— Ты что, не узнала?

Она рассмеялась и покачала головой, возвращая гитару.

— Очень похожа. Наверное, она и звучать после этого стала лучше?

— Да! — с воодушевлением ответил Матвей, положил гитару на одно колено и нежно коснулся струн пальцами.

Музыка наполнила маленькую кухню, отразилась от стен и потолка, прошла Марту насквозь и вылетела в открытое окно. Матвей играл что-то очень волнующее и романтичное. Раньше она никогда не чувствовала в его музыке столько неги и томления. Биты по прежнему были яркими, наполненными страстью, но сегодня к ним примешалось что-то еще.

Марта постаралась отключить голову и послушать игру Матвея сердцем, но смутилась, стоило поймать на себе его взгляд.

— С таким солистом ваш оркестр точно возьмет главный приз, — бросила Ярослава, намереваясь задеть Марту, но та, к ее удивлению, согласно кивнула.

И снова Яра почувствовала болезненный укол в груди. Между этими двумя точно что-то изменилось! Она не могла описать это словами, но ощущала кожей, всем своим существом: чем ближе Матвей становился к Марте, тем больше отдалялся от нее.

— И что? — спросила Яра, плохо скрывая раздражение. — Тебе не жалко было уступать место первой скрипки?

— Мне и сейчас жалко, — ответила Марта, чем немало насмешила Есению. — Но Светлана Анатольевна и Сергей Наумович правы — Матвей справится лучше.

— Кстати, что там с нотами, ты принесла свою музыку? Яра, передай тетрадь, я посмотрю.

— Нет, это твоя партия с импровизацией.

— Мы же договаривались, я играю только то, что ты написала.

Марта бросила быстрый взгляд на Яру, и сложила руки на коленях.

— В другой раз, я принесу, обещаю.

— Мам, ты слышала? Марта обещала, — она положил тетрадь на стол и начал играть.

— Здесь надо медленнее, а ты торопишься, — заметила она.

— Это же моя импровизация. Я лучше знаю, как ее играть.

— Ага, только в прошлый раз ты играл так, как я написала!

— Но это было в прошлый раз… — его губы расплылись в хитрой улыбке.

— Матвей!

Марта не выдержала и шлепнула ладонью по столу, а Есения в голос рассмеялась, чем до невозможности ее смутила. Яра смотрела на всех троих исподлобья и молчала.

— Извините.

— Все хорошо, репетируйте, а я пойду к Аське смотреть мультики.

Есения встала, потуже запахнула халат и уже в дверях обернулась.

— Матвей, — Есения пристально посмотрела на сына. — Будь джентльменом.

На замечание он отреагировал веселым переливом струн, а Марта почувствовала, что краснеет. Ярослава, которая сидела к Есении спиной, даже бровью не повела.

— Ну, что там дальше?

А дальше была музыка: чистая, мелодичная, с характером. Матвей раз за разом проигрывал мотив, Марта делала замечания, которые он в свойственной ему безалаберной манере парировал, а Ярослава молчала и наблюдала.

За тем, как эти двое смеялись, обсуждали музыку, и болтали друг с другом, словно ее в комнате не существовало. Захотелось встать, перегнуться через стол и оттаскать Марту за волосы.

Но что-то подсказывало. что тогда Яра потеряет Матвея навсегда, и она сидела в стороне, слушала музыку и разговоры, в которые ее не приглашали, и думала, что никогда раньше не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас.

Наконец, когда за окном стемнело, а у дома напротив желтым светом вспыхнули уличные фонари, на руке Марты завибрировали умные часы.

— Мы опять прогуляли репетицию, — заметила она с улыбкой.

Это “опять” резануло слух Яры, и она вскочила из-за стола и начала собирать пустые контейнеры.

— Давай быстро наведем тут порядок, и я тебя провожу, — сказал Матвей, откладывая гитару, и Ярослава не выдержала.

— А меня?

— Что тебя? — не понял Матвей.

— Меня ты проводишь?

Он почесал за ухом и улыбнулся.

— Так ты же в соседнем доме живешь… ну, если хочешь, мы и тебя проводим.

