— Лёва, с каучуком для трубок к капельницам договорились. Через Торгсин, партия к пятнице будет. — Он положил на край стола папку с отчетами. — А по ЭКГ что? «Светлана» ждет уточнений. Завод-то серьезный, не любят, когда техзадание долго идет.

Лев ткнул пальцем в чертеж.

— Сам поеду к ним. Этот аппарат не просто ящик с лампочками. Если мы сейчас заложим в него правильную логику, он будет двадцать лет спасать жизни в госпиталях. Инженерам надо объяснить не «что», а «зачем». Иначе сделают так, как привыкли, а не так, как нужно.

Сашка кивнул, его не нужно было долго уговаривать. Он давно понял, что странная дотошность Льва в мелочах в итоге всегда выстреливает большими результатами.

— Понял. Тогда я пока с Мишей разберусь по новым партиям питательных сред. Говорит, какой-то новый агар-агар ему нужен, как морская трава. Где я ему морскую траву в феврале в Ленинграде найду?

Лев усмехнулся.

— Скажи, пусть покопает литературу по синтетическим полимерам. Может, найдем замену и агару, и не только ему. — В голове мелькнула мысль, острая и бесполезная. Пластмасса… Полипропилен, полиэтилен… Знаю только названия, общие принципы. Как же я тебе, Миша, объясню, что такое катализатор Циглера-Натта, если его изобретут только через пятнадцать лет? Придется семена бросать в почву и надеяться, что прорастут.

Служебный «ГАЗ-М1» пробивался сквозь февральскую слякоть. Лев смотрел в запотевшее стекло. На стене промерзшего дома алел плакат: «Трудящиеся, изучайте дело противовоздушной и противохимической обороны!» Суровые буквы врезались в серую штукатурку.

Шофер, Николай, бывалый человек с орденом «Красного Знамени» на потертой кожанке, покрутил ручку настройки приемника. Диктор вещал о положении на Дальнем Востоке, голос был металлическим и бесстрастным.

— … новые попытки японских милитаристов проверить на прочность рубежи нашей Родины…

Николай хмыкнул, не отрывая глаз от дороги.

— Опять эти самураи шебуршатся. Места себе не находят и с немцам, слышь, тихо не сидится. В Австрии у них там дела творятся, нехорошие. Чует мое сердце, Гитлер эту Австрию к себе прибрать норовит.

Лев молча кивнул. До Аншлюса считанные недели, а там Мюнхенский сговор, Чехословакия… Пружина сжимается, туго-натуго, времени все меньше.

Он смотрел на мелькавшие за окном фигуры ленинградцев: озабоченные, торопливые, деловые. Женщины с сетками-авоськами, мужчины в телогрейках. Они строили метро, возводили новые цеха, учились на рабфаках. Они верили в светлое завтра, а он знал, какое кровавое сегодня их ждет. Груз этого знания давил порой сильнее любых бюрократических преград.

Проходная завода «Светлана» встретила их строгой проверкой. Завод был флагманом электронной промышленности, кузницей кадров и передовых технологий. Здесь делали все, от радиоламп до сложнейших измерительных приборов.

Инженер Кривов, мужчина лет сорока в очках и идеально чистом халате, проводил Льва в цех. В воздухе пахло озоном, канифолью и металлом.

— Так, товарищ Борисов, — Кривов разложил на верстаке их чертежи. — Шесть стандартных отведений это понятно. Механизм переключения сложно, но выполнимо. А вот ваши… грудные отведения. Объясните еще раз, для чего это? Аппарат усложняется в разы. Вес растет. Надежность падает.

Лев подошел к стенду, где стоял прототип старого ЭКГ.

— Представьте, товарищ Кривов, что сердце это дом. Стандартные отведения это как смотреть на него с улицы. Вы видите общий вид, горит он или нет. А грудные отведения это как заглянуть в каждое окно. Вы видите, в какой именно комнате пожар. — Он посмотрел инженеру прямо в глаза. — Сейчас от инфаркта миокарда умирают, потому что мы не можем его вовремя и точно диагностировать. Ваш аппарат позволит это делать. Он будет показывать то, что раньше было скрыто. Он будет спасать тех, кого раньше считали безнадежными, особенно молодых бойцов, на фронте.

Кривов снял очки, задумчиво протер стекла.

— «В каждой комнате»… — протянул он. — Выразительно, понятно, но вес… И самописец, чернильный… Тряска, мороз, все течет, все пачкает.

