— С кокосом.

Довольный ответом, он забрал у нее бутылку с водой и сделал глоток, затем выкинул пустую обертку и протянул Марте оставшиеся шоколадки.

— Это хорошо, я больше с орехами люблю.

— Мне не надо, зачем?

Она смутилась, но Матвей настоял.

— Дома доешь.

Марта не стала спорить, сунула шоколадки в сумку, и, пока они переходили дорогу, думала, куда их спрятать, чтобы мама не нашла.

Когда до арки ее дома оставалось совсем ничего, Матвей вдруг заметил:

— Теперь понятно, почему у тебя такая тонкая талия, — он вытянул вперед пальцы. — Что я могу ее двумя руками обхватить, не напрягаясь.

Марта смутилась и опустила глаза. Они оба подумали об одном, но никто так и не решился продолжить.

— До завтра, — наконец, прервал молчание Матвей, и она благодарно кивнула.

— Увидимся.

Марта пожала протянутую им ладонь, и Матвей хитро улыбнулся, а потом привлек ее к себе, обнимая.

— Ты скрипку забыла, — пробурчал он Марте в макушку, и она окончательно растерялась.

— Спасибо.

Марта забрала инструмент и поспешила к арке, но у самого пролета обернулась и поняла, что Матвей все это время смотрел ей вслед. И то, что раньше внутри Марты жило спокойно и тихо, вдруг подало голос, ожило и затараторило невнятно.

Отрывки слов, наброски воспоминаний, нечеткий рисунок настоящего и робкие мазки будущего — сердце шептало: “А вдруг, а вдруг, а вдруг?”

И желудок сжимался, а легкие, наоборот, раскрывались, заполняя собой освободившееся пространство, и Марта понимала, что наполнял их не только воздух, но и радость. Радость, от которой хотелось бежать вперед, распахнув руки, и кричать, подпрыгивать, кружиться на месте — да просто жить!

Часы на руке запищали и Марта, не глядя, выключила их.

Момент был упущен и побежать не получилось, а на тротуаре остался лишь ее мысленный, эфемерный след. Марта завернула в арку, и сердце вернулось к прежнему объему, потеснило легкие, которые никак не желали выталкивать из себя радость и возвращаться на место, и от чего-то стало тошно.

А потом начались экзамены, и все переживания ушли на второй план. Ночью Марте приснилось, что она перепутала даты, и на математичку пришла со скрипкой, а на русский — с калькулятором. И ее не пустили. Оставили без аттестата о среднем образовании, и она не смогла поступить в музыкальную академию.

Марта проснулась в холодном поту и дважды перепроверила расписание: все было в порядке. И теперь она сидела в чужой школе за чужой партой и пыталась выжать максимум из того, на что была способна.

Отпущенное на решение задач время пролетело незаметно. Марта сдала контрольный листок и, довольная, вышла из класса. Улица встретила ее беспорядочно разбросанным тополиным пухом, теплом и ярким солнцем. Она достала из кармана телефон и написала:

— Я сдала)

Матвей ответил только через полчаса:

— Я тоже. Гоу отметим?

Они встретились у парка, и в его руках Марту уже ждал стаканчик с шоколадным мороженым.

— Спасибо.

Они зашли в парк и заняли первую свободную лавочку.

— Как Аська?

— Нормально, в саду.

— Я бы сейчас тоже не отказалась.

Матвей посмотрел на Марту с удивлением.

— Что, есть кашу и спать днем?

Она кивнула, улыбаясь.

— Ну, да. Там свое, особенное настроение, — Марта мечтательно улыбнулась. — А что мама, все еще тебя контролирует?

— Нет, — Матвей рассмеялся. — И слава Богу! Есения опять пишет.

— Красивое имя.

— А твоих как зовут?

— Илона и Родион.

Матвей прыснул.

— Серьезно?

— Ага, на их фоне Марта звучит простовато, да?

— Неа, — Матвей посерьезнел — Мне нравится.

Она вновь почувствовала, как ее распирает изнутри от удовольствия, и, чтобы Матвей не заметил улыбки на лице, откусила мороженое. Кусок оказался большим, и Марта засопела, пытаясь с ним справиться.

— Не хочу сегодня идти на репетицию, — Матвей откинулся на спинку лавочки. — Давай прогуляем?

— Ты что! Светлана Анатольевна сказала, что никаких пропусков без уважительной причины!

— А чем “не хочу” не уважительная?

Матвей встал, выбросил упаковку от мороженного в урну и обрисовал Марте перспективы:

— Возьмем самокаты и покатаемся по городу. Ты когда-нибудь каталась на электросамокате? Спорим, что нет? Я могу научить.

Она сверила по часам свое расписание.

— Если мама узнает…

— Как?

Матвей присел перед Мартой на корточки, положил руки на скамью по обе стороны от ее ног, и заглянул в глаза.

— Как она узнает? Я ей не скажу, ты тоже.

Солнце прочертило на лице Матвея тонкую полосу, и он зажмурился. Длинные ресницы позолотило светом, как и мягкий пушок на щеках и над верхней губой. Он улыбнулся, и Марта поняла, что хочет сказать да. И все, что раньше было приоритетом, отодвинулось на второй план, когда он вот так попросил, глядя на нее снизу вверх.

— Только в семь я должна быть дома!

— Вообще без проблем.

Матвей выпрямился и протянул Марте руку. Она встала, опираясь на его ладонь, выбросила в урну остатки мороженого, и пошла следом. Рука в руке, так что внутри, в самой груди стало жарче, чем на улице.

И теплые пальцы крепко держали ее, и люди вокруг казались другими: лучше, добрее, приветливее. Но на парковке для самокатов оказалось пусто. Матвей осмотрелся.

— Подожди здесь.

Он выпустил руку Марты и вернулся обратно в парк. Она отошла в тень и достала из сумки телефон. Мама раньше четырех дома не появится, а репетиция начнется в половину шестого, так что, чисто в теории, она могла успеть.

— Один нашел!

Матвей остановился перед Мартой и кивнул, приглашая к рулю. Она кинула телефон в сумку и залезла на самокат. Обернулась, когда он встал на подножку сзади.

— А мы поместимся?

— Уже поместились, держись.

По инерции Марту отбросило назад, и она уткнулась макушкой в его плечо. Смутилась, наклоняясь вперед, когда почувствовала рядом с ухом его губы.

— Только не кричи.

Самокат набрал скорость и, стуча колесами, скатился по пандусу вниз, завилял, объезжая бугристую разметку для слепых, и вернулся на тротуар. Марта крепче перехватила руль.

— Зачем так быстро?

Пыталась одной рукой собрать разметанные ветром волосы, но Матвей снова вильнул, и она вскрикнула, перехватывая его за предплечье.

— Все нормально, не бойся.

На мигающий зеленый они миновали пешеходный переход и спустились по пандусу к набережной. Уклон был небольшой, так, чтобы с коляской удобно гулять, но Матвей влетел на него на скорости, и Марта завизжала, испугавшись, что они не успеют затормозить, перемахнут через ограждение и сорвутся в воду.

— Матвей!

Он рассмеялся и немного сбавил скорость.

— Испугалась?

Марта толкнула его локтем в бок. Не сильно, больше от пережитого страха.

— Никогда больше так не делай!

— Как скажешь.

Он снизил скорость до минимальной, и теперь они тащились по набережной словно два старика. Марта легла грудью на руль и отвернулась к воде.

Он снова ее провоцировал и, положа руку на сердце, с большим удовольствием Марта бы сейчас откинулась назад, положила голову на его грудь и закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Но это было слишком вызывающе, чтобы она посмела на такое решиться.

И все же близость Матвея волновала Марту. Так или иначе, она касалась его предплечий, что крепко держали грипсы (резиновые или пластиковые накладки на руль велосипеда, которые обеспечивают надежный и комфортный хват руками — прим. автора), ветер развевал подол сарафана, который бился о его ноги, и иногда, когда Матвей хотел что-то сказать, он наклонялся к ее уху, так что Марта шеей чувствовала его дыхание.

— Погуляем или поедем дальше?

— Дальше.

Она не хотела слезать с самоката. Марта не знала, возьмет ли он ее за руку снова, или просто будет идти рядом, но сейчас его близость будоражила, и она хотела, чтобы это чувство не заканчивалось как можно больше.