— Я не знаю, что выбрать, — призналась она. — Все такое… иностранное.

— Тогда позволь мне, — Лев взял у нее меню. — Начнем с закусок. Икра зернистая, конечно. И салат оливье. А на горячее… — он пробежался глазами по списку, тебе, я думаю, понравится судак в рассоле со сметаной и хреном. А я возьму цыпленка-табака. И на десерт клубнику Сабайон.

Когда официант удалился, Катя снова оглядела зал.

— Здесь так красиво… И так странно. После наших лабораторий, общежитий… Кажется, что мы попали в другой мир.

— Этот мир всегда здесь, — сказал Лев, разливая по бокалам принесенное бордо. Рубиновое вино играло в свете люстр. — Мы просто редко в него заглядываем. Выпьем, Катюш. За нас. За то, что мы все еще вместе, несмотря ни на что. За Андрюшу.

Они чокнулись. Вино было превосходным: плотным, с глубоким бархатистым вкусом.

— Я так за тебя испугалась, Лёва, — тихо сказала Катя, ставя бокал. — У меня сердце в пятки ушло.

— Я знаю. Прости. Но теперь все под контролем. У меня и оружие есть, и охрана. И я сам стал… опаснее, — он с трудом выговорил последнее слово.

Она посмотрела на него с тревогой.

— Ты имеешь в виду… того человека?

Лев кивнул, глядя на вино в своем бокале.

— Да. Я его убил, Катя. Один удар и все. Я не хотел этого, оно вышло спонтанно. Но другого выхода не было. И теперь я это ношу в себе как шрам.

Она протянула руку через стол и накрыла его ладонь своей.

— Ты защищал свою жизнь. Ты вернулся к нам. К своему сыну и ко мне. Это главное. Все остальное… мы переживем. Вместе.

В этот момент подали закуски. Икра, крупная, черная, с дымком, лежала на крохотных блинах с маслом. Салат оливье был не чета столовскому: с нежным мясом рябчиков, свежими огурцами и изысканным соусом.

Они ели, и Лев видел, как Катя понемногу оживает, как возвращаются краски в ее лицо. Они говорили о простых вещах, о том, как Андрюша пытается ползать, о новых книгах, о планах на лето, может быть, съездить отдохнуть. На пару часов они смогли забыть о войне, о шпионах, о смертях и пробирках. Они были просто мужчиной и женщиной, наслаждающимися редким вечером роскоши и покоя.

Когда подали десерт, нежная, ароматная клубника в воздушном винном соусе, Катя вздохнула счастливо.

— Спасибо тебе, Лёва. Ты был прав. Это было нужно.

— Это только начало, — пообещал он, ловя ее взгляд. — Мы еще будем жить, а не только выживать.

Он расплатился наличными, толстой пачкой новых, хрустящих червонцев, полученных еще за Ленинскую премию. Выходя из «Астории» под руку с Катей, он чувствовал, как внутри что-то затягивается, зарубцовывается. Он был еще не цел, но он был на пути к этому. У него был дом. У него была семья. И ради этого стоило бороться. Даже если цена этой борьбы была так высока.

Конец мая 1938 года выдался на удивление жарким. Солнце палило нещадно, раскаляя крыши Ленинграда и наполняя воздух густым, пыльным запахом асфальта. В конференц-зале СНПЛ-1 было душно, несмотря на распахнутые настежь окна. За большим столом, заваленном чертежами, образцами и пузатыми графинами с теплой водой, собралось ядро лаборатории.

Лев, в расстегнутой на воротнике гимнастерке, стоял у доски, испещренной формулами и схемами. Рядом, с своим неизменным планшетом, сидела Марина Островская. Ее безупречная форма и холодная, собранная красота казались инородным телом в этой атмосфере творческого хаоса.

— Коллеги, — начал Лев, обводя взглядом собравшихся, — запрос из Наркомата обороны, это не просто бумажка. Это доверие. И это наш шанс. Мы должны подготовить не просто список идей, а готовые, продуманные до мелочей «пакеты». Давайте пройдемся по пунктам. Начнем с диагностики. Простейшие тесты на кетоновые тела и глюкозу в моче. Индикаторные полоски.

Миша, сидевший сгорбившись, тут же оживился.

