Лев слушал, скрестив руки на груди. Он видел не неудачу, а нормальный рабочий процесс. Наука это не только озарения, но и 99% упорного труда, проб и ошибок. Но время было слишком ценно, чтобы тратить его на все ошибки подряд.

Он подошел к доске, взял мел.

— Коллеги, спасибо за четкий доклад. Проблемы ясны. Давайте порассуждаем. Арсений Павлович, — он посмотрел на Ковалева, — вы абсолютно правы, мы можем повторить синтез Хоуорса. Но давайте подойдем к проблеме с другой стороны. Вы говорите, проблема на этапе восстановления. Что если мы изменим не катализатор, а… сам восстановитель? Вместо сернистого газа попробуем гипофосфит натрия в слабокислой среде? Или даже электролиз? Это должно дать более мягкое и контролируемое восстановление, без побочных процессов, которые дают вашу «кашу».

Ковалев замер, его глаза расширились. Он мысленно проигрывал реакцию.

— Гипофосфит… Да, это… это может сработать! Он селективен к нитрозной группе! Электролиз… это сложнее, но чище… Лев Борисович, вы гений! Это же надо было додуматься!

«Не додуматься, а просто знать», — с легкой грустью подумал Лев, вспоминая, что промышленный синтез витамина С в итоге пошел по пути, близкому к модифицированному методу Рейхштейна, где как раз использовалось каталитическое гидрирование. Но подтолкнуть их к этому через гипофосфит или электролиз — логичный и безопасный первый шаг.

Он повернулся к Мише и Кате.

— А вам, Михаил, насчет растворителя ваша идея верная. Но проблема, скорее всего, не в полимере, а в том, что у вас образуется смесь изомеров или рацемат. Они имеют очень близкую растворимость. Попробуйте не просто спирто-водную смесь, а дробную кристаллизацию с резким перепадом температур. Охлаждайте не постепенно, а сразу выносите на ледяную баню. И посмотрите литературу по разделению оптических изомеров с помощью виннокислых солей. Возможно, ключ там.

Миша уставился на Льва, его мозг уже прошивал предложенные условия.

— Дробная кристаллизация… Резкое охлаждение… Виннокислые соли для разделения энантиомеров… Да! Да, это имеет смысл! Мы же не проверяли оптическую активность! Катя, пойдем, надо все пересчитать и поставить новые опыты! — Он уже тянул за рукаву слегка ошарашенную Катю к выходу.

Через пятнадцать минут кабинет опустел. Лев снова остался один. Он подошел к окну. Во дворе грузовик разгружал новые автоклавы, за которыми Сашка лично ездил на завод. Рабочие, пыхтя, устанавливали тяжеленное оборудование. Было шумно, грязно и суетно. Но это был судьбоносный, созидательный хаос.

Он положил руку на холодное стекло. Финансирование было получено. Триумф отгремел. Теперь начинались будни: трудные, напряженные, полные препятствий. Но он был готов. У него была команда. У него был дом. У него была цель.

Самое сложное было не начинать. Самое сложное продолжать, день за днем, не сбавляя темпа. И он знал, что не сбавит. Потому что время было их главным противником. И оно неумолимо утекало.

Апрельский вечер медленно опускался на Ленинград, окрашивая небо в сиреневые тона. В квартире Борисовых на Карповке пахло свежей выпечкой и домашним уютом. Андрюша, устроившись на коленях у деда, Бориса Борисовича, с серьезным видом пытался засунуть ему в рот деревянную ложку.

— Нет уж, внучек, это твой секретный инструмент, — с непривычной мягкостью сказал отец, аккуратно отводя руку внука. — У меня свой есть.

Анна Борисовна, наблюдая за этой сценой с дивана, где она сидела рядом с Катей, улыбалась. Ее лицо, обычно хранившее следы вечной усталости от больничных будней, сейчас светилось безмятежным спокойствием.

— Смотри-ка, Боря, он у тебя уже инспекцию проводит, — пошутила она.

— Зря смеешься, — отозвался Борис, но в его глазах тоже плескалось неподдельное умиление. — Мужчина растет. Надо ему саблю деревянную к лету сделать. Для стратегических маневров в песочнице.

