Оказаться как можно дальше от сцены, музыки… от нее. Сбежать туда, где фальшь уже нельзя было услышать. Где его лицо могло вернуть себе привычные выражение, не искаженное разочарованием.

Это потом Марта узнала, что Родион выбежал из зала не потому, что испытал неловкость за ее игру, а потому что позвонили из больницы. Но тогда, на сцене она отчаянно боролась со слезами и тугими струнами, что никак не хотели подчиняться ее воле.

В тот первый раз Марта не взяла ничего — даже приз зрительских симпатий ушел незнакомому мальчику в синей жилетке с брекетами на кривых зубах. Но все оказалось ерундой, потому что прямо из концертного зала они с папой поехали в больницу, где почему-то оказалась мама.

В палате на пятерых, бледная, с изможденным заплаканным лицом, Илона выглядела восковой копией себя. То был единственный раз на памяти Марты, когда мать плакала, гладя ее по волосам, и странные тетки с натянутыми на животах цветными больничными сорочками смотрели на них с сочувствием.

А Марта обнимала мать и думала, что уж они-то никак не могли узнать о ее провале и, конечно, просто жалели Илону, которая заболела. Она все понимала, только по-своему.

Так, как могла понять взрослые проблемы шестилетняя девочка.

Марта проснулась в слезах. Что-то тяжелое сдавило грудь, словно невысказанная обида или забытое воспоминание. На столе разрывался будильник, и Марта терла воспаленные глаза пальцами, пытаясь прогнать сонное наваждение, но оно не уходило, и только усугубляло накопленную за месяц усталость.

Матвей был прав. Не во всем, конечно, а только в том, что они должны были стать командой. И Марта, наконец, приняла решение. Умылась, еле отсидела пять уроков и, прогуляв физкультуру, отправилась в парк, где в тени аллей снова играла музыка, а молодежь пешком и на самокатах, шумно и весело прогуливала время перед экзаменами.

Марта вышла на знакомую дорожку и еще до того, как увидела толпу зевак, узнала Матвея. По тембру, с которым смеялась в его руках гитара, и голосу, что заставлял идущих мимо останавливаться и слушать.

Марта остановилась вне поля видимости Матвея и оглянулась, выискивая взглядом Ярославу, но девушки с афро косичками нигде не было, зато вокруг Матвея прыгала и смеялась маленькая девочка.

В разноцветных лосинах и белом топе с единорогом на груди. Она выделывала лихие па, от чего толпа вокруг приходила в восторг, и количество денег в чехле от гитары росло пропорционально умилению, которое вызывала малышка.

Марта заправила за ухо прядь волос. Она не могла забрать назад анонимный донос, но все еще могла попробовать договориться с Матвеем. Марта посмотрела на маленькую девочку, которая подняла руки над головой и, словно балерина, закружилась вокруг своей оси.

Матвей закончил играть, и девочка поклонилась, собрав волну аплодисментов, а Марта вышла вперед и помахала ему рукой. Маленькая танцовщица с любопытством посмотрела на нее, а потом подбежала к Матвею и обезьянкой повисла на ноге.

Он взъерошил короткие кудряшки светлых волос и, придерживая ее за плечи, принялся ходить туда-сюда, от чего девочка начала заливисто смеяться. И смеялась до тех пор, пока не съехала по ноге вниз, коснувшись попой асфальта, а потом и вовсе не растянулась на земле звездой.

— Аська-хулиганка, — без злобы заметил Матвей и присел рядом с чехлом от гитары.

Собрал купюры и, не считая, засунул в карман. Девочка заглянула Матвею через плечо и восторженно воскликнула:

— Монетки!

Он фыркнул и поднялся, позволяя ей самостоятельно разделаться с обнаруженным сокровищем.

— Привет.

Марта подошла первая. Матвей повернулся и кивнул, не глядя:

— И тебе. Зачем пришла?

Марта ответила не сразу. Не могла оторвать взгляда от девочки, что так старательно раз за разом складывала на ладошки башенку из монет.

— Твоя?

Матвей посмотрел на нее с удивлением и ответил с легким налетом гордости:

— Моя. Сестра.

Марта почувствовала, что краснеет.

— Я так и подумала, — ответила она, и, явно смутившись, сложила руки на груди. — Похожа.

