Приятного аппетита.

Она положила телефон на тумбочку и пошла ужинать. Сегодня разговор за столом можно было назвать почти нормальным, и то в основном благодаря стараниям Родиона, который, вместо того, чтобы сидеть в телефоне, все время подталкивал Илону и Марту к диалогу.

— Как прошла репетиция?

— Нормально.

— Лучше сосредоточься на поступлении, — мать бросила белоснежную салфетку на стол. — Сегодня будем тренировать слепую игру.

Марта закатила глаза: она ненавидела играть на скрипке “в глухую”, когда Илона надевала наушники и заставляла ее раз за разом проигрывать одни и те же ноты.

— Я нормально играю, сегодня хочу отдохнуть.

Мать посмотрела на нее с вызовом.

— Нет. Сегодня по расписанию репетиция. Потому что завтра выходной, а я тоже живой человек и хочу отдыхать.

Спорить было бесполезно, и Марта без аппетита доела ужин, поставила тарелку в посудомойку и ушла в свою комнату. Проверить сообщение от Матвея она не успела, потому что в комнату вошла Илона, и Марте пришлось отложить телефон.

Мать надела наушники, и ей ничего не оставалось, как подключить к разъему скрипку. Не спрашивая разрешения, она начала играть мелодию для оркестра, и Илона махнула рукой.

— Сначала.

Марта выдохнула носом. Приступ неконтролируемой, почти осязаемой злости заставил сильнее сжать смычок, и она заставила себя закрыть глаза и отдаться музыке.

Потому что, если не закроет, если увидит еще хоть один жест матери, который прервет исполнение на середине и опять заставит ее вернуться назад, все закончится ссорой.

Но Илона не остановила, и Марта, к собственному удивлению, отыграла этюд до конца, а, когда открыла глаза, увидела в руках матери свой телефон. Наушники Илона бросила на колени, а большим пальцем истерично двигала по экрану, прокручивая переписку, которая не предназначалась для ее глаз.

— Отдай!

Марта дернулась вперед. Смычок упал под ноги плашмя, но мать оказалась проворнее. Вскочила и отступила наш шаг. Наушники тоже упали, с глухим щелчком выдернув из разъема скрипки штекер.

— Это мой телефон, отдай! — снова крикнула Марта, и на глаза навернулись слезы.

Илона встретила ее требование оценивающим взлетом бровей.

— Ты с ним переписываешься? Как давно это началось?

Она потрясла смартфоном, и Марта протянула руку, но мать спрятала телефон за спиной.

— Отдай мой телефон! — глухо потребовала она, и глаза Илоны вспыхнули недобрым светом.

— Отвечай на вопрос!

— Не обязана! — бросила Марта, задыхаясь от гнева.

Кажется, в ее теле дрожала от возбуждения каждая клеточка: руки, спина, ноги — все органы чувств были напряжены до предела.

— Пока ты живешь в моем доме, пока ты ешь мою еду и тратишь мои деньги…

Марта прервала тираду матери криком. Это было страшный, гортанный звук, который родился где-то внутри ее груди и вырвался на волю с такой силой, что прозвучал как рычание. Дикое, необузданное рычание загнанного в угол зверя.

Марта размахнулась, снова закричала и швырнула скрипку в стену. Та ударилась о диплом, и вместе с осколками пластика на кровать посыпалось стекло. Диплом покачнулся и сорвался с гвоздя, по пути зацепив рамки, что висели ниже. Скрипка бесформенной грудой упала на постель, обмякшие струны, словно змеи, обвили разломанный пополам корпус.

— Немедленно верни мне мой телефон! — закричала Марта, срываясь на хрип.

— Родион! Родион, иди сюда, немедленно!

Илона посмотрела на дверь, ища в отце защиты, и Марта поняла, что мать никогда не сделает так, как она просит. Ни по хорошему, ни по плохому. И папа не встанет на ее сторону, когда увидит, что Марта натворила.

Потому что мама одна, и ее обижать нельзя!

А ее, Марты, разве две? Разве ее можно ни во что не ставить!?

Она снова закричала, слезы выступили на глаза, и Марта бросилась на Илону. Перехватила за запястья, пытаясь выбить телефон из рук, и мать тоже закричала, когда в комнату ворвался Родион. Оттащил брыкающуюся Марту в сторону, и она в миг обмякла, не в силах сдержать рыдания.

