— Расскажу, как придешь.
— Так рано даже маршрутки не ходят, — Матвей тяжело вздохнул и добавил. — Опять будем с твоей мамой чай пить?
Спросонья его голос звучал хрипло и приглушенно, и Марта поймала себя на мысли, что таким она его еще не знала, и это открытие почему-то доставило ей массу удовольствия.
— Зато твои ноги прекрасно ходят. И нет, мы будем избавляться от дипломов и наград. Я уже все собрала.
— Ого, — теперь Марта услышала в голосе Матвея интерес. — Ну, да, с учетом их количества, самой тебе будет тяжело. А избавляться собираешься буквально?
— Да, в прямом смысле, — ответила Марта и посмотрела на три мусорных пакета на полу.
Больших и черных, готовых вместить в себя историю десяти лет ее музыкальных взлетов и падений.
— Считай, что ты меня уговорила. Скоро буду.
Матвей пришел через два часа, и это время Марта провела в сосредоточенной работе, сбрасывая кубки и дипломы в кучу. Третий пакет уже был набит под завязку, и она прикидывала, нужно ли идти за четвертым, когда в дверь позвонили.
— Ты не похожа на бунтовщика, — заметил Матвей, переступая порог и протягивая Марте шоколадку с кокосовой начинкой.
— А на кого я похожа?
— На трусишку зайку серенького.
Матвей улыбнулся, заключил ее в объятия и поцеловал, а Марта со вздохом перехватила руками его талию.
— Сереньким, насколько я помню, всегда был волк, — заметила она и потерлась носом о грудь Матвея, вдыхая ставший уже знакомым запах мыла и мяты.
— И зайка. Я знаю, о чем говорю.
Она улыбнулась, вспомнив про маленькую Аську, и потянула Матвея за собой. В комнате царил настоящий хаос: стена без дипломов с пятнами выцветших обоев казалась грязной, а стеллаж, который Марта буквально выпотрошила как будто скукожился и покосился, лишившись благородной опоры..
— Что за погром? — поинтересовался Матвей, оглядываясь.
Затем подошел к одному из пакетов и поднял, примеряясь к весу.
— Тяжелые, блин. Хорошо, что пластик плотный, а то разбежались бы твои кубки по всему подъезду.
Он заглянул в один пакет и присвистнул, а потом перевел взгляд на Марту.
— Не жалко?
— Вообще ни разу, — она строго посмотрела на него. — Я бы их из окна выбросила, но палисадник бабушки с первого этажа жалко.
Матвей улыбнулся. Розарий, который безымянная старушка развела рядом с подъездом под окнами своей квартиры, был очень ухоженным.
— Ладно, не проблема. Я все вынесу.
Матвей взял в руки по пакету и шикнул:
— Не тронь! Я сам. Лучше дверь открой и лифт вызови.
Марта послушно выбежала в коридор и толкнула дверь квартиры. Матвей обулся и вышел на площадку. Несколько секунд они стояли в тишине, а, когда двери лифта открылись, он зашел внутрь и вдруг бросил через плечо:
— Последний шанс передумать.
Вместо ответа Марта нажала кнопку первого этажа и вернулась в квартиру. В ее комнате остался последний пакет, не самый тяжелый, но помня просьбу Матвея, она не стала его трогать.
Марта осмотрелась по сторонам и вздохнула, такой пустой показалась спальня. Она вспомнила, как всего пару месяцев назад с гордостью сжимала в руке гран-при за первое место в самом престижном конкурсе для скрипачей на уровне области.
Тогда победа значила для нее все, а теперь?
Марта не чувствовала ничего, что могло бы заставить ее передумать. Ни жалости, ни сожаления, ни грусти. Только всепоглощающую пустоту, которая концентрировалась в сердце и растекалась по телу тихим, медленным ядом.
Она больше никому не позволит себя обесценивать. Или говорить, что и как ей делать. Теперь она чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы принимать самостоятельные решения.
Марта услышала, как распахнулась входная дверь, и бросилась в коридор.
— Ты быстро, — она осеклась на полуслове, когда вместо Матвея в квартиру зашел отец.
— Я забыл флэшку с подписью, — он протянул руку, не обратив на слова Марты внимания. — Во внутреннем кармане коричневого пиджака, принеси, пожалуйста. Он в спальне висит на спинке стула.
