Он достал из внутреннего кармана пиджака свой потертый блокнот в кожаном переплете. «План „Скорая“». Открыл его на последней заполненной странице. Взяв карандаш, он медленно, с чувством глубокой ответственности, вывел под последними пунктами:

'1938-й год: мы создали фундамент. Мы доказали, что можем не только изобретать, но и налаживать, тиражировать, обучать. Мы получили мировое признание и укрепили тыл.

1939-й: мы должны возвести стены. Превратить разработки в конвейеры, гипотезы в стандарты лечения. Гроза близка. Теперь счет идет на месяцы.'

Он закрыл блокнот. За окном начинался новый день.

Катин кабинет, до этого пустующее помещение, теперь был заставлен ящиками и стопками бумаг. В воздухе витал запах чернил, свежей типографской краски и легкого, едва уловимого аромата духов Даши.

— Итак, коллеги, — Катя, стоя перед небольшим коллективом лаборанток и младших научных сотрудников своего отдела, положила ладонь на стопку папок. — С сегодняшнего дня координацию всей нашей документации по клиническим испытаниям берет на себя Дарья Сергеевна Орлова. Она утверждена моим заместителем.

Даша, стоя рядом, слегка выпрямилась, пытаясь скрыть волнение. На ней была не привычная белая медицинская форма, а строгая темная юбка и светлая блузка.

— Даша не только блестящая медсестра, прошедшая с нами огонь и воду, — продолжала Катя, — но и обладает тем самым системным мышлением, которого нам так не хватало в бумажной работе. Все текущие вопросы по протоколам к ней.

Когда короткое собрание закончилось и сотрудники разошлись, в кабинете остались они вдвоем. Катя с облегчением опустилась в свое кресло.

— Спасибо, что согласилась, Даш. Без тебя я бы тут одна захлебнулась в этих «бумажках». Лев требует к двадцатому числу сдать все в Мечникова. Январь старт испытаний.

— Я сделаю все, что в моих силах, Екатерина Михайловна, — серьезно ответила Даша, подходя к столу.

— Хватит этого, — Катя махнула рукой. — Когда мы одни просто Катя. Садись, начнем с самого сложного, с димедрола.

Они погрузились в работу. Даша с поразительной скоростью и аккуратностью заполняла графы в черновиках протоколов, сверяясь с химическими формулами, которые ей предоставил Мишин отдел.

— Так, — говорила Катя, просматривая ее записи. — Для аллергических реакций предлагаем стартовую дозу в десять миллиграмм. Но обязательно прописываем пункт о возможной сонливости, как говорил Лев. Это критично для водителей, машинистов, да и для рабочих у станка.

— А здесь, — Даша переложила перед Катей другой лист, — протокол для премедикации. Перед хирургическими вмешательствами, в комбинации с будущим промедолом, так же со слов Льва Борисович. Дозировку нужно согласовать с анестезиологами в Мечникова.

— Верно. Выдели это красным карандашом. Отдельным приложением.

Они перешли к «Норсульфазолу». Даша разложила таблицы предполагаемых инфекций: от пневмонии до рожистого воспаления, с колонками для дозировок, длительности курса и контроля за функцией почек.

— Профессор Постовский настоял на этом пункте, — показывала Даша на строчку, обведенную чернилами. — Обильное щелочное питье для профилактики кристаллурии. Без этого применение небезопасно.

Катя кивнула, с удовлетворением глядя на подчиненную. Даша не просто переписывала данные, она вникала, анализировала, видела потенциальные проблемы.

— Теперь витамины, — Катя отодвинула стопку с сульфаниламидами и потянула к себе новую папку. — Здесь проще, но масштабнее. Программа профилактики авитаминозов на трех заводах. Нужно расписать график выдачи, формы контроля, опросные листы для рабочих.

— Я уже подготовила черновик, — Даша достала из нижнего ящика стола аккуратно исписанные листы. — По аналогии с тем, что мы делали для «Юного санитара». Только упрощенно. Рабочий не будет заполнять сложные анкеты.

Дверь в кабинет тихо открылась. На пороге стоял Лев. Он несколько секунд молча наблюдал за ними: Катя, склонившаяся над схемой, и Даша, быстро перебирающая бумаги с сосредоточенным выражением лица.

