— Ты даже не представляешь, на что я способна!

Мысль об анонимном доносе жгла язык, но Марта не позволила ей сорваться с губ.

— Немедленно выпусти меня из туалета!

Лицо Матвея посуровело, Марта дернулась назад, но он лишь сильнее сжал пальцы.

— Матвей, пусти!

— Скажи, что ты не хотела! Прямо сейчас скажи!

Марта насупилась. Он держал крепко, но совсем не больно, и это злило.

— Если не отпустишь, я всем расскажу, что ты куришь!

От этих слов брови Матвея полезли на лоб.

— Чего? — переспросил он.

И Марта вырвала руку, а затем задрала рукав его футболки и ткнула пальцем в пластырь.

— Что слышал! Я знаю, что это никотиновый пластырь, у меня у отца целая пачка таких же!

Губы Матвея превратились в одну тонкую линию, ноздри раздулись, словно парашюты, и он вкрадчиво произнес:

— Ну и дура ты, Марта.

Следом поправил ремень от гитары и выставил вперед руку с пластырем.

— Давай проверим, что это на самом деле. Снимай.

Дважды просить Марту не пришлось. Она специально не стала осторожничать. Подцепила край пластыря ногтями и дернула изо всех сил. Так, чтобы оторвать не только волосы, но и кожу вместе со скверным характером! И наглой, кривой усмешкой. И карими глазами, что снова смотрели на нее, но уже не с вызовом, а разочарованием.

— Сейчас побежишь на меня доносить или потом, когда добью?

Марта посмотрела на незаконченную татуировку: на пять черных овалов с намеченными бледным контуром хвостиками, которые тут же превратились в начало красивой мелодии в ее голове.

Марта отступила на шаг, и Матвей выпустил ее руку.

— Сам виноват, нечего было меня пугать!

— Да я тебя и пальцем не тронул, ты первая на меня с кулаками набросилась. Ты просто больная истеричка! — он выставил вперед указательный палец. — О просьбе моей забудь, а на гитару даже не смотри, поняла?

— Она мне и даром не нужна!

Матвей взъерошил волосы, махнул рукой и вышел из туалета, оставив Марту с удушающим чувством несправедливости один на один. Татуировка — надо же было так облажаться! А она еще хотела рассказать о своих подозрениях Светлане Анатольевне.

Марта представила, какой дурой бы выставила себя при всех, и топнула ногой. А если бы узнала мать… от одной этой мысли у Марты мурашки побежали по спине.

Уже на улице она достала телефон и открыла избранные контакты. Палец завис над именем Лены, но позвонить школьной подруге Марта не решилась, ведь они так и не помирились.

Более того, в классе Лена вела себя так, будто Марты не существовало, и не предпринимала никаких попыток помириться. Даже пересела от нее к Алисе, что само по себе было ужасно обидно. Наверное, ждала, что Марта придет мириться первой, но та не чувствовала за собой вины, и справедливо полагала, что это Лена должна была сделать первый шаг.

Марта вздохнула и спрятала телефон в карман. Она достаточно взрослая, чтобы решать проблемы самой, без чьей-либо помощи. Главное сейчас не раскисать и не зацикливаться.

Марта перехватила скрипку поудобнее, и губы ее задрожали. Что за ерунда, не хватало еще расплакаться на улице! Она проморгалась и зашагала быстрее, но дома все только усугубилось. Илона, которая продолжала вести себя с нарочитой холодностью, и сегодня встала из-за стола первой, оставив дочь и Родиона одних.

— Сегодня моя очередь мыть посуду, да? — попыталась пошутить Марта, и отец кивнул, не отрываясь от экрана телефона.

— Если хочешь, я помогу?

Марта облизала губы, подбирая слова. Она очень нуждалась, если не в помощи, то хотя бы в совете.

— Пап, а если бы ты, например, подумал про другого человека плохо, а потом оказалось, что он нормальный, что бы ты сделал?

— Ничего, конечно. Это же только мои мысли.

Марта потупилась.

— А если бы ты высказал свои мысли этому человеку в лицо, а потом оказалось, что ошибся?

Родион поднял на дочь глаза:

— Например?

— Ну, не знаю, — она пожала плечами. — Ты заподозрил человека в обмане, но оказалось, что он ничего не скрывает?

— А пострадавшие в этой ситуации есть?

Марта подумала, что она идеально подходила под определение пострадавшей, но отрицательно покачала головой.

— То есть это простое недопонимание между двумя людьми? И дальше ссоры дело не пошло?

— В целом, да.

Отец улыбнулся.

— Тогда не вижу проблемы в том, чтобы поговорить еще раз. Все обсудить и помириться.

Родион наклонился ближе и добавил шепотом:

— Твоя мама очень переживает, хоть и не показывает этого. Я рад, что ты первая заговорила о том, что между вами произошло, — он улыбнулся и ласково потрепал Марту за плечо. — Теперь я вижу, какая ты взрослая. Поговори с ней, она очень тебя любит и желает только добра.

Марта открыла рот, чтобы возразить, ведь ситуация с Матвеем не имела к Илоне никакого отношения, но промолчала, и с ощущением глубокой неудовлетворенности встала.

Моральных сил на разговор с матерью у нее не было, но она все равно сделала, как просил отец: убрала со стола, помыла посуду и пошла к Илоне. Мать приняла ее с улыбкой, но удовольствия их примирение Марте не доставило.

Было внутри какое-то странное, гнетущее ощущение, что она сыграла в поддавки, и игра получилась фальшивой и грубой. Словно в этом разговоре откололась и исчезла в пустоте маленькая часть ее самой.

Отец всегда оставлял за ней право выбора. Принимал такой, какой она была, и не требовал многого, но когда дело касалось Илоны, становился резким и непримиримым.

— Мать у тебя одна, и она всегда права. Не спорь, а слушай — много нового узнаешь. Мать желает тебе добра, и вообще лучше понимает, что для тебя хорошо, а что плохо, — и еще много-много других наставлений, которые, конечно, соответствовали истине, но почему-то оставляли на душе горькое послевкусие.

Этим вечером Марта отказалась участвовать в семейном кинопросмотре, и под предлогом репетиции ушла в свою комнату. Выключила свет и с головой спряталась под одеялом.

При мысли, что завтра придется идти в школу, заныло под ложечкой. Но не так сильно, как от безысходности, с которой Марта подумала о предстоящей репетиции и встрече с Матвеем.

Она надеялась, что он не станет делать гадости. Поведение Матвея в туалете внушало надежду, что он не из тех, кто действует исподтишка, но, с другой стороны, гитарист дружил с Ярославой, а эта девчонка была способна на многое.

Марта боялась нового конфликта. Не хотела, как советовал отец, учиться держать удар. Все, чего она хотела — это играть на скрипке… так, как играл на гитаре Матвей. Через музыку трогать сердца людей, влюблять в себя и купаться в обожании и всеобщем признании.

До появления Матвея в ее жизни, Марта была уверена, что так оно и будет. Критики были от нее в восторге, победы в музыкальных конкурсах давались легко и казались чем-то само собой разумеющимся, пока он все не испортил. Она обхватила подушку руками и уткнулась в нее лицом.

Девочка, что подавала большие надежды, так чего хочешь ты?

Этой ночью Марте снился ее первый концерт.

Маленькая скрипка в еще по-детски пухлых руках, полупустой зал, где первый ряд оставили для трех членов жюри, а остальные вне какой-либо системы поделили между родителями и такими же, как она, конкурсантами.

Музыка эхом отражалась от стен и потолка, старые доски пола скрипели под ногами, когда Марта в нетерпении перекатывалась с пятки на носок, а обитые красной тканью кресла пугали своей пустотой.

Папа сидел один на третьем ряду в центре. Когда Марта вышла на сцену и поклонилась, он захлопал громче всех. Она помнила, как цеплялась взглядом за его тогда еще чисто выбритое лицо и глаза за круглыми и тонкими стеклами очков, в которых отражалась ее наивная вера в собственную исключительность.

Вера, которая испарилась, стоило ему взять в руки телефон. Марта коснулась смычком струн, и лицо Родиона вытянулось. Это был первый конкурс скрипачей в ее жизни. Не мудрено, что она переволновалась и ошиблась. Все совершают ошибки, особенно дети, но отец все равно встал и бочком, торопясь и спотыкаясь, протиснулся мимо ряда кресел к выходу, чтобы спрятаться за тяжелой алой портьерой.