Марта кивнула и побежала в комнату родителей. На спинке стула. конечно, никакого пиджака не оказалось — Илона перевесила его в шкаф, и Марта потратила какое-то время, чтобы найти нужный.
Она надеялась, что Матвей задержится внизу, и они с отцом не пересекутся, но, когда вернулась с флэшкой в руках, Родион ждал ее не у входа, а на кухне, жадно глотая воду.
— Нашла? Умница.
Родион забрал у Марты электронно-цифровую подпись и взял в руки ложку для обуви, когда дверь снова открылось, а на пороге вырос Матвей.
— Ко второму заходу готов, — улыбнулся он, а Марта побледнела.
Родион так и замер в одном ботинке. Обернулся на дочь, которая стояла и хватала ртом воздух, и снова посмотрела на Матвея.
— К какому еще заходу? — голос отца загремел, отражаясь от стен и потолка. — Марта, это тот, кто я думаю?
Выражение лица Родиона не сулило ничего хорошего, и Марта с ужасом подумала, что подставила Матвея ни за что. Отец редко злился, зато вспышки его гнева были в сто раз хуже холодного пренебрежения Илоны. И она вдруг сделала то, что никто не ожидал, включая ее саму: прыгнула вперед и толкнула Матвея в грудь, за пределы квартиры, а следом выскочила за дверь сама. сама
— Марта!? — выдохнул он, но ее уже было не остановить.
С оглушительным треском, от которого в рамах задребезжали стекла, Марта захлопнула входную дверь, схватила Матвея за руку и понеслась по ступеням вниз, перепрыгивая через одну.
Сердце колотилось где-то в ушах, но времени на раздумья не было. Уже через минуту они вылетели из подъезда и, не сбавляя хода, побежали по двору к арке, у которой Матвей все же заставил Марту притормозить.
— Черт, — выдохнула она, глядя себе под ноги. — Я… забыла… обуться.
Он посмотрел на ее ноги, которые успели потемнеть от дорожной пыли, на домашний хлопковый костюм с капибарами, не предназначенный для уличных прогулок, и не смог сдержать рвущийся наружу смех.
Марта поджала губы от обиды. Накопленное напряжение, которому она так и дала выход, прорвалось наружу, и ее затрясло. На глаза навернулись слезы, и она спрятала лицо в ладонях.
Матвей тут же перестал смеяться. Ласково потянул ее руки вниз и наклонился, чтобы поцеловать.
— Ты сумасшедшая, — наконец, сказал он, обдав ее губы горячим шепотом. — Но я тебя люблю.
Слова признания выбили из груди Марты воздух. Все разочарование прошлых дней, вся боль и неприятие, с которыми ей пришлось мириться, перестали иметь значение. Холодность Илоны, гнев Родиона, отправленные на помойку награды и сломанная скрипка — Матвей смахнул с ее сердца тремя простыми словами.
Я тебя люблю.
Марта шагнула к нему еще ближе, зарылась пальцами в непослушные каштановые волосы и уткнулась холодным носом в мягкое местечко под ухом.
— Я тоже… тебя люблю.
И это была правда. Правда, которую она чувствовала всем своим существом. Матвей провел ладонями по спине Марты и отстранился, предлагая свою руку.
— Ты как, готова вернуться?
При мысли, что придется посмотреть в глаза отцу после того, что она выкинула, Марте поплохело.
— Нет, — она отрицательно покачала головой.
Матвей вздохнул, наклонился и поднял Марту на руки. Она пискнула от неожиданности, а потом расслабилась. И всю дорогу, пока Матвей нес ее к лавочке у детской площадки, не дышала от удовольствия.
— Спасибо, — прошептала Марта, когда он опустил ее на скамью и сел рядом. — Знаешь, если бы это была мама, я, наверное, не решилась…
Матвей фыркнул.
— Понимаю.
— Я имела ввиду, что раньше бы не решилась. Не сейчас.
Марта подцепила ногтем отслоившуюся от дерева краску и отряхнула руки.
— Мы очень сильно поругались. Опять. И последнее время у меня такое чувство, что ее мнение перестало иметь значение. Как и ее желания. Не хочу больше.
— А чего ты хочешь? — спросил Матвей с улыбкой.
— Поскорее повзрослеть.
Матвей потянулся, и его рука оказалась на талии Марты.