— Что здесь происходит? Что… что ты устроила, Марта!?

— Она все это время общалась с этим мальчиком! Ты знал, что они встречаются почти каждый день!?

Родион обвел глазами усыпанную осколками постель, уничтоженную скрипку и посмотрел на Илону. Долгим, тяжелым взглядом, от которого мать вдруг прервалась на полуслове, словно он мысленно приказал ей замолчать.

— Это правда?

Марта не ответила. Она сидела на полу, спрятав лицо в коленях и рыдала, громко и судорожно всхлипывая.

— Я видела их переписку! Это уже ни в какие рамки не лезет! Я говорила, что ты с ней слишком мягок, и вот к чему это привело — теперь у нее любовь на уме!

Родион поморщился от слова “любовь”, как будто Илона сказала что-то гадкое, и вздохнул. Потом отошел в сторону и сказал:

— Иди, я сам с ней поговорю.

— Ты? Поговоришь? — Илона фыркнула, но Родион бросил на нее еще один тяжелый взгляд, что мать вышла, гордо вскинув голову.

А отец с грустью посмотрел на то, что осталось от скрипки, на осколки и разбитые рамки дипломов и попытался убрать все руками, но потом понял бесполезность затеи и просто завернул все разрушения в плед.

— Так, давай проходи в себя и начинай наводить порядок. Как успокоишься, мы поговорим.

Марта отрицательно мотнула головой.

— Это мой телефон! — крикнула она с надрывом. Губы дрожали, и слезы текли из глаз, не переставая. — Никто не имеет права брать его без спроса!

— А это — твоя мать, — грубо отрезал Родион, но тут же смягчился. — И она дольше тебе живет на этом свете и знает, что хорошо, а что нет. Ты обманула нас, Марта. В семье так дела не делаются.

Она знала, что так будет. Что отец никогда не встанет на ее сторону, и будет защищать мать до конца, даже если та не права, и горечь разочарования только усилила ее боль.

Матвей бы никогда так с ней не поступил.

Отец помолчал немного, будто ожидая от Марты каких-то других, правильных слов, но, так и не дождавшись, вздохнул. Собрал покрывало в тугой узел, и осколки внутри звякнули друг о друга. Проходя мимо, он коснулся ладонью макушки Марты, но она отдернула голову, а, когда Родион вышел, вскочила и закрыла дверь на замок изнутри.

Потом посмотрела на экран телефона, который ей все-таки удалось отнять у Илоны, и поняла, что снова плачет. Потому что имени Матвея в списке закрепленных чатов не оказалось — пока они ругались Илона удалила его.

Но не до конца, не хватило знаний, и Марта, сопя носом, вытащила их переписку из архива, потом разблокировала контакт и открыла карточку абонента, чтобы выучить его номер наизусть.

После ссоры с Илоной в Марте будто что-то надломилось.

Время, которое она раньше с удовольствием проводила с семьей, теперь приравнивалось к пытке. Она перестала выходить из комнаты к ужину, и, если первые пару дней Родион звал ее к столу, то потом перестал. Наверняка мать надавила, но Марте было все равно.

Она вдруг ясно поняла, что формулировки “неблагодарная”, “эгоистичная” и “как тебе не стыдно” не больше чем манипуляции, что все это время держали ее в узде послушной девочки.

Которой она больше не хотела быть.

Поступок матери открыл Марте глаза: бояться некого. То, что она последние десять лет жила в страхе расстроить Илону, в итоге обернулось ее же слезами.

Ограничения и правила — это фундамент, на которых были выстроены стены дома ее личности. И Марта собиралась разрушить их до основания.

Утром следующего дня Марта притворилась, что крепко спит. Дождалась, пока за родителями закроется дверь, и позвонила Матвею.

Он взял трубку после третьего гудка и сонно спросил:

— Сама не спишь и мне не даешь?

— Мне нужна твоя помощь.

Марта услышала, как Матвей зевнул и потянулся.

— Какая?

Она улыбнулась: его готовность принимать участие в любой авантюре, которую она задумала, даже не спрашивая о ее содержании, очень ее порадовала.