— Ладно-ладно.

Он вдруг коротко, почти не ощутимо, отыграл пальцами волну на талии Марты, как если бы та была гитарным грифом, и убрал руки. Она тут же вскочила на ноги, и поправила одежду, скрывая за резкими рваными движениями собственное смущение.

Матвей тоже встал. Потянулся, так что футболка оголила плоский живот, и Марта заметила на руке чуть выше локтя пластырь в цвет кожи.

— Спасибо, что не сдала, кстати. Теперь за мной должок, можешь просить, что хочешь.

Марта скрестила руки на груди. Улыбка озарила ее покрасневшее лицо, и она уже было открыла рот, чтобы приказать Матвею уйти из оркестра, как из-за спины раздался знакомый голос:

— Ты тут? Матвей, черт, я везде тебя искала! Думала, что они догнали, а где гитара?

Марта обернулась, и Ярослава осеклась. Волоски на руках встали дыбом, и Яра сразу почувствовала, что между Матвеем и этой девчонкой произошло нечто большее, чем она успела увидеть.

— Все в порядке? — спросила Яра у Матвея.

— Да, в полном. Марта помогла мне спасти гитару.

— Марта? — она просияла. — Та самая зубрилка со скрипкой?

Улыбка сползла с лица Матвея, а Марта почувствовала, как смущение из солнечного сплетения перебралось выше, к подрагивающим от злости ноздрям, и трансформировалось в обиду. Волнение, вызванное его прикосновениями, в один момент обнулилось, как неловко свайпнутое сообщение.

— Ты чего? — Матвей посмотрел сначала на Ярославу, потом на Марту. — Это все ерунда.

— Конечно, — согласилась Марта и сжала в пальцах выпавший наушник. Музыка била в голове набатом. — Ты и твоя гитара — это ерунда. Хочешь вернуть должок? Хорошо, тогда я хочу, чтобы ты бросил репетиции!

Вместо ответа Матвей ругнулся и со словами: “Черт, моя гитара!” — перемахнул через кусты самшита. Яра прыснула от смеха, а Марта почувствовала себя униженной. Сгорая от стыда, она развернулась и пошла прочь, но колкие слова Ярославы все равно настигли ее:

— Пока, Марта! Надеюсь, больше не увидимся!

Скрипачка не обернулась, и Матвей, который вернулся на аллею с гитарой и черным худи в руках проводил ее тяжелым взглядом.

— Зачем ты это сказала? — бросил он Ярославе, возвращаясь к лавочке.

— А что? За глаза, значит, над ней смеяться можно, а в лицо — нет? Бред! Или тебе не все равно?

Матвей натянул худи и накинул на голову капюшон.

— Ты опять лезешь не в свое дело, Ярослава. Лучше займись чем-нибудь полезным. И отстань уже от меня, наконец.

Он не тронул ее и пальцем, но слова ранили сильнее, чем удары. Матвей никогда не называл Яру полным именем, потому что знал, что она его терпеть не могла. Ждала совершеннолетия, чтобы стереть все воспоминания о том, что родители хотели мальчика, а получили ее.

Нескладную, грубую, острую на язык. С косичками вместо нормальных волос, пирсингом в пупке, носу и в ушах. Ту, что кричала о свободе и самовыражении на каждом шагу. Ту, что зависела от одобрения одного-единственного парня, который хотел, чтобы она от него отстала.

Яра шмыгнула носом, совсем по-девчачьи, и сама на себя разозлилась.

— Я вообще-то ради тебя стараюсь!

— А я разве об этом просил?

Матвей перекинул гитару через плечо и добавил:

— Давай договоримся, я сам буду решать как, с кем и когда общаться. То, что ты сказала Марте, было грубо. Она тебе ничего плохого не сделала. И мне тоже. Если бы не Марта, они бы меня взяли. И отобрали отцовскую гитару.

Яра знала, что Матвей дорожил инструментом больше, чем собой. Гитара с отпечатком маленькой ладошки за колосником для Матвея была важнее всего на свете.

Ярослава упрямо мотнула головой.

— Мы никогда раньше не ссорились! А теперь… второй раз за неделю и все из-за нее!

— Марта здесь не причем. Мы ругаемся из-за тебя.

И снова боль закипела в груди. Жгучая, как горькие слезы, и такая же безнадежная, как тоска. Матвей ускользал сквозь пальцы, и она ничего не могла с этим поделать.

Яра шмыгнула носом.

— Потому что…

Признание упало на язык непосильной ношей. Придавило к зубам так, что не пошевелить. Ярослава сжала кулаки и предприняла еще одну попытку.

— Потому что я…

— Я не хочу продолжать, — махнул рукой Матвей. — И спорить устал.

— Но!

— Проехали, ладно? Мне домой пора. Увидимся.

Матвей поправил гитару и зашагал по аллее в сторону остановки, а Яра, признание которой горьким комом встало в горле, сжала руки в кулаки и зажмурилась.

— Потому что я тебя люблю… — прошептала в пустоту.

На веках заплясали разноцветные искры, но легче от этого не стало. Злость не ушла, но к ней добавилось опустошение. Та самая гремучая смесь эмоций, которая заставляла ее сначала делать, а потом думать.

Яра видела, как эта дура устроилась на коленях у Матвея. Видела все с самого начала, но не смогла заставить себя подойти. Раньше она никогда не терялась, а здесь… стало так больно!

И она просто не смогла собраться. Весь мир вокруг остановился, потеряв звуки, краски, саму жизнь. Почему в скрипачке с дурацким именем Матвей видел девушку, а в ней нет? Потому что та носила юбки и открытые босоножки на каблуке?

Ярослава осмотрела себя с ног до головы. Джинсы трубы и кроссовки с рифленой подошвой. Майка варенка со спущенным рукавом того же цвета и объема. Она тронула свои волосы. Вместо каштановых локонов, как у Марты, у Яры были плотные цветные косички.

Может быть, все дело в этом?

В том, что Марта выглядела, как девушка, и вела себя соответственно, а Яра нет?

Репетиция не задалась с самого начала.

Регина сказала, что заболела, так что Светлане Анатольевне пришлось подменять ее партию фортепианной версией. Марта знала, что это была уловка: на самом деле скрипачка уехала с родителями на отдых в Европу, но рассказывать об этом оркестру не стала. Себе она бы подобной вольности не позволила, даже если Илона разрешила, но Регину не осуждала.

Если подругу устраивало место второй скрипки, то ее и подавно.

— Марта, отлично. Сегодня ты молодец.

Похвала была приятной, и она опустила глаза. Смотреть на Матвея после той встречи в парке было выше ее сил. И не только потому, что, каждый раз глядя на него, Марта вспоминала прикосновение теплых пальцев к спине, но и из-за анонимного доноса, что она написала в тот же вечер на Сергея Наумовича.

Интернет — великая вещь, а Марта из-за слов Ярославы так разозлилась на Матвея, что вернулась домой с уже созревшим в голове планом. Дальше дело оставалось за малым: зайти на сайт Министерства культуры, найти комиссию, отвечающую за контроль над качеством образования в музыкальных учреждениях, заполнить форму и оставить анонимную жалобу.

Утром за завтраком, когда злость улеглась, Марта на мгновение усомнилось в правильность принятого решения, но напряженная атмосфера в школе, где у нее больше не осталось подруг, снова ожесточила ее.

Марта не просила к себе особого отношения, не от Матвея так точно. Но узнать, что он за глаза говорил про нее гадости, да еще и обсуждал с Ярославой, было неприятно. Око за око, зуб за зуб. Марта имела полное право на сатисфакцию, а потому стыдиться было нечего.

Каждый получит по заслугам.

Она перевернула страницу и заставила себя вернуться мыслями к репетиции. Матвей, как и всегда, отступил от первоначальной мелодии, увлекшись импровизацией, и к удивлению присутствующих всегда сдержанная и вежливая Светлана Анатольевна, вдруг с силой хлопнула ладонью по крышке рояля.

— Матвей, стоп! Немедленно прекрати играть!

Он остановился не сразу, и мелодия гитары замолкла только на нисходящем, логически завершенном звуке.

— Ты понимаешь разницу между исполнением соло и игрой вместе с оркестром? Когда вообще импровизация уместна? — ее голос взвился до ультра высокого тона.

Матвей кивнул.

— А мне кажется, что нет! Ты, безусловно, талантливый гитарист, и Сергей Наумович не шутил, когда пророчил тебе большое будущее, но здесь, — она провела коснулась ребром ладони стола. — На репетиции моего оркестра ты будешь играть то, что скажу я. А конкретно то, что записано в нотной тетради, ты меня понял?