Последней появилась она. Марина Островская. В форме младшего лейтенанта медицинской службы, с идеально уложенными волосами и подчеркнуто безупречным видом. Ее взгляд скользнул по Льву, холодный и официальный.

— Всем доброе утро. Задачи согласованы с командованием корпуса, — сказала она, не протягивая руки. — Готова оказать любое содействие вашей группе.

Лев кивнул, чувствуя, как под маской равнодушия у него сжимаются мышцы живота. Игра начинается.

Самолет с грохотом покатился по взлетной полосе. Лев вжался в сиденье, глядя в крошечное иллюминатор. Мир за бортом поплыл, затем резко ушел вниз. Ленинград, Катя, Андрей, вся его жизнь, все это осталось там, в уменьшающемся пятне города. Теперь его реальностью стал гул моторов и холодный взгляд женщины, которая, возможно, знала его самую страшную тайну.

Перелет был долгим и утомительным. Часы растягивались в бесконечность. Леша, в конце концов, сдался. Его мутило, и он, бледный, сидел с закрытыми глазами. Лев предложил ему укол димедрола, но тот отказался. Лев то и дело пытался читать, но слова расплывались перед глазами.

Он наблюдал за своими спутниками. Родионов, казалось, мог сидеть так вечно. Неподвижный, как скала, его взгляд был обращен внутрь себя. Волков временами вставал, подходил к иллюминатору, что-то высматривая, затем возвращался на место. Островская делала вид, что спит, но Лев видел, как напряжены ее веки.

Пытаясь разрядить обстановку, Леша, когда ему стало немного лучше, попробовал рассказать анекдот про чукчу. Волков едва заметно улыбнулся. Родионов не изменился в лице. Островская сделала вид, что не слышит.

Лев, преодолевая внутреннее сопротивление, решил заговорить с Родионовым.

— Вы давно в органах, Игнатьич? — спросил он, используя отчество, чтобы сократить дистанцию.

Родионов медленно перевел на него свой тяжелый взгляд.

— Уже достаточно, чтобы понимать, что любая война это бардак. Главная задача — минимизировать потери. В том числе наших бойцов. — Игнатьич довольно сухо ответил.

— А японцы? Какие они? Что про них скажете?

— Японцы… Они упрямые и дисциплинированные. В атаку идут фанатично, на пулеметы лезут без страха. Артиллерия у них послабее нашей, но авиация все равно грозная. И снайперы… — он сделал небольшую паузу, — снайперы у них отличные. Охотятся за командирами, за связистами. За такими, как вы, товарищ Борисов. Вас давно во всем мире знают, не просто так мы с вами.

Лев почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он был не просто ученым в зоне боевых действий. Он был еще и мишенью.

Островская, воспользовавшись паузой, встряла в разговор.

— Товарищ Борисов, как продвигаются работы по новым антигистаминным препаратам? В полевых условиях они были бы весьма кстати, учитывая пыль и цветение местных растений.

Вопрос был задан вежливо, по-деловому. Но Лев почуял подвох. Она проверяла его, пыталась заставить говорить, выдать что-то лишнее.

— Работы идут по плану, товарищ лейтенант, — сухо ответил он. — Димедрол готов к массовому производству. Думаем над следующими поколениями.

— А надолго ли хватит этих 'следующих поколений? — не отступала она, и в ее глазах вспыхнул знакомый ему огонек. — Год? Два? Или… больше?

Она смотрела на него прямо, и Лев понял, это не вопрос, а вызов. Она напоминала ему, что знает о его «особых» знаниях.

— Настолько, насколько потребуется Родине, — отрезал Лев, отворачиваясь к иллюминатору. — Сейчас не время и не место для научных дискуссий.

Он видел, как скулы Островской напряглись от обиды и злости. Хорошо, пусть злится. Главное держать ее на расстоянии. А дальше решение найдется.

После промежуточной посадки и дозаправки в Свердловске они снова поднялись в воздух. Следующей остановкой была Чита.

Чита встретила их суетой и хаосом. Штаб фронтовой группы, которым командовал командарм 2-го ранга Штерн, был похож на развороченный муравейник. Командиры с портфелями бежали по коридорам, телефоны звонили не умолкая, из-за дверей доносились отрывистые, взволнованные голоса.

Их провели в кабинет к высокому, худощавому командиру с уставшим, но умным лицом. Это был сам Штерн. Он бегло просмотрел их документы.

— Борисов… — произнес он, поднимая на Льва глаза. — Знаю, знаю, наслышан о вас. Ваши шприцы и капельницы уже здесь работают. — Он отложил бумаги. — Вам в 57-й особый. Товарищ комдив Жуков сейчас там наводит порядок. Будьте готовы, он человек… резкий. Но дело свое знает. Военврач 3 ранга Медведев, начмед корпуса, вас встретит на месте.

Они получили новые пропуска и направление. Выйдя из кабинета, Лев почувствовал легкую дрожь в коленях. Жуков. Георгий Константинович Жуков. Самая настоящая легенда. Человек, чье имя он знал из учебников истории. Казалось, что нет города в России 21 века, без улицы, названной в его честь. И вот сейчас он ехал к нему. Не как читатель, а как участник событий. Глупая, мальчишеская гордость смешивалась с трезвым пониманием: он ехал не на экскурсию, а в самое пекло, которым командовал этот «резкий» человек.

После быстрого и практичного обеда их снова погрузили в самолет. Теперь летели на юг, к монгольской границе. Пейзаж за окном сменился с тайги на бескрайние, выжженные солнцем степи. Воздух в салоне стал горячим и пыльным.

Когда самолет, подпрыгивая на кочках, зарулил на полевой аэродром, Льву ударила в нос знакомая по больницам смесь запахов: дезинфекции, гноя и крови, но теперь к ней примешивались пыль, гарь и сладковатый, тошнотворный душок разложения.

Их встретил военврач — сутулый, с уставшим до черноты лицом, в гимнастерке с расстегнутым воротником.

— Военврач 3 ранга Медведев, начальник медслужбы корпуса, — представился он, без особой радости глядя на них. — Мы вас ждали. Только, ради бога, без формальных проверок. У нас тут раненые гибнут, нам не до бумажек сейчас.

Лев кивнул.

— Мы здесь не для бумаг, товарищ. Мы здесь чтобы помочь и понять, что мы можем улучшить для полевой медицины.

Медведев хмыкнул, не веря, но повел их к группе палаток и землянок, утыкавших склон невысокого холма. Это был штаб 57-го особого корпуса.

И тут Лев увидел его. Невысокого роста, плотного, с могучей шеей и цепким, всевидящим взглядом. Он стоял у стола, разложенного на ящиках из-под снарядов, и тыкал пальцем в карту. Георгий Константинович Жуков. Он был одет в простую гимнастерку без знаков различия, но его осанка, его энергия, исходящая от него волна воли: все кричало о том, что это командир.

Жуков поднял голову, его взгляд скользнул по Медведеву, затем остановился на Льве. Его глаза, узкие, пронзительные, оценили его с ног до головы за секунду.

— Товарищ Борисов? — его голос был хриплым, резким, как удар топора.

— Так точно, товарищ комдив. — отрапортовал Лев

— Знаю ваши изобретения. Полезные они, бойцов наших спасают. — Жуков снова уткнулся в карту. — Инспектируйте, помогайте, предлагайте. Но не мешайте работе. Медведев вам все покажет. И, Борисов… — он снова поднял на него взгляд, и в нем что-то промелькнуло, — ваши мозги стране нужнее, чем еще одна винтовка в окопе. Не лезьте куда не надо. Нам нужны живые герои.

Отчитав его, Жуков тут же забыл о его существовании, снова погрузившись в карту. Лев стоял, слегка ошарашенный от скорости и накала происходящего. Он был одновременно и раздосадован, и польщен. Жуков знал о нем. Считал его полезным. И дал ему четкие, пусть и грубые рамки. В этой хаотичной обстановке такая прямоту была как глоток свежего воздуха.

Военврач 3 ранга Медведев тяжко вздохнул.

— Ну что, поехали, покажу вам наши «курорты». Только предупреждаю сразу, красотой они не вышли.

Лев, Леша и Островская последовали за ним. Родионов и Волков зашагали следом, держась на почтительной дистанции, но их глаза непрерывно сканировали окрестности.

Лев шел по пыльной земле, и его охватывало странное чувство. Он был здесь, в эпицентре истории. И ему предстояло не просто наблюдать, а выжить и сделать то, ради чего он приехал. Первые испытания ждали его впереди, в душных палатках полевых госпиталей.