внедрения. Катя, подготовь клинические протоколы и не забудь про экспорт, не просто так нам выделили все ресурсы на стройку НИИ, нельзя подвести страну.

— Уже в работе, — коротко бросила Катя, делая пометку в своем блокноте.

— Отлично. Теперь переходим к главному, к урокам войны, — Лев отложил папку с отчетами и взял свой полевой блокнот. — Я составил список проблем, которые решаются не прорывными технологиями, а простыми, дуракоустойчивыми решениями. И сейчас мы найдем эти самые решения.

Он открыл блокнот.

— Пункт первый. Идентификация раненого. Бойцы не носят смертные медальоны, считают дурной приметой. В результате «неизвестные бойцы», путаница с группами крови. Предлагаю ввести штампованные жетоны из нержавейки. Что на них указывать?

Поднялся шум. Предлагали разное: номер части, только группу крови, только фамилию.

— Фамилия, имя, отчество, — четко сказал Лев, перекрывая гул. — Группа крови и резус-фактор. Без этого переливание может убить. И цепочка, чтобы не потерять. Сашка, найди производство, которое сможет штамповать миллионы таких жетонов дешево и сердито.