— Мы просто пили чай! — Марта поджала губы.

— А что это за парень, я его знаю?

— Его зовут Матвей, — вмешалась в разговор Илона. — Тот гитарист, из-за которого она лишилась соло.

Родион вздохнул.

— Сколько ему лет?

— Мы ровесники.

— Марта, ты должна понимать, что мы волнуемся. Мальчики и девочки в твоем возрасте, — Родион сделал паузу, словно подбирая слова. — Развиваются по-разному. Хорошо, что вы дружите, но приглашать в гости, когда дома нет ни меня, ни мамы… неправильно.

— Ты могла бы сначала спросить разрешения! — снова взвилась Илона, но Родион встал, успокаивая ее жестом.

— Или, например, познакомить нас, — предложил папа, а Марта в ответ на его желание, как обычно, сгладить углы, только разозлилась.

— Но мы ничего плохого не делали!

— Еще бы ты попробовала сделать что-то плохое! — голос Илоны сорвался на крик, и Марта с удивлением посмотрела на мать.

Никогда раньше Илона не позволяла себе выходить на эмоции так открыто, как сейчас. Злость Марты уступила место самодовольству. Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала о ее поцелуях с Матвеем.

— Девочки, не ссорьтесь, — Родион обнял Илону за плечи и протянул к Марте руку, словно взывая к ее благоразумию. — Давайте договоримся, что в следующий раз ты будешь приглашать гостей к нам домой только получив на то разрешение.

Под “к нам” папа, конечно, подразумевал их всех, но прозвучало это так, будто касалось только его с Илоной. Марта насупилась, а потом с ехидной улыбкой ответила:

— Хорошо, я больше не буду приглашать к нам домой мальчиков.

Илона побледнела.

— Ты слышал? — она перехватила Родиона за руку. — Здесь был кто-то еще! Марта, я права? Немедленно отвечай!

— Неа, — она крутанулась на пятках. — Думай, что хочешь.

— Я говорила, что это добром не кончится! — голос Илоны сорвался. — Куда она пошла? Марта! Ты это видел? Как она со мной разговаривает! Ты должен был ее наказать! Лишить карманных денег, а не договариваться!

— Оставь ее в покое, пожалуйста, и успокойся. У нее переходный возраст, все подростки дерзят…

— Да!? Скажи это, когда она принесет кого-нибудь в подоле!

Марта захлопнула дверь своей комнаты и провернула замок изнутри, не желая слушать эти гадости. Илона была не права насчет Матвея. И насчет нее тоже. В подоле… Марта поморщилась и брезгливо повела плечами.

Спасибо, мама, что веришь в меня до конца.

Матвей перерыл ящик с одеждой вверх дном, но так и не нашел ни одной чистой футболки.

— Мам! Где мои вещи?

Он ворвался в зал, но, к его удивлению, в мастерской Есении не оказалось.

— Мама!

В соседней комнате что-то зашипело, и Матвей толкнул дверь родительской спальни. На заправленной лоскутным пледом кровати, который Есения сшила сама, лежало две стопки чистых вещей: одна с платьями Аськи, вторая — с его нижним бельем и футболками.

Есения втиснула гладильную доску между постелью и платяным шкафом, и Матвей удивился, как они умудрились поместиться в таком маленьком пространстве.

— Проснулся? Тогда забирай, и сестры вещи тоже, — она кивнула на одежду на кровати и долила в утюг воды. — Остальное потом принесу.

— Это что? — спросил Матвей.

Последний раз он заходил в спальню родителей, когда помогал Есении собирать вещи Яна перед похоронами. На тумбочке так и остались лежать нетронутыми его часы и блокнот, и Матвей почувствовал, как в груди все сжалось от нехватки кислорода.

— Надоело на тебя мятого смотреть, — мама улыбнулась и бросила ему свежую футболку, которую Матвей поймал на лету.

— Спасибо.

— И к парикмахеру сходи, перед Мартой стыдно за эти лохмы!

Есения подняла утюг и выпустила в сторону сына струю пара. Он со смехом увернулся и уже в дверях бросил:

— А мне не стыдно!

— Ужас! — ответила она и выглянула в коридор. — Но я серьезно, если не хочешь стричься, то хотя бы причешись!

