Выйдя на прохладный ночной воздух, Лев и Сашка молча шли по направлению к гостинице.

— Вот это вечер, — наконец выдохнул Сашка. — Писатель, коньяк, разговоры о дьяволе… Лева, наша жизнь она и правда похожа на какой-то фантастический роман. Хотя я до конца и не понял твоего стремления… Ладно, не буду на мозги капать.

— Похожа, Саш, — тихо согласился Лев, глядя на темное небо над Москвой. — Очень похожа. И, спасибо.

Историю не изменить, но одну человеческую жизнь, одну великую судьбу, попробовать можно. И нужно.

Утро следующего дня встретило их чистым небом. Позавтракав в гостиничном ресторане порцией овсяной каши с маслом, бутербродами с сыром и крепким кофе, они были готовы к бою.

— Так, на такси поедем? — предположил Сашка, застегивая свой лучший, слегка поношенный, но добротный пиджак.

— Да, — решительно сказал Лев. — Но давай до метро поедем, больно хочется посмотреть на него. Всего одну станцию прокатимся.

— Точно! Метро ведь! Я тоже хочу посмотреть, а то только и слышал про него… — с горящими глазами добавил Сашка

Они вышли на улицу. Утренняя Москва была полна деловой суеты. Поймать такси не составило труда, темно-зеленый ГАЗ-М1 быстро подкатил к обочине. Удивлению водителя не было предела, когда Лев назвал адрес: «До станции метро 'Охотный Ряд».

— Товарищи, это же рукой подать! Пешком минут десять! — воскликнул шофер.

— Мы знаем, — улыбнулся Лев. — Но мы гости из Ленинграда. Хотим посмотреть на ваше метро, а времени сейчас нет.

Водитель, покачивая головой, повез их по переулкам, и через пять минут они стояли у вестибюля. Сашка, никогда не видевший московской подземки, был поражен уже на входе. Широкие ступени, свет, льющийся отовсюду.

Но настоящее потрясение ждало их внизу. Когда они вышли на перрон станции «Охотный Ряд», Сашка остановился как вкопанный, а Лев сдержанно, но восхищенно выдохнул. Это был не транспортный узел. Это был дворец. Высокий сводчатый потолок, массивные мраморные колонны, бронзовые светильники, отражающиеся в полированном гранитном полу. Люди внизу казались спешащими актерами на сцене грандиозного театра. Воздух был чист и свеж.

— Боже… — прошептал Сашка. — Да это… это же просто космос! Лев, ты представляешь? Мы ведь под землей!

Лев представлял. Он представлял стандартные, функциональные, часто грязные станции своего времени. И видел перед собой монументальное произведение искусства, символ веры в светлое будущее, высеченное в камне. Его охватило странное чувство гордости. Не за режим, а за людей, за страну, способную на такое.

— Это сила, Саш, — согласился он. — Настоящая сила.

Они не стали сразу уезжать. Прошли по перрону, разглядывая детали. Лев мысленно сравнивал с известными ему станциями кольцевой линии, и понимал, что даже по меркам его времени это было грандиозно.

Выйдя на поверхность, они оказались в самом сердце Москвы. Прямо перед ними, на Красной площади, высился Мавзолей Ленина. В 1938 году он был еще не гранитным, а деревянным, ступенчатым, облицованным темно-красным дубом и серым лабрадоритом. Он выглядел более строгим и монументальным, чем его известный поздний вариант.

Очередь была довольно длинной, люди двигались молча и сосредоточенно. Они встали в хвост. Через несколько минут к ним подошел пожилой мужчина в очках и скромном пальто.

— Простите за беспокойство, — вежливо сказал он. — Вы… не Лев Борисов? Тот самый, кто пенициллин создал?

Лев, удивленный, кивнул.

— Да, я Борисов.

— Узнал по фотографии в «Известиях»! — обрадовался незнакомец. — Позвольте пожать вам руку! Вы делаете великое дело! — Он обернулся к людям в очереди. — Товарищи, пропустите, пожалуйста! Это Лев Борисов, наш ученый, светило медицины!

Лев смущенно пытался отнекиваться, но люди, с интересом и уважением глядя на него, расступились. Сашка, сияя от гордости, шептал ему в ухо: «Видишь, Лева? Видишь? Тебя уже в лицо узнают!».

Минут через пятнадцать они уже выходили из Мавзолея. Оба были под глубоким впечатлением, но от разных вещей. Сашка от самой атмосферы священного для советского человека места. Лев же от щемящего чувства соприкосновения с историей, которая для него была уже прошлым.

Наконец, они подошли к зданию Наркомздрава. Монументальное, солидное строение. Их пропустили после проверки документов. В кабинете Михаила Фёдоровича Болдырева пахло деревом, бумагой и лампадным маслом. Сам нарком здравоохранения, мужчина лет пятидесяти с умным, аскетичным лицом и внимательными, уставшими глазами, сидел за массивным столом. Он был в простой гимнастерке, но держался с природной авторитетностью.

— Лев Борисович, проходите, — он жестом указал на стулья. Его взгляд скользнул по Сашке. — И вашего товарища я знаю, организатор Александр Морозов, кажется.

— Михаил Фёдорович, благодарим за возможность встречи, — начал Лев, занимая место.

— Не благодарите, — сухо парировал Болдырев. — Я читал ваши отчеты и письма Жданова с Ермольевой. Вы либо гений, либо фантазер. Давайте разберемся. Излагайте. Но кратко, время не резиновое.

Лев был готов к такому приему. Он изложил суть: необходимость промышленного производства витаминов B1, C, D для армии, стратегическое значение сульфаниламидов, опережающих немецкие разработки, важность нового ЭКГ для диагностики в госпиталях. Он говорил четко, с цифрами, ссылался на успехи на учениях.

Болдырев слушал, изредка делая пометки в блокноте.

— Понимаю необходимость, Борисов. Но бюджет страны не резиновый. У нас в деревнях до сих пор с цингой борются, школы в бараках строят, промышленность требует инвестиций. Вы просите средств, как на небольшой завод. Докажите, что это не просто блажь ученых.

И тут в разговор мягко, но уверенно вступил Сашка.

— Михаил Фёдорович, разрешите? Мы ведь не просто просим деньги. Мы предлагаем выгодную инвестицию. — Он отодвинул папку с отчетами и положил на стол другой документ. — Вот сводка по валютной выручке от экспорта «Крустозина» и полевых капельниц за последний квартал. Цифры растут. Швеция, Турция, даже США интересуются. Если мы сейчас вложимся в витамины и новые сульфаниламиды, то через год мы будем не просители, а одни из главных поставщиков валюты для страны. Мы сможем сами финансировать свои исследования. Это самодостаточный проект.

Болдырев взял бумагу, внимательно изучил. В кабинете повисла напряженная тишина. Лев видел, как в глазах наркома идет борьба. Он понимал логику Льва, но его сдерживала реальность. Аргумент Сашки о валютной выручке был тем самым козырем, который мог переломить ситуацию.

Наконец, Болдырев отложил документ.

— Ваша настойчивость… и конкретика впечатляют. — Он тяжело вздохнул. — Но суммы, которые вы запрашиваете, слишком велики для моего единоличного решения. — Он посмотрел на часы. — Ждите здесь. Я схожу к Николаю Алексеевичу Петруничеву, заместителю председателя СНК. Сейчас же. Дело срочное, и, судя по всему, важное.

Он встал и вышел из кабинета, оставив их в одиночестве с тикающими настенными часами.

Прошло полчаса. Лев и Сашка молча сидели, изредка перекидываясь фразами.

— Как думаешь, прокатит? — тихо спросил Сашка.

— Аргументы железные, — так же тихо ответил Лев. — Но в большой политике логика не всегда побеждает. Ждем.

Еще через полчаса Болдырев не возвращался.

— Что-то долго, — забеспокоился Сашка. — Не похоже, чтобы отшили сразу. Значит, спорят.

Лев кивнул. Эта неизвестность была хуже любого отказа.

Через час они решили, что сидеть без дела невыносимо. Оставив записку секретарю, что вернутся через два часа, они вышли на улицу. Нервы были натянуты как струны, и им требовалась передышка.

— Пошли в «Арагви», — предложил Лев. — Нужно подкрепиться перед возможным продолжением.

Ресторан грузинской кухни «Арагви» располагался в здании бывшей гостиницы «Дрезден» на улице Горького. Попасть туда «с улицы» было практически невозможно, но фамилия «Борисов» снова сработала как волшебный ключ. Швейцар, с почтительным поклоном пропустил их внутрь.