Она говорила сухо, по-штабному, но Лев видел, что гложет ее изнутри. Не провал на учениях, а личное поражение здесь, в этом кабинете. Ее глаза, холодные и красивые, скользнули по нему, пытаясь поймать его взгляд, найти слабину. Он видел в них не служебное рвение, а стальную, затаенную обиду и непоколебимое намерение эту слабину найти. Она была уверена, что он сломается.

— Однако, — продолжила она, — выявлены новые требования. Армии требуются утвержденные ТТХ для трех основных «пакетов» оснащения. — Она положила на стол еще одну папку. — Комплект ротного медика. Полевая лаборатория. Мобильный перевязочный пункт. Срок предоставления до 25 декабря.

— Пакеты уже в работе, — парировал Лев, даже не глядя на папку. — Тактико-технические будут готовы к сроку.

— Надеюсь, — ее губы тронула едва заметная, холодная улыбка. — Армия не любит ждать. И не терпит невыполнения приказов.

В этот момент дверь распахнулась с такой силой, что она ударилась о стену. На пороге стоял Сашка, красный от возбуждения и счастья, смахивая на могучего, румяного медвежонка.

— Лев! — выпалил он, не обращая внимания на Островскую. — С завода №2 докладывают: первая партия жгутов, пять тысяч штук, принята! Ящики грузят в эшелон прямо сейчас! Носилки и капельницы идут следом, к концу недели! — Он, наконец, заметил Островскую и ухмыльнулся ей с нескрываемым ехидством. — О, Марина Игоревна, здравствуйте! Как раз кстати. Вопрос по первому пункту ваших требований, можно сказать, закрыт. И с большим опережением графика.

Островская побледнела. Ее прежняя решимость не смогла скрыть легкую дрожь в уголках губ. Она резко кивнула, больше похоже на отрывистый поклон.

— Принято к сведению. Жду ТТХ по остальным позициям. До двадцать пятого.

И, не прощаясь, вышла, оставив в кабинете тяжелое, но уже побежденное напряжение.

Сашка проводил ее насмешливым взглядом и повернулся к Льву.

— Ну что, шеф? Справился с «угрозой»?

— Пока что да, — Лев наконец улыбнулся. — Справились… Спасибо, Саш.

— Да брось, — тот махнул рукой. — Это я тебе должен сказать спасибо. Пять тысяч жгутов, Лев! Это ж сколько крови удастся остановить?.. Ладно, побежал, там еще три вагона с бинтами встречать.

Он выскочил из кабинета, оставив Льва наедине с мыслью, что Сашка, как всегда, попал в самую суть. Речь шла не о цифрах в отчете, а о крови, которую не прольют.

После совещания в лаборатории воцарилась особая атмосфера: не просто рабочая суета, а сфокусированная, целеустремленная энергия. Из кабинета Кати доносился ровный гул голосов, она с Дашей проводила инструктаж для группы лаборантов, которым предстояло вести протоколы испытаний. В отделе Миши пахло паяльной кислотой и нагретым металлом: он с двумя инженерами колдовал над своим полевым фотоколориметром.

Лев прошелся по коридорам, наблюдая за этим кипением жизни. Он видел усталые, но одухотворенные лица. Эти люди работали на износ, и результаты были впечатляющими. Но он тоже чувствовал нарастающую усталость: в напряженных плечах, в тяжести век к концу дня. Они все выдыхались, а впереди был 1939-й год, несущий с собой обещание новых, еще более тяжелых испытаний.

Именно в этот момент, глядя на молодого лаборанта, задремавшего над микроскопом от изнеможения, Лев окончательно утвердился в своем решении. Им всем нужна была передышка. Не просто выходной, а настоящее событие, которое сплотит команду и даст им заряд перед новым рывком.

Лев подождал, пока стрелки на часах приблизятся к шести, и снял трубку аппарата. Несколько гудков, и на том конце провода раздался знакомый, твердый голос.

— Борисов.

— Отец, это Лев.

— Привет, слушаю тебя, сын. — В голосе Бориса Борисовича появились теплые нотки.

— У меня к тебе просьба, — Лев облокотился о стол. — Команда у меня на пределе. Люди работают без выходных, горят. К Новому году хочу устроить им настоящий отдых. Нужно снять на выходные, с двадцать седьмого по двадцать девятое, большую дачу. Чтобы разместились человек семьдесят. Где-то под городом.