— Как продвигается? — тихо спросил он, чтобы не спугнуть их рабочее настроение.

Катя вздрогнула и подняла на него усталые, но сияющие глаза.

— Продвигается, Лёва. К сроку успеем. Даша просто находка. Если бы не она, я бы до сих пор с одним только димедролом разбиралась.

Лев одобрительно кивнул, его взгляд скользнул по аккуратно разложенным папкам.

— Отлично. Двадцатое число железно. В январе начинаем. От успеха этих испытаний зависит, пойдут ли наши препараты в серию до… — он не договорил, но все в комнате поняли, до того, как начнется по-настоящему.

Он вышел так же тихо, как и появился. Даша выдохнула, сняв напряжение.

— Он всегда такой… собранный?

— Не всегда, — улыбнулась Катя, снова погружаясь в бумаги. — Но сейчас на всех нас давит один и тот же груз. Ты быстро к этому привыкнешь. Главное не забывать, что за всеми этими бумагами стоят реальные люди. И наша задача чтобы эти бумаги помогли им выжить, а не похоронили их в бюрократии.

Она отложила папку и посмотрела на Дашу внимательнее.

— А с Мишей у тебя как? Не сказывается на отношениях? Работа в одном месте, да еще и в таком напряжении?

Даша смущенно покраснела.

— Нормально… Он все дни в своей лаборатории, я тут. Видимся вечерами, иногда в столовой. Он такой… рассеянный стал после Нобеля. Все о своих колонках думает.

— Держись, — Катя положила руку на ее ладонь. — Это пройдет. Просто сейчас у него своя война, а у тебя своя. И вы оба делаете одно общее дело. Это и есть настоящая семья.

Лев вышел из кабинета Кати с чувством глубокого удовлетворения. Видеть, как слаженно работает механизм, который он когда-то создавал в муках и сомнениях, было лучшей наградой. Он медленно прошел по длинному коридору лаборатории, заглядывая в открытые двери.

Из отдела Миши доносилось равномерное гудение спектрографа и сдержанный спор двух химиков о полярности растворителей. В соседнем кабинете Сашка, сняв китель и закатав рубаху, лично помогал двум лаборантам взвешивать на огромных весах упаковки с только что прибывшими резиновыми трубками для капельниц. Он, поймав взгляд Льва, широко улыбнулся и показал большой палец.

Всё кипело. Строились те самые стены, о которых он писал в своем плане. Стены из дисциплины, технологий и человеческой преданности. Он задержался у стенда, где были вывешены те самые одобренные «Боевые листки санитара». Простые, доходчивые схемы, как наложить жгут, как сделать искусственное дыхание. Это было так же важно, как и сложный ЭКГ.

Он дошел до своего кабинета, налил себе крепкого чаю и сел за стол, собираясь углубиться в отчеты по витаминному заводу. Спокойное, рабочее утро. Этим утренним спокойствием и пришлось пожертвовать.

Дверь в кабинет отворилась без стука. На пороге стояла Марина Островская.

Она была в новой, идеально отутюженной форме младшего лейтенанта медицинской службы, сапоги сверкали, а волосы были убраны под пилотку с такой строгой геометрией, что, казалось, нарушь линию и она рассыпется. Ее поведение было выверено, как строевой шаг.

— Товарищ Борисов, — ее голос прозвучал металлически-четко, без единой эмоциональной ноты. — Военфельдшер Островская вернулась из командировки после Хасана и к исполнению обязанностей приступила.

Она сделала два шага вперед и положила на край его стола сложенный вдвое лист с печатью.

— Имею предписание от комбрига Иванова продолжить курирование выполнения госзаказа № 387-С.

Лев медленно отпил чаю и поставил кружку. Он не предложил ей сесть.

— Ясно. Докладывайте о результатах командировки.

— На маневрах 45-й стрелковой дивизии, — начала она, глядя в пространство чуть выше его головы, — апробированы предложенные вашим институтом турникетные жгуты и модифицированные системы для инфузий. Эффективность признана удовлетворительной. Снижение времени наложения жгута на семь секунд.