— С кетонами проще. Нитропруссид натрия, сода… Пропитать фильтровальную бумагу технически осуществимо. А вот с глюкозой… — он поморщился, — глюкозооксидаза… Это ж фермент! Чистый и стабильный. Где его взять в промышленных масштабах? В лаборатории-то мы с горем пополам получаем, а на поток…

— А если поискать не чистый фермент, а микроорганизмы, которые его производят? — мягко вклинился Лев. — Грибки? Дрожжи? Выделить не идеально чистый экстракт, но для полевого теста, где важна принципиальная возможность, а не точность до сотой доли, может, сгодится?

Лицо Миши озарилось.

— Дрожжи… Да, конечно! Saccharomyces cerevisiae… Они содержат… Надо попробовать! Не идеально, но как временное решение… — он уже бормотал себе под нос, что-то быстро записывая в засаленный блокнот.

— Отлично, — кивнул Лев. — Прорабатываем оба пути. Далее. Антисептика. Йодная настойка, эффективно, но быстро смывается. Предлагаю создать вязкий раствор, йодинол, на основе поливинилового спирта.

Катя, до этого внимательно слушавшая, подняла глаза.

— Идея блестящая, Лев. Длительная защита раны. Но поливиниловый спирт… Я только слышала о нем, мы сможем через хим комбинаты его делать?

— Да, я позже объясню все Мише и он с Сашкой свяжется с комбинатами — уверенно парировал Лев. — ПВС получают из ацетилена и уксусной кислоты. В Союзе есть мощности. Саша, — он повернулся к своему заму, — тебе задача: выйти на химические комбинаты, выяснить возможности и объемы. Это будет прорыв не только для армии, но и для гражданской медицины.

Сашка, обмахиваясь папкой, решительно кивнул.

— Будет сделано. Договоримся.

— Следующий пункт, — Лев перевел взгляд на доску. — Шприцы-аппликаторы или шприц-тюбики. Можно сделать металлические герметичные тюбики с иглой с готовыми растворами.

— Отличная идея, — поддержал его Неговский.

— Владимир Александрович, готовьте протокол испытаний. Саша, найди нам инженера, который спроектирует простой и надежный шприц-аппликатор. — распорядился Лев

— Со стороны Наркомата этот пункт вызовет однозначный интерес, — вдруг вставила Островская. Ее голос был мелодичным, но без тепла. — Нужно продумать дизайн, чтобы он был интуитивно понятен для санитара в стрессовой ситуации. — Она посмотрела прямо на Льва, и ее взгляд задержался на нем дольше, чем того требовала субординация. Лев почувствовал легкое раздражение, но лишь кивнул и перевел взгляд на Арсения Ковалева.

— Арсений Павлович, ваша очередь. Глюкозо-солевые растворы для пероральной регидратации.

Ковалев, выглядевший вечно уставшим, вздохнул.

— Соль, сода, хлорид калия, глюкоза… Пропорции? Стандартизация?

— Я предлагаю следующий состав, — Лев взял мел и четко вывел на доске формулу, которую помнил еще со времен своей ординатуры. — На литр воды: натрия хлорид — 3.5 грамма, калия хлорид — 1.5 грамма, натрия гидрокарбонат — 2.5 грамма, глюкоза — 20 грамм. Фасовка в герметичные пакетики из вощеной бумаги.

— Это… это очень конкретно, — прошептал Ковалев, завороженно глядя на доску. — Откуда данные?

— Логические выкладки на основе осмотического давления и физиологических норм, — уклончиво ответил Лев. — Проверьте, протестируйте. Думаю, сработает.

Так, пункт за пунктом, они прошли через все предложения. Одноразовые салфетки с пропиткой (поручили Кате и технологам), УФ-лампы для стерилизации (Сашка должен был найти производителей кварцевого стекла), портативные жгуты с калибровкой (инженерам), складные носилки из дюраля и брезента (здесь снова пригодились связи Сашки с авиаторами).

Когда дело дошло до организационных моментов — медкарточки бойца, сеть доноров, мобильные дезотряды — дискуссия разгорелась с новой силой.

— Карточки, это же типография! — развел руками Сашка. — Краска, которая не боится воды, материал прочный… Головная боль!

— Но необходимая, — парировала Катя. — Представьте, фельдшер видит группу крови и аллергию сразу, а не гадает. Это спасет жизни. Я займусь разработкой макета и текста.

— Сеть доноров, — задумчиво сказал Лев. — Начать можно с комсомольских и партийных организаций крупных заводов. Создать там стационарные пункты. Ключевая проблема это консервант. Цитрат натрия. Миша, как успехи?