— Ну, как?

— На мой взгляд, что-то среднее между “В траве сидел кузнечик” и…

Договорить он не успел. Марта замахнулась, и Матвей увернулся, смеясь. Кейс со скрипкой предательски заскользил по боку, и Матвею пришлось применить чудеса эквилибристики, чтобы удержать инструмент, не выронить тетрадь и успеть уклониться от маленьких кулачков Марты.

— Я шучу, шучу! Честно, надо только немного поработать с ритмом и, — он пожал плечами. — И получится очень достойный гимн.

— Это был этюд! Я вдохновлялась полетом Валькирий.

Матвей перехватил Марту за руку, повернул ладонью вверх и провел по мягкой коже в центре, потом нашел загрубевшие от долгой игры пальцы и сжал.

— Если хочешь, я могу поработать над аккомпанементом?

— Хочу.

Марта перестала дуться и благодарно кивнула. Его прикосновения всегда действовали на нее успокаивающе.

— Один поцелуй, — прошептал Матвей, наклоняясь к самому ее уху.

— Что? — она округлила глаза.

— Это будет стоить тебе один поцелуй. За работу беру авансом.

И прежде, чем Марта успела возразить, он уже перехватил ее за шею. Коснулся пальцами коротких завитков на затылке, нежно притянул к себе и поцеловал. Она подумала, что они стоят на оживленном перекрестке, и вокруг ходят люди.

И что это неприлично, и нужно прекратить сейчас же! Но вместо этого обвила шею Матвея руками и приникла ближе. Им потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться и оторваться друг от друга.

— На одних поцелуях не разбогатеешь, — заметила Марта, когда они перешли дорогу, и до музыкальной академии осталось рукой подать.

— Кто сказал? — спросил Матвей с улыбкой, от которой у Марты в груди потеплело.

— Да так.

Она представила, как бы Илона отреагировала, узнай, что ее дочь позволила поцеловать себя на улице на виду у прохожих, и погнала строгий образ Илоны прочь. Марта не хотела, чтобы чувство вины испортило этот день, но Матвей, словно прочитав ее мысли, спросил:

— Дай угадаю, твоя мама?

Марта кивнула.

— А моя тебе привет передавала, кстати.

— Ей от меня тоже передай.

Матвей перехватил гитару поудобнее.

— Ты и сама можешь, когда в следующий раз придешь к нам на чай.

То, что Есения не будет против, Марта знала, а потом представила маму Матвея рядом с Илоной, и поняла, что они вряд ли подружатся.

— Когда мне было шесть лет, — начала Марта. — Папа привез меня на первый в жизни конкурс скрипачей. И я провалилась.

Матвей не поверил своим ушам.

— Серьезно? Я думал, ты всегда побеждала.

— Да, после того единственного своего поражения я всегда брала призовые места, — она вздохнула.

— Что не так?.

— Я проиграла, а мама попала в больницу, — на одном дыхании выпалила Марта.

— Вряд ли это как-то связано.

— Я знаю, но… — Марта запнулась, подбирая слова. — Мне было шесть, и отец вышел из зала, не дослушав мое выступление. Потом оказалось, что звонили из скорой — маму увезли в больницу.

— Что случилось?

— Аппендицит, — она подняла на Матвея глаза. — И ведь утром с ней все было хорошо. Она должна была приехать на концерт позже, а вместо этого оказалась в больнице. И, я знаю, ты скажешь, что это глупо, но я до сих пор чувствую свою вину.

— За что? — не понял Матвей.

Марта облизала губы, выравнивая дыхание. От воспоминаний о том дне на ее глаза неизбежно наворачивались слезы.

— За то, что проиграла. И это из-за меня она заболела.

Матвей остановился, увлек Марту в тень под дерево и развернул лицом к себе.

— Ты не можешь быть причиной аппендицита, ты же это понимаешь?

— Я знаю, — Марта через силу улыбнулась и шмыгнула носом. — Скажи это шестилетней мне.

— Я говорю это тебе сейчас. Все же закончилось хорошо? Все живы и здоровы.

— Да.

Матвей обнял Марту и уткнулся носом в ее макушку.

— Это ты поэтому такая правильная, да?

Она фыркнула.