На том конце провода повисла короткая пауза, заполненная лишь ровным гудением линии.

— Мысль здравая, — наконец произнес Борис Борисович. — Бойцов тоже нужно вовремя кормить и давать им поспать. Знаю один поселок, Сиверский. Там селится наша… научная и творческая интеллигенция. Есть несколько подходящих особняков. Думаю, смогу договориться об одном из них.

— Спасибо, отец. — Лев почувствовал, как с его плеч свалилась еще одна забота.

— Пусть отдохнут, — строго сказал Борис Борисович. — Но чтоб без эксцессов. Ты за них отвечаешь.

— Понимаю отец, без возражений.

Вечером дома, когда Андрюша уже спал, Лев поделился идеей с Катей. Она сидела на диване, закутавшись в плед, и читала медицинский журнал.

— Кать, я хочу на выходные перед новым годом всех вывезти на дачу в поселок Сиверский. Отец поможет с организацией.

Катя отложила журнал и посмотрела на него усталыми, но теплыми глазами.

— Это прекрасная идея, Лёва. Им всем это действительно нужно. И нам с тобой тоже, — она потянулась и положила руку ему на ладонь. — Мы все стали похожи на загнанных лошадей. Последний рывок перед праздниками… и потом такой подарок. Они этого не забудут.

На следующее утро Лев подозвал к себе в кабинет Сашку.

— Александр, готовься. Я решил устроить общий праздник для всего коллектива нашей лаборатории. На выходные едем на дачу в Сиверский. На тебе организация продуктов и всего остального, справишься?

Лицо Сашки расплылось в широкой, мальчишеской улыбке.

— Ого, хорошая идея Лев. Да ты что⁈ Конечно справлюсь! Я организую все по высшему классу! — Он уже потирал руки, в глазах загорелись огоньки. — Продукты, транспорт, музыка… О, Варьку с собой возьмем, она с хозяйством управится! Лев, да ты гений!

«Главное, без эксцессов» — напомнил себе Лев, а Сашка уже мчался вниз по лестнице, строя планы и бормоча что-то про мандарины и патефон.

Договорились, что детей, Андрюшу и Наташку на эти дни оставят с бабушками и дедушками, чтобы взрослые могли по-настоящему расслабиться. Мысль о предстоящем празднике витала в воздухе, заряжая всех новыми силами для завершения дел перед Новым годом.

Центральный рынок в предновогодние дни был подобен кипящему котлу. Гомон голосов, возгласы зазывал, мычание скотины где-то на задворках и пронзительный свист паровозов с соседнего вокзала сливались в единый симфонический гул. Сашка, сдвинув на затылок ушанку и сжимая в руке список, уверенно прокладывал путь через толпу, а Варя, кутаясь в шерстяной платок, едва поспевала за ним.

— Саш, ну куда ты прёшь как танк! — взмолилась она, уворачиваясь от корзины с живыми гусями.

— Не задерживаться, Варька! Надо все успеть! — отбрил он, останавливаясь у прилавка с копченостями. — Здравствуйте, гражданка! Дайте три окорока вот этих, самых жирных. А вообще, давайте четыре! И чтоб самые свежие!

Торговка, дородная женщина в фартуке, смерила его взглядом.

— Четыре, говоришь? А денег-то хватит?

Сашка с вызовом достал из внутреннего кармана толстую пачку.

— Хватит! Отпускайте товар, время дороже.

Заполучив окорока, он двинулся дальше. Варя, пока он торговался за бочку соленых огурцов, с ужасом подсчитывала в уме.

— Саш, ну нам же не роту кормить! — шептала она ему, дергая за рукав.

— Ага, — фыркнул он, — всего-то человек семьдесят, не считая поваров и официантов! Мелочь!

У лотка с цитрусовыми, где пахло так сказочно, он развернулся во всю свою мощь.

— Мандарины эти… — ткнул он пальцем в ящик с золотистыми плодами, — десять ящиков! И апельсинов пять! К новому году детям, значит, надо! — объявил он так громко, что окружающие обернулись. Продавец, тщедушный армянин, от изумления чуть не выронил весы.

— Десять⁈ Да ты что, гражданин! У меня весь-то запас…

— Знаю твой запас, Ованес! — Сашка подмигнул ему. — Со склада на Кузнечном тебе вчера двадцать ящиков привезли. Так что не разводи антимонию, грузи!