Матвей ничего не ответил, только наклонился и помог сестре собрать монетки, которые потом высыпал в самодельный вязаный кошелек с глазками-бусинками.

— Ее Настя зовут, но мне больше нравится Ася, — сказал он, не глядя на Марту, и перекинул гитару через плечо. — Ты что-то хотела?

Матвей смотрел прямо, спокойно и холодно, и от этого Марта чувствовала себя не в своей тарелке. Щеки горели огнем, и она поняла, что, если не скажет сейчас, то потом уже будет поздно.

— Да, хотела спросить… ты сегодня на репетицию придешь?

Матвей снова посмотрел на Марту, но уже как-то странно. Даже маленькая Настя замерла, прислушиваясь к разговору.

— Ну, других планов у меня на вечер не было, — он подхватил сестру на руки и подошел к Марте близко-близко. — Ты за этим пришла?

От Матвея пахло хвоей и почему-то зелеными яблоками. Марта открыла рот и замерла, подбирая слова.

— Я… подумала, — она перевела взгляд на Настю, которая обняла брата за шею и теперь внимательно смотрела на нее своими чистыми голубыми глазами. — Про импровизацию, — наконец, нашлась Марта.

— Импровизацию?

— Ну, ты же помнишь, Светлана Анатольевна сказала, что нам нужно учиться друг у друга, и я подумала, что это хорошая идея.

— М-м-м, а я подумал, что ты пришла просить прощение.

Марта опустила глаза, боясь, что они выдадут ее истинные мысли, и кивнула. Аська посмотрела сначала на Матвея, потом на Марту.

— Что скажешь, примем ее извинения или нет?

Девочка протянула к Марте пухлую ручку. Маленькие пальцы совсем не больно ущипнули ее за щеку, и Аська выдала губами громкий “Чмок!”, так что Матвей рассмеялся.

— Ты ей понравилась, — резюмировал он и посмотрел на сестру. — Значит, будем учить Марту импровизации?

Аська кивнула.

— А я в благодарность могу научить тебя читать ноты.

Матвей фыркнул, запрокидывая голову.

— Я знаю ноты.

Он посадил сестру на другую руку и пошел вперед, так что Марте пришлось догонять.

— Было бы странно, если не знал, но я имела в виду чтение с листа.

— С чего вдруг? — поинтересовался Матвей.

— Потому что Светлана Анатольевна сказала…

Он фыркнул.

— А, ну то есть без ее наставления, ты решения не принимаешь?

Марта возмутилась:

— Нет, конечно! Просто…

— Да расслабься, я пошутил.

Матвей толкнул ее плечом, улыбаясь. Так естественно и легко, что Марта стушевалась еще больше.

— Я и не напрягаюсь. Я просто хочу, чтобы ты нормально отыграл соло и не испортил нам выступление.

Матвей отпустил Аську на тротуар перед пешеходным переходом и спросил:

— Ты боишься, что я забуду ноты?

— Я боюсь, что ты зависнешь в самолюбовании, и забудешь про оркестр.

— А я боюсь, что ты на сцене будешь вести себя, как робот.

Они опять становились на старые рельсы, что грозили перерасти в очередную ссору, поэтому Марта сменила тему:

— Настя тоже играет?

Девочка прижимала к груди кошелек с монетками и крепко держала Матвея за руку. На светофоре показался зеленый человечек, и они перешли на другую сторону дороги.

— Ась, ты играешь? — Матвей улыбнулся сестре. И ответил, обращаясь к Марте. — Нет, она любит рисовать.

— И танцевать!

— Танцуешь ты просто отлично.

Настя выглянула из-за руки Матвея и улыбнулась, продемонстрировав мелкие ровные зубы.

— А почему она не в садике?

— У них в группе карантин по ветрянке. Ты болела?

Марта отрицательно покачала головой, и Матвей вдруг подхватил сестру на руки и прохрипел:

— Хватай ее, Аська! Она из не зараженных!

Девочка задрыгала в воздухе ногами и, словно зомби, вытянула вперед руки. Глаза ее закатились, а язык смешно вывалился наружу, но Марта даже не шелохнулась. Только посмотрела на Матвея, как на придурка.

— Я же говорю, робот, — он вздохнул и вернул сестру на землю.

А Марта, помедлив немного, спросила: