— Прости, малышка. — Он проводит руками по моим ногам.

Одна чертова фотография — и моей спокойной, размеренной жизни пришёл конец. Хотя, возможