Он перечитал свои старые, наспех набросанные тезисы, которые казались ему тогда абстрактными кошмарами из другого времени:

*«1. Массовая гибель медиков на поле боя. Санитаров, врачей целят в первую очередь. Нужно: а) Знак Красного Креста — не защита, а мишень. Искать альтернативы? б) Ускоренная подготовка санитаров-добровольцев. в) Защита для хирургов полевых госпиталей?»*

«2. Эвакуация раненых. Санитарный транспорт, недостаток анестетиков в пути. Шок при транспортировке.»

«3. Эпидемии. Вши, тиф, дизентерия. Разработать мощные инсектициды, упрощенные методы обеззараживания воды.»

*«4. Психологические травмы. „Контузия“. Не лечили вообще. Нужна хоть какая-то система.»*

Некоторые пункты уже обретали плоть. По пенициллину и сульфаниламидам работала Ермольева, по переливанию — своя группа. Но другие висели мертвым грузом. Он взял карандаш и вывел новый, четкий тезис:

«5. АНАЛЬГЕТИКИ. Острая нехватка морфия. Синтетический заменитель — Промедол? И неплохо бы хотя бы ибупрофен до кучи начать делать.»

Взгляд снова уперся в пункт один. «Гибель медиков». Эти слова жгли бумагу. Он не мог просто констатировать факт. Он должен был действовать. Но как? Одиночка, даже гениальный, ничего не изменит. Нужна система. Нужны люди. Особые люди. Ученые, организаторы, практики.

Он закрыл тетрадь. Решение созрело. Завтра же он начнет закладывать следующий камень в фундамент своего плана спасения.

Кабинет профессора Жданова в стенах Ленинградского Медицинского института всегда был для Льва местом силы. Здесь пахло старыми книгами, качественным табаком и интеллектуальной смелостью. Дмитрий Аркадьевич, несмотря на свою молодость для профессорского звания, был одним из немногих, с кем Лев мог говорить почти на равных.

— Ну, рассказывай, коллега, — Жданов откинулся в кресле, выпуская струйку дыма из дорогой, на тот момент, папиросы «Казбек». — Как Москва, какие впечатления. Метро опробовал, говоришь? Подземные дворцы для трудового народа… Зрелище, должно быть великолепное.

Лев, удобно устроившись в кожаном кресле напротив, с удовольствием делился впечатлениями. Рассказал и про роскошь «Арагви», и про аскетичное величие деревянного Мавзолея, облицованного лабрадоритом. Да про встречу с Булгаковым не забыл упомянуть.

— Да, — кивнул Жданов, когда Лев закончил. — Страна страна растет, чего уж тут. И сам я давненько Москву не навещал, все в заботах… Ермольеву встречал, поздравлял с финансированием. Молодец ты. Вырвал у государства солидный кусок. Теперь главное не подавиться им. — улыбнулся он

— Об этом и речь, Дмитрий Аркадьевич, — Лев перешел к сути визита. — Деньги есть, но время сжимается. Нужны не просто сотрудники, а таланты. Люди с горящими глазами и холодным умом.

— Есть кто-то конкретный на примере? — Жданов притушил папиросу.

— Химик-органик. Молодой и перспективный. Я присмотрел одного в Москве, Николай Простаков. Работает в институте органической химии, публикации сильные, но, по слухам, ступил на пятки какому-то маститому академику. Карьерный потолок. Мой прагматик Сашка пытался его «купить», предлагал хорошую зарплату, квартиру служебную. Но не вышло. Говорит, «не в деньгах счастье». Видно, не с той стороны я к нему пытался зайти.

— Так а что ты, собственно, от него хочешь? — с интересом спросил Жданов.

— Я хочу создать в структуре СНПЛ-1 отдел синтетических анальгетиков. Для войны. Морфия не хватит на всех раненых. Нужен свой, советский, сильный и не вызывающий привыкания анальгетик. Я хочу предложить Простакову возглавить это направление. Дать ему не просто работу, а лабораторию, ресурсы, команду и стратегическую задачу государственной важности. Но моего имени и авторитета для такого шага, видимо, маловато. Хотя возможно он и просто оскорбился предложением.

Жданов долго молчал, глядя в окно, за которым медленно плыли апрельские облака. Его лицо было непроницаемым. Затем он резко повернулся, взял со стола тяжелую черную телефонную трубку.

— Агата, соедините меня с Москвой, Институт органической химии имени Зелинского. С директором. Да, я жду.

Лев замер. Он не ожидал такой скорости.

Раздался щелчок. Жданов изменил голос. Он стал не просто официальным, а властным, стальным.

— Николай Иванович Шуйкин? Жданов Дмитрий Аркадьевич беспокоит. Здравствуйте. Да, спасибо, все в порядке. Слушайте, мне нужен ваш сотрудник, Простаков Николай Сергеевич. Нет, не консультация. В Ленинграде Лев Борисов, вы, наверняка, слышали его имя, разворачивает новое направление — синтез анальгетиков для нужд обороны. Простаков нужен ему лично. Для руководства отделом. Так что готовьте документы для перевода. Командировку и все формальности оформлю я со своей стороны. Да, я понимаю. Да, но приоритеты меняются. Спасибо за понимание.

Он положил трубку, не дав директору возможности для возражений. Пальцы вновь набрали номер.

— Соедините с лабораторией, с товарищем Простаковым. Да.

Пауза затянулась. Лев видел, как Жданов смотрит в пространство, собирая в кулак всю свою волю и авторитет.

— Простаков Николай Сергеевич? С вами говорит профессор Жданов. Из ЛМИ. Да, тот самый. Слушайте меня внимательно. В Ленинграде Лев Борисов создает новое направление, синтез анальгетиков для фронта, которого еще нет, но который неизбежен. Он просит вас лично. Это не предложение о работе. Это предложение возглавить отдел. Бросьте все, что можете бросить. Приезжайте завтра же. Командировку и все необходимое оформлю я. Вам нужно будет только быть здесь. Вопросы есть?.. Нет? Отлично. Ждем вас.

Он повесил трубку. В кабинете воцарилась тишина.

— Но… вы же с ним лично не знакомы? — осторожно спросил Лев.

— А зачем? — Жданов снова достал портсигар. — Таланты не привлекают, Лев. Их мобилизуют. Особенно в такое время. И для такой цели. Я ему не сладкие пряники сулил. Я ему бросил вызов. И дал шанс. Настоящий талант всегда выберет вызов и шанс вместо теплого, но тесного угла. Он будет здесь завтра-послезавтра. Готовьте ему лабораторию и готовьтесь встречать.

Лев вышел из кабинета Жданова с чувством, что только что увидел мастер-класс по управлению реальностью. Он не просил, не уговаривал. Он констатировал факт и ставил задачу. И мир подстраивался под его волю. Этому, понимал Лев, ему еще предстояло учиться.

На следующий день в кабинете Льва собралось ядро команды: Сашка, Катя, Миша и Арсений Ковалев. В воздухе висело ожидание. Все знали о визите «московского гостя».

Когда дверь открылась и в кабинет вошел Николай Простаков, первое впечатление было обманчивым. Молодой человек, лет двадцати, в скромном, чуть поношенном костюме, с робкой, почти застенчивой улыбкой. Но за стеклами очков глаза горели цепким, живым интеллектом.

— Коллеги, знакомьтесь, Николай Сергеевич Простаков, — представил его Лев. — С сегодняшнего дня он возглавляет в нашей структуре новое направление — отдел синтетических анальгетиков.

Сашка, прагматик до кончиков пальцев, оценивающе осмотрел нового сотрудника. Катя с любопытством изучала его лицо. Миша, погруженный в свои мысли, кивнул вежливо, но без интереса. Ковалев скептически хмыкнул — еще один претендент на новые ресурсы.

— Николай Сергеевич, — Лев подошел к доске. — Задача вашего отдела сформулирована на государственном уровне. Критически важная. Нам нужен свой, советский, мощный анальгетик. Морфий дорогой, вызывает зависимость, и его не хватит. Вы должны создать синтетический препарат, не уступающий ему по силе, но лишенный этих недостатков.

Простаков слушал, затаив дыхание. Его скромность куда-то испарилась, осталась лишь сосредоточенная серьезность.

— Это возможно, — тихо сказал он. — Есть работы в Германии, в США… Но путь долгий. Годы проб и ошибок.

— У нас нет столько времени, — жестко парировал Лев. — У нас есть месяцы. Максимум год. Поэтому мы не будем искать вслепую.

Он взял мел и провел на доске несколько лаконичных формул, общие контуры молекул.