Лев, разливая по бокалам крепкий, душистый чай, чувствовал, как накопленное за неделю напряжение понемногу отступает. Эти редкие, тихие вечера с родителями становились для него островком нормальности в бушующем море дел, тревог и ответственности.

— Как дела на фронте медицинской науки? — спросила Анна, принимая из рук сына бокал.

— По всем направлениям наступление, — устало улыбнулся Лев. — Иногда кажется, что мы бежим впереди паровоза, а он вот-вот догонит и переедет.

— С финансированием-то проще стало? — вступил в разговор Борис Борисович, усаживая Андрюшу на ковер рядом с пирамидкой.

— И да, и нет, — честно ответил Лев. — Деньги есть. Но их сразу же разобрали на проекты, как голодные крокодилы… ну или саранча, — поправился он, заметив недоуменный взгляд отца. — Теперь каждый отдел требует больше, лучше, дороже. Спектрографы, автоклавы, дополнительные руки…

Борис Борисович кивнул, его лицо приняло привычное, сосредоточенно-строгое выражение.

— Так и есть, Лёва. Большие деньги это не свобода, это большая ответственность и, главное, большое внимание. К тебе теперь относятся как к директору крупного, стратегически важного предприятия. За тобой выстроится очередь: одни с протянутой рукой, другие с каленым железом. Проверяющие из Наркомздрава, ревизоры из Наркомфина… Документы должны быть идеальными, а сроки железными. Любая оплошность, любая бумажка, подписанная не глядя, будет стоить тебе репутации. А в наше время репутация это не просто слово.

Он помолчал, давая словам усвоиться.

— И еще. Не распыляйся. Выбери два-три главных, самых важных направления и бей в одну точку. Остальное по остаточному принципу. Критически важное в приоритет. Перспективное, но не срочное — в резерв. Нельзя тянуть на себе все повозки сразу. А то сломаешься.

— Я стараюсь, отец, — вздохнул Лев. — Но трудно. Каждая задача кажется критической.

— Учись. Руководитель это не Дед Мороз, чтобы всем раздавать подарки. Ты командующий. И от твоих решений, кому дать резервы, а кому отказать, зависят жизни. Говоря о жизни… — Борис Борисович понизил голос, хотя кроме своих в комнате никого не было. — В верхах чистка продолжается. Ты наверно слышал…

Лев насторожился. Катя и Анна тоже перестали перешептываться.

— Пятнадцатого марта расстреляли Ягоду, — почти без интонации произнес Борис. — Того самого. Теперь очередь за его преемником. Наши копают под Ежова.

В комнате повисла тяжелая пауза. Даже Андрей, почувствовав напряжение, перестал стучать в ладоши и уставился на взрослых.

— Николай Иванович? — негромко переспросила Катя. Ее лицо побледнело. Она помнила времена, когда имя этого человека вселяло ужас в миллионы.

— Он самый, — кивнул отец. — Нарком, который боролся с «врагами народа», возможно сам окажется врагом. Впрочем, это не наше с тобой дело, Лёва, — он строго посмотрел на сына. — Твое дело это твоя лаборатория. Твои шприцы, твои лекарства. Будь как капитан на мостике корабля в шторм. Не смотри на волны, смотри на компас и веди свой корабль. Чем лучше ты это делаешь, тем прочнее твоя позиция. Твои успехи они как броня. Но помни: броня не делает тебя неуязвимым. Она просто дает шанс.

Разговор постепенно перешел на более спокойные темы: здоровье Анны Борисовны, новые успехи Андрюши, который начал пытаться ползать, городские новости. Борис рассказал о торжественной встрече в Москве полярников с Папанинской экспедиции. Это была светлая, объединяющая новость, которой гордилась вся страна.

Проводив родителей, Лев и Катя еще некоторое время молча убирали со стола.

— Что ж творится… Тебе не страшно, Лёв? — тихо спросила Катя, ставя тарелки в мойку.

Лев обнял ее за плечи.

— Не совсем так. Скорее я чую еще большую ответственность. Отец прав. Я должен быть не ученым в башне из слоновой кости, а командующим. А командующие не имеют права бояться. Они должны принимать решения.

Позже, когда Катя уснула, прикорнув на диване с книгой, а Андрей сладко посапывал в своей кроватке, Лев заперся в кабинете. Он достал из потайного ящика стола толстую, в кожаном переплете тетрадь. На обложке было выведено «План „Скорая“».