И снова это противное, гадкое мы, после которого на душе так паршиво, что хочется вцепиться в грудь ногтями и завыть, раздирая себя изнутри. А еще лучше не себя, а курносую скрипачку с каштановыми волосами и милой до тошноты улыбкой

— Не хочу, — с расстановкой произнесла Яра, и бросила на стол палочки, которые держала в руках. — Сама дойду.

Она развернулась, подхватила с пола в коридоре сабо на узкой неудобной платформе и как была босиком вышла за дверь. Марта посмотрела на Матвея, но тот, ничего не заметил и продолжил спокойно убирать со стола посуду и остатки еды.

Уже на улице, когда они вышли в прохладу темной улицы, он вдруг взял ее за руку, и мысли о Ярославе сами собой выветрились из головы Марты.

— Я рад, что ты пришла.

— Я тоже. У тебя классная мама.

— Ну, смотря с какой стороны посмотреть, — он фыркнул, но как-то по-доброму, так что Марта рассмеялась и дернула его за руку.

— Это же твоя мама!

— Да я в курсе. Просто ты ее за работой ни разу не видела.

— В этом вы с ней похожи. Отдаетесь любимому делу целиком?

Они перешли дорогу, и Марта поежилась, когда холодный ветер догнал в спину.

— Да, целиком и полностью, — Матвей обернулся. — Будет дождь.

— Небо вроде чистое, — она подняла голову.

— Ты назад посмотри, — Матвей кивнул и вдруг притянул ее ближе. — От прудов тянет, скоро и нас догонит.

Теплые пальцы обняли Марту за плечи, растерли руки, по которым тут же побежали сотни мурашек.

— А я зонтик не взяла, — совершенно искренне расстроилась она, и Матвей хмыкнул.

— На сегодня я твой зонтик.

— Это как?

— Буду импровизировать.

Матвей перехватил Марту за талию. Пальцы легко сомкнулись на спине, и он потянул ее на себя. Наклонился, улыбаясь, и замер, так что в отражении его глаз Марта рассмотрела и сияние далеких звезд, и тусклый свет фонаря и даже тучи, что норовили их догнать. Марта перехватила Матвея за предплечья, поднялась на цыпочки и запрокинула голову.

— Давай!

Первые капли дождя упали на ее открытые плечи и шею, на лоб и разгоряченные щеки, а потом Марта почувствовала на своих губах губы Матвея. И, прежде чем на них обрушился ливень, она подалась навстречу и ответила на его импровизацию.

На первый в своей жизни поцелуй.

Домой Матвей вернулся мокрый и счастливый.

Есения забрала Аську к себе, и на эту ночь он стал полноправным хозяином комнаты, но спать не хотелось. Матвей стянул мокрую футболку через голову и бросил на пол. Туда же полетели шорты.

Щелкнул выключатель, и лампа осветила потертую поверхность рабочего стола. Матвей пошарил рукой у изголовья кровати и, схватив пустоту, вспомнил, что гитара осталась на кухне.

Ну и пускай: музыка струилась по венам, и он должен успеть записать ее до того, как вдохновение иссякнет. Здесь, сейчас, не отвлекаясь на мирское, Матвей положил на стол тетрадь с нотами. Раскрыл на первой пустой странице, взял в руки карандаш, и пальцы заскользили по шероховатой бумаге.

Он слышал музыку в своей голове так же ясно, как дыхание Марты, когда позволил себе, наконец, от нее оторваться. Как шум дождя и холодный, пробирающий до самого нутра ветер. Слышал в раскатах грома ее смех и пористый запах озона, чувствовал тепло, что отдавал нагретый за день асфальт, и мягкую податливость ее руки.

Матвей исписал одну страницу и принялся за следующую. Музыка била в нем густым, могучим потоком. Исторгалась на белые листы подобно вулкану, рождая горячий, сладкий в своем томлении мотив первой любви.

С мокрых волос упала вода, смазав последние две ноты, но Матвей и бровью не повел. Под пальцами нестерпимо зудело вдохновение: ах, если бы только домашние не спали! Он поднял голову, вспомнил, какими на вкус оказались губы Марты, и откинулся на спинку стула, запрокинув руки за голову и прикрыв глаза.

Сердце пульсировало, язык толкался в сжатые зубы, а Матвей силой воли подчинял себе бушующие чувства, трансформируя порывы в музыку, что звучала лучше всего, что он когда-либо писал.