Матвей просунул голову в ворот футболки и с удовольствием вдохнул запах свежести и тепла, оставленного заботливыми мамиными руками. Потом схватил гитару, и, наспех проведя расческой по волосам, крикнул:

— Я на репетицию!

— Марте привет, — донесся вслед голос Есении, и Матвей вылетел во двор.

Внутри без причины душа запела от радости. Как будто только сейчас, наконец, пришло осознание, что экзамены остались позади, а лето, наоборот, расцвело в полную силу: жарой, ароматами цветов и тайнами коротких, теплых ночей.

Они могли бы гулять до утра, болтать обо всем и ни о чем, держаться за руки и целоваться в тени тополей, если бы не родители Марты. Матвей ухмыльнулся. И в окна ее комнаты на пятом этаже камушек не докинешь, и украсть — не украдешь.

Он перемахнул через невысокое ограждение, отделявшее старую детскую площадку от тротуара, достал из кармана телефон и написал:

Скоро буду.

Матвей выходил на час раньше, чтобы сделать крюк до дома Марты и встретить ее у подъезда, а потом вместе пойти на репетицию. Да, это требовало от него дополнительных усилий, но Матвей не променял бы их прогулки ни на что на свете.

Только в эти полчаса и еще столько же вечером, когда он провожал ее после репетиции домой, они могли побыть вместе. Идти, держась за руки или поедая мороженое, болтать о музыке, мечтах и планах на лето, а в приятной прохладе подъезда целоваться, пока от сладкой неги не закружится голова.

Сегодня Марта вышла к Матвею в белом кружевном сарафане с широкими бретелями и юбкой-тюльпаном. Черный матовый чехол со скрипкой болтался за спиной, и он протянул руку, привычным жестом забирая у нее инструмент, а потом свободной рукой притянул к себе за талию и поцеловал.

— Ты что! — возмутилась Марта, упираясь ладонями в его грудь.

Матвей улыбнулся. Ее смущение только подзадорило.

— Не смог удержаться.

Она запрокинула голову, словно кто-то мог проследить за ними из окна, и потянула Матвея в сторону.

— В следующий раз постарайся.

Он послушно кивнул, и их пальцы переплелись.

— А может..?

— Даже не думай, — Марта насупилась. — У нас на двоих и так больше пропусков, чем у всех оркестрантов вместе взятых! К тому же, — тут она замедлила шаг и посмотрела на Матвея снизу вверх. — Я тебе кое-что принесла.

— Что?

Его нежная улыбка придала ей уверенности, и Марта продолжила.

— Мою музыку.

Губы Матвея сложились трубочкой, а рука потянула Марту на себя, обнимая за плечи.

— Серьезно? Ну, ничего себе… я не сплю?

— Будь серьезнее, пожалуйста. Это вообще-то очень важно, — Марта толкнула его локтем в бок. — У меня, в отличие от тебя, так просто сочинять не получается.

— Дай сейчас?

— Нет, потом, — она окончательно стушевалась. — Когда будешь один.

— Я же должен тренироваться читать с листа? Сама сказала, что мне нужно больше практики — я хочу сейчас. Давай, чего ты боишься?

— Только не смейся.

Она вздохнула и достала из сумки небольшую тетрадь в пластиковой обложке. Матвей посмотрел на аккуратный почерк, чистые, без единого залома, уголки и фыркнул, вспомнив, в каком состоянии была его собственная нотная тетрадь.

— Что? Глупо, да? Не звучит? — не поняла Марта, и он поспешил ее успокоить.

— Все нормально, просто она у тебя, как новая. Моя похожа… тебе лучше не знать, на что.

Марта улыбнулась, а Матвей зажал скрипку подмышкой и открыл ноты на первой странице. Идти и читать одновременно было сложно, поэтому он остановился, и тогда Марта подтолкнула его с середины проспекта ближе к фасаду дома, чтобы не создавать затор.

Матвей перебегал глазами с одного нотного знака на другой, шевелил губами и по мере продвижения мелодии, его губы расплывались в улыбке. Марта посмотрела на часы.

— Мы опоздаем, может, лучше потом? Хочешь, я тебе ее оставлю?

Матвей хитро посмотрел на нее поверх тетради, и Марта спросила с придыханием: