Лев положил трубку, на секунду закрыв глаза. Джанелидзе. Тот самый светило военно-полевой хирургии, чье мнение весило больше иных постановлений наркомата. Его участие было подарком судьбы. Второй звонок домой, тёще, предупредить, что они с Катей задержатся. Потом он взял со стола папку с заранее заготовленными схемами и расчетами и вышел. Ему предстоял разговор, который мог перевернуть всю военную медицину. Или разбиться о стену здорового консерватизма.

Кабинет Жданова, в отличие от рабочего хаоса в СНПЛ-1, был оазисом академического порядка. Пахло старыми книгами, качественным табаком и ландышевыми духами Надежды Павловны, запах которых почему-то всегда витал в этой комнате. За массивным письменным столом, отодвинув в сторону чашки с остывшим чаем, сидели двое: Дмитрий Аркадьевич Жданов и приземистый, коренастый мужчина с умными, цепкими глазами и седыми, щеточками усов — профессор Юстин Юлианович Джанелидзе. Он был в форме военврача первого ранга, и его китель сидел на нем так естественно, будто он родился в нем.

— Лев Борисович, проходите, — Жданов жестом пригласил его к креслу. — Юстин Юлианович как раз рассказывал о практике применения вашего пенициллина в госпитале. Результаты впечатляющие.

Джанелидзе оценивающе взглянул на Льва, его взгляд был острым, профессиональным.

— Да, товарищ Борисов. Препарат революционный. Гнойные ранения, сепсис… Мы таких больных раньше списывали в архив. Но есть и проблема. Серьезная.

Лев кивнул, устраиваясь в кресле. Он знал, о чем пойдет речь.

— Анафилактический шок, — четко произнес он.

Джанелидзе мрачно хмыкнул.

— Именно. Страшная вещь. Внезапно, стремительно. Теряли больных. Двоих из двадцати. Десять процентов — непозволительная цена за прорыв.

— Цену можно снизить до нуля, — так же четко заявил Лев. Он открыл свою папку и достал оттуда лист с кратким описанием методики, ту, которую он забыл по своей наивности. — Необходимо ввести обязательную кожную пробу перед первым введением пенициллина во всех лечебных учреждениях СССР. Методика проста: 0.1 миллилитра очищенного препарата, разведенного в физрастворе, вводятся внутрикожно, обычно на сгибе предплечья. Результат оценивается через 15–20 минут. Покраснение, отек, папула более сантиметра — противопоказание к применению.

Он протянул листок Джанелидзе. Тот внимательно, вглядываясь в каждую строчку, изучил его.

— Просто… — наконец произнес он, откладывая бумагу. — До безобразия просто. И гениально. Почему мы сами до этого не додумались? — Он посмотрел на Льва с новым, глубоким уважением. — Если это действительно так же надежно, как кажется, это нужно внедрять немедленно. Немедленно! Я дам распоряжение по своему госпиталю и напишу статью в «Военно-медицинский журнал». Это спасет сотни жизней.

Лев почувствовал, как камень свалился с души. Первый рубеж взят. Теперь второй, куда более рискованный.

— Это лишь тактика, Юстин Юлианович. Позвольте предложить нечто, что может стать стратегией. — Он достал еще один лист, на котором была изображена схема лимфатической системы конечности. — Речь о новом способе введения антибиотиков. О лимфотропной терапии.

Жданов, до этого молча наблюдавший, с интересом наклонился. Джанелидзе насторожился, его брови поползли вверх.

— Лимфотропной? — переспросил он, как бы проверяя, не ослышался ли.

— Да. Моя гипотеза, — Лев сделал акцент на этом слове, — основана на том, что при многих ранениях, особенно конечностей, основной очаг инфекции локализуется именно в лимфатическом русле. Мы вводим антибиотик внутримышечно или внутривенно, он разносится по всему организму, а в нужном месте его концентрация часто недостаточна. А что если доставлять его целенаправленно? — Он провел пальцем по схеме. — Методика такова: на здоровое бедро или плечо накладывается венозный жгут, чуть выше манжета от аппарата Рива-Роччи со средним давлением. Это создает временную, частичную лимфостазию. Затем, ниже манжеты, мы вводим наш антибиотик, например, пенициллин, внутримышечно. Препарат, не имея возможности оттока по лимфатическим путям, устремляется вглубь, создавая в регионарных лимфатических узлах и сосудах концентрацию, в десятки раз превышающую обычную. А потом разносится лимфой по организму, коммулируясь в зоне поражения

В кабинете воцарилась тишина. Джанелидзе не двигался, уставившись на схему. Его лицо было непроницаемым. Жданов тихо насвистывал, глядя в потолок, но по его лицу было видно, что он оценивает масштаб идеи.

