— И дружить тоже только с ней!?

— А это здесь причем?

Яра толкнула его рукой в плечо. Не сильно, но все равно обидно.

— Да что с тобой?

— Она тебе нравится?

Матвей промолчала, но Яра заметила, как дернулся его кадык, когда Матвей сглотнул.

— Вы… встречаетесь?

Его лицо тут же разгладилось. Взгляд, который до этого смотрел обеспокоенно, стал холодным и неприветливым.

— Какая тебе разница?

— Ты знаешь, какое у нее любимое мороженое, провожаешь до дома… у вас даже шуточки свои! Ты же говорил, она тебя бесит!

— Я никогда такого не говорил, — возразил Матвей. — Да, сначала мы не ладили, но сейчас нормально общаемся, в чем проблема?

— Во всем! — ответила Ярослава, вспугнув окриком стаю голубей.

Матвей остановился, отвел ее в сторону, к парковому ограждению, и спросил:

— Что у тебя случилось?

Ярослава посмотрела на него снизу вверх.

— Случилось… она случилась!

Яра отступила на шаг, расставила руки в стороны.

— Ничего не заметил?

Матвей задумался перед ответом, затем взъерошил волосы и с улыбкой произнес:

— Ну, ты сегодня в юбке, а не джинсах.

— И все?

Матвей пожал плечами.

— Я красивая? — шепотом спросила Ярослава. И уже громче. — Я тебе нравлюсь?

— Блин, Яра, что за вопросы! Ты — мой друг, — растерянно ответил Матвей. — Конечно, ты мне нравишься.

— Как друг…

Губы ее задрожали, а глаза наполнились слезами. Матвей никогда раньше не видел, чтобы Яра плакала. Даже, когда падала и в кровь разбивала коленки, даже когда хоронила свою собаку, даже когда…

— Дурак! — яростно бросила она и толкнула Матвея в грудь.

От неожиданности он потерял равновесие и отступил на шаг, но Яра снова набросилась на него с кулаками.

— Ты чего, эй! Да что не так!?

— Безобразие!

Старушка, что мимо прогуливалась под руку со своим дедушкой, покачала головой, а тот поднял трость.

— А, ну, отстань от девушки, хулиган!

Матвей отпрыгнул в сторону, придерживая гитару одной рукой, и конец палки ударил в асфальт ровно в том месте, где от только что стоял, а Яра, размазывая по щекам тушь, бросилась бежать.

В голове всплыли слова Марты: “Ты ей нравишься”, - и Матвей устало вздохнул.

Ему все это уже давно перестало нравиться.

Марта открыла дверь своим ключом. Сбросила босоножки и, напевая что-то под нос, зашла на кухню за водой, где увидела мать.

— Ты сегодня рано, — с улыбкой сказала Марта, но, заметив на столе разбитый ею несколько дней назад гран-при, осеклась.

— А я решила протереть пыль в твоей комнате, и вот что нашла.

Илона скорбно поджала губы.

— Я случайно, — соврала Марта.

— Случайно? — мать встала. — Вот как значит ты ценишь нашу с папой заботу. Что следующее на очереди, скрипка?

— Ее можно починить…

— Да? Ну, на тогда, чини.

Илона толкнула статуэтку к Марте. Та не удержалась и перевернулась, уткнувшись прозрачным боком в стол. Марта взяла в руки гран-при, приладила смычок на место, но из-за трещины, что разломила корпус скрипки напополам, он выпал обратно.

— Столько сил! — Илона всплеснула руками. — Столько труда!

— Мам, это просто кусок пластика.

— Для тебя, видимо, да. А для нас с папой нет, — она подошла ближе, заглянула Марте в глаза. — Признайся, ты же испортила его специально?

— Нет.

— Марта, что происходит? Я тебя не узнаю. Ты забыла про нашу мечту? Перестала репетировать нормально, огрызаешься, в оркестре не первая скрипка — и даже не пробуешь бороться… что происходит?

— Ничего.

Илона помолчала немного, потом помассировала пальцами переносицу, словно успокаивая себя, и сказала:

— Ты очень меня расстроила. Иди к себе, мне нужно приготовить ужин, пока твой папа не вернулся с работы.

Марта забрала разбитый гран-при и вышла, а Илона бросила устало:

— Алиса, как понять, что начался подростковый бунт? (Али́са — виртуальный голосовой помощник, созданный компанией Яндекс — прим. автора)

Теперь они были на связи каждый день.

Обычно Матвей писал первым. Желал доброго утра, после обеда спрашивал, как успехи, а вечером почти всегда провожал Марту домой. Илона после того неприятного разговора на кухне всерьез взялась за ее воспитание, и эти прогулки стали единственном временем, которое они могли провести вместе.

— А у тебя есть брат или сестра? — спросил Матвей, придерживая скрипку рукой.

Марта долго упорствовала, не желая отдавать инструмент, но Матвей все равно ее уговорил, и теперь носил не только гитару.

— Нет, я одна, — она вздохнула. — Жаль, конечно. Я бы хотела себе такую сестру, как Аська.

— Она тебе, кстати, привет передавала. Спрашивала, когда опять пойдем в парк играть.

— И что ты сказал?

Матвей пожал плечами.

— Да хоть сейчас готов, но мама закончила картину и уже вторую неделю изводит нас своей заботой.

— В смысле?

Он кратко объяснил Марте, как у них в семье все устроено.

— Я начинаю завидовать, — она подняла запястье и показала Матвею умные часы. — Вся моя жизнь — в этой штуке. И не дай Бог опоздать больше, чем на пять минут.

— Ужас, — он рассмеялся. — Я бы так не смог.

— Я тоже ловлю себя на мысли, что устала.

Матвей толкнул ее плечом и подмигнул.

— А ты делай, как я.

— Ага, — Марта рассмеялась. — С моими так не получится. Папа за маму горой, да и смысл — она хочет, чтобы я сдала экзамены и поступила в академию. Сделаю это, и можно будет выдохнуть.

— Надолго?

Марта посмотрела на Матвея с улыбкой, явно не понимая, куда он клонит.

— Ну, потом она захочет, чтобы ты вышла замуж и подарила им внуков.

Она искренне расхохоталась, ни разу не смутившись.

— Это вряд ли. Не раньше, чем я стану второй Ванессой Мэй.

— Звучит ужасно.

Улыбка еще держалась на губах Марты, но в глубине души она понимала, что в словах Матвея была доля правды. Она по-прежнему любила скрипку и хотела играть на профессиональном уровне, но иногда Марта задумывалась, а что потом?

Что еще важного было в ее жизни, кроме игры на скрипке и побед в музыкальных конкурсах? Чего бы она хотела для себя?

— Мороженое будешь? — спросил Матвей.

— Я уже сегодня ела, не хочу.

— А что тогда?

Они остановились напротив ларька, и Марта скользнула взглядом по витрине. Чипсы, конфеты, печенье и шоколад. Не горький, с содержанием какао больше восьмидесяти процентов, а самый обычный, с арахисом, пузырьками и изюмом. Сладкий и ужасно вредный.

— Я такое не ем.

— Как это? — Матвей искренне удивился.

— Вредная еда.

Признаваться в том, что дома существовал строжайший запрет на сладости и полуфабрикаты, Марте было стыдно.

— И что, даже никогда не пробовала?

Она покачала головой, и Матвей, купил сразу четыре разные шоколадки: с арахисом и карамелью, воздушным рисом, вафлей и нугой и кокосовой стружкой с кремом.

— И бутылку воды, — он посмотрел на Марту. — Не побрезгуешь из одной пить?

Она смутилась.

— Нет, да я не буду, правда. Не надо было тратиться.

— Надо!

Они отошли в сторону, и Матвей протянул Марте воду.

— Закрой глаза.

— Зачем?

— Ну, надо, закрой.

Она послушалась. Матвей зашуршал упаковкой и сказал:

— Открывай рот, но не глаза!

Марте вдруг стало очень смешно, и она согнулась пополам, прикрывая лицо рукой:

— Ну, давай. У тебя же нет аллергии на орехи?

— Нет.

И языка коснулся шоколад. Растекся сладостью по небу, прилип нугой к зубам и захрустел соленым арахисом, так что Марте захотелось подольше подержать этот вкус во рту. Насладиться им в полной мере.

— Ну, как?

— М-м-м, — промычала она и открыла глаза. — Что это было?

— Потом скажу. Ты пей и закрывай глаза, будем следующую пробовать.

Матвей вслепую дал попробовать Марте все купленные шоколадки, а потом спросил, какая понравилась больше.