— Не проработанная моя, — ласково пробубнил Матвей.

Марта могла бы обидеться, но слово “моя” окрасило фразу новым, куда более приятным смыслом.

— Я вообще-то поделилась с тобой самым сокровенным, раньше я никому об этом не рассказывала!

— Я понял.

Матвей отстранился, провел пальцами по ее щекам и коротко поцеловал.

— Тебе нужны новые классные воспоминания, которые перебьют эти.

— Какие, например?

Матвей задумался.

— Я сейчас тебе тоже расскажу кое-то очень важное для меня.

Он вытянул руку и показал Марте почти заживший черный узор на коже.

— Эти ноты — последняя мелодия, написанная моим отцом. Он не успел ее закончить, и я хотел сделать это за него. И, знаешь что? Несмотря на мой природный дар, ни черта не получалось.

Он задумался на мгновение, посмотрел на Марту долгим взглядом, и сказал:

— А когда я первый раз тебя поцеловал, мелодия пришла ко мне сама.

Матвей улыбнулся, искренне и обезоруживающе, а Марта мысленно вернулась в тот темный, дождливый вечер. Вспомнила холодные капли на своих щеках, губы Матвея и нежные, томные прикосновения его рук, и грудь заполнила сладкая эйфория.

— Так что из-за тебя люди не только в больницу попадают. Мне ты подарила вдохновение.

Марта нервно рассмеялась и спрятала лицо у Матвея на груди.

— Я серьезно, — он погладил ее по спине. — Не хочешь, кстати, пойти со мной на вторую сессию?

— Куда? — уточнила Марта, растирая глаза и выпрямляясь.

— Я хочу закончить тату и зову тебя с собой.

— А мне тоже придется что-то бить?

Матвей расхохотался в ответ на ее наивность.

— Нет, просто за компанию, пойдешь?

Марта кивнула с явным облегчением. Поцелуи, по-крайней мере, можно было скрыть, но вот татуировку… она не представляла, что сделает Илона, если когда-нибудь узнает.

— Класс.

На репетицию Марта и Матвей опоздали на десять минут. Уже у входа в актовый зал она попыталась вытащить руку из ладони Матвея, но он, наоборот, крепче сжал ее пальцы, и открыл дверь.

Раньше они всегда уходили с репетиций вместе. Они гуляли, и он всегда галантно открывал дверь, пропуская ее вперед, но только сегодня Матвей демонстративно вошел в зал, держа Марту за руку.

Ребята, если и заметили их сцепленные пальцы, ничего не сказали — слишком увлечены были настройкой инструментов и разогревом перед репетицией, зато Светлана Анатольевна не удержалась от комментария:

— Очень рада, что вы все-таки почтили нас своим присутствием.

— А как мы рады!

Матвей подмигнул Марте и выпустил ее руку. Достал из кейса с гитарой ноты и вручил учительнице.

— Здесь моя импровизация. Спасибо Марте, помогла разложить все по полочкам.

Светлана Анатольевна пробежала глазами листок.

— Недурно. Ты будешь придерживаться партитуры?

Матвей кивнул, и облегчение отразилось на ее лице.

— Замечательно. Вижу, ваша дружба обоим пошла на пальцу.

Марта почувствовала, как краснеет, и потянулась за скрипкой, а Светлана Анатольевна добавила:

— После репетиции зайди к Сергею Наумовичу. Он хотел с тобой поговорить.

Матвей был в кабинете директора лишь раз, в далеком детстве, когда Ян только получил работу музыкального преподавателя в академии. В те дни у стены вместо кожаного дивана стояло старое фортепиано, а на стеллаже рядом — кассетный магнитофон. Теперь его место занял граммофон с медным рупором, и стопки пластинок в пожелтевших от времени бумажных конвертах.

— Светлана Анатольевна сказала, что вы хотели меня видеть?

Сергей Наумович кивнул и предложил Матвею занять место в кресле напротив. Когда он сел, расслабленно откинувшись на спинку, директор спросил:

— Как мама? Как сестра?

— Все хорошо.

— Она еще рисует?

Матвей подавил усмешку.

— Они обе.

— Хорошо-хорошо, — Сергей Наумович растер ладони и добавил. — Если нужна будет помощь, без стеснения обращайся.