— Товарищ Борисов, — наконец медленно, отчеканивая каждое слово, заговорил Джанелидзе. — Это звучит… фантастически. Более того, опасно. Нагружать и без того перегруженную при ранении лимфатическую систему? Создавать искусственный стаз? Вы не боитесь, что это приведет к массивному лимфостазу, слоновости, усугублению интоксикации? Где, скажите мне, хоть какие-то доказательства, хоть одна серия опытов, подтверждающая безопасность и эффективность этого… метода?

Лев не отводил взгляда. Он ждал этого вопроса.

— Доказательства — в логике, Юстин Юлианович. Лимфатическая система это не сточная канава, это магистраль. Мы не засоряем ее, мы используем ее как целевой транспорт. Да, стаз временный, ровно на время введения. Что касается опытов… — он развел руками, — … их пока нет. Только гипотеза. Но посмотрите. — Он снова ткнул в схему. — При гнойных ранениях, остеомиелитах, флегмонах… Мы можем повысить концентрацию антибиотика в очаге инфекции в разы, снизив общую, системную дозу! Это значит меньше токсичности для почек и печени, меньше риска дисбактериоза, и главное, смертоносная для бактерий доза именно там, где это нужно! Мы будем бить точно в цель, экономя патроны!

Он говорил страстно, забыв о осторожности, его слова летели, опережая мысли. Джанелидзе слушал, не перебивая. Его взгляд из скептического стал внимательным, затем задумчивым. Он взял со стола карандаш и что-то пометил на краю схемы.

— Целенаправленная доставка… — тихо проговорил он, словно пробуя на вкус. — Экономия препарата… Повышение эффективности в очаге… — Он поднял глаза на Льва. — Вы понимаете, что предлагаете перевернуть один из базовых принципов фармакотерапии? Не «где тонко, там и рвется», а «где враг, туда и удар».

— Понимаю, — твердо сказал Лев.

Профессор Джанелидзе откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и уставился в потолок. Прошла минута, другая. Жданов молча налил всем по новой порции остывшего чая. Наконец Джанелидзе резко выпрямился, с силой хлопнул ладонью по столу, отчего чашки звякнули.

— Черт возьми! — вырвалось у него, и его глаза внезапно вспыхнули молодым, азартным огнем. — Это же… это меняет все! При гнойных ранениях, остеомиелитах, трофических язвах… Да мы сможем спасать конечности, которые раньше только ампутировали! Мы сможем лечить сепсис, не грозя сжечь больному печень и почки лошадиными дозами! — Он встал и прошелся по кабинету, его коренастая фигура излучала энергию. — Товарищ Борисов, это рискованно. Это дерзко. Но это… гениально в своей простоте!

Он остановился перед Львом.

— Гипотеза, говорите? Хорошо! Прекрасная гипотеза! Ее нужно проверить. Немедленно. Я беру на себя организацию первых контролируемых клинических испытаний в моем госпитале. Под мой личной ответственностью. Дмитрий Аркадьевич, — он повернулся к Жданову, — обеспечите нас препаратом и методическими рекомендациями?

— Безусловно, Юстин Юлианович, — Жданов кивнул, и на его лице играла улыбка. Он гордился своим протеже.

— Отлично! — Джанелидзе снова сел, схватил карандаш и начал что-то быстро чертить на листке. — Разработаем протокол. Отберем первых двадцать больных с хроническим остеомиелитом… Нужна контрольная группа… Замеры концентрации в лимфе… — Он бормотал себе под нос, полностью уйдя в работу.

Лев перевел дух. Второй, самый опасный рубеж был взят. Идея, украденная у будущего, нашла своего проводника в настоящем. Он посмотрел на двух профессоров, склонившихся над схемой, и почувствовал не гордость, а глубочайшее облегчение. Пусть не он сам, но его знание, его оружие против смерти, теперь попало в верные руки. Руки, которые не дадут ему пропасть и превратят в реальную силу, спасающую жизни. Война приближалась, и на его стороне появлялись новые, могущественные союзники.