— А если попробовать не чернила? — осторожно предложил Лев. — Есть же самозатемняющаяся бумага для чертежей? Принцип другой, нагрев. Подумайте в эту сторону.

Инженер вдруг улыбнулся, его скепсис растаял, уступив место азарту изобретателя.

— Понял. Задача ясна. Сложная… но интересная. Сделаем, товарищ Борисов. Сделаем такой аппарат, чтобы он и впрямь в каждый оконце заглядывал.

Возвращался Лев в лабораторию с чувством небольшой, но важной победы. В лаборатории пахло знакомо: спиртом, питательными средами и сладковатым запахом плесени. Зинаида Виссарионовна Ермольева, научный руководитель его лаборатории, стояла у термостата, изучая чашки Петри. Увидев Льва, она отложила лупу.

— Лев Борисович, как раз кстати. Смотрите. — Она протянула ему чашку. — Новый штамм. Активность «Крустозина» выросла на восемнадцать процентов.

Лев с искренним восхищением изучил узор из золотистых колоний. Это был настоящий прорыв, и заслуга Ермольевой была неоспорима.

— Зинаида Виссарионовна, это прекрасно. Но позвольте один вопрос… на будущее. Не кажется ли вам, что не только за бактериями будущее, а за целенаправленным химическим ударом? Вот смотрите, пенициллин, продукт жизнедеятельности гриба. А если создать вещество сразу с антибактериальными свойствами? Синтезировать его в колбе.

Ермольева нахмурилась, ее острый ум сразу ухватился за идею.

— Вы о чем? О «пронтозиле» Домагка? Так он в Германии, и данные скудные.

— Именно о нем, — кивнул Лев. — Но почему немцы должны быть впереди? У нас есть мощнейшая микробиологическая школа, ваш опыт. Сульфаниламидная группа… Структура, вроде бы, не архисложная. Может, стоит создать у нас группу и копнуть это направление? Чтобы не догонять, а сразу обогнать.

Ермольева задумалась, ее взгляд стал отстранённым. Лев видел, как в ее голове уже выстраиваются возможные схемы синтеза, ставятся мысленные эксперименты.

— Обогнать… — протянула она. — Это сильное слово. Но идея… Идея имеет право на жизнь. Я посмотрю литературу. Спасибо, Лев Борисович, что направляете мысль в нужное русло.

Дома пахло щами и свежим хлебом. Идиллия, за которую он готов был бороться. Катя укладывала Андрюшу, в столовой Борис Борисович, сняв китель, читал «Правду». Анна Борисовна накладывала на стол. Они теперь были частыми гостями.

— Ну как, директор, твой прорывной кардиограф? — поинтересовался отец, откладывая газету.

— Движемся потихоньку, — Лев разлил суп по тарелкам. — Инженеры «Светланы» люди с головой, быстро поняли суть.

— Это хорошо, — строго сказал Борис Борисович. — Потому что страна сейчас остро нуждается в головах и руках, которые умеют делать нечто большее, чем просто выполнять план. Ситуация на границах… — Он помолчал, выбирая слова, дозволенные к произнесению вслух даже дома. — Япония все делает набеги в поисках бреши границ, это цветочки. В Германии всерьез говорят о «жизненном пространстве» на Востоке. Австрия, судя по всему, следующая на очереди. Все очень быстро развивается сынок. И в такой момент каждая твоя спасенная жизнь на счету. Армии нужна будет не просто медицина, а передовая медицина: быстрая, умная и массовая.

— Мы работаем над этим, папа, — тихо сказал Лев.

— И не только над пенициллином, надеюсь, — добавила Анна Борисовна. — В поликлинике поток воспалений легких, ангин… Люди гибнут от банальных инфекций, хотя и кратно меньше.

После ухода родителей в гостиную Лев остался с Катей на кухне. Она мыла посуду, он сидел за столом, глядя на запотевшее окно.

— Отец прав, — сказал он наконец. — События развиваются стремительно. И нужно думать не только о прорывных вещах вроде пенициллина, но и о массовых. О самых простых, но от того не менее важных.

Он замолчал, в голове всплывали обрывки знаний из прошлой жизни. Лекции в меде, споры на форумах… «Профилактический прием витаминов при сбалансированном питании здоровому человеку не нужен». Золотые слова! Но какое сбалансированное питание может быть в окопе? Булка хлеба да кружка кипятка? Цинга, бери-бери, рахит… Они косили людей не менее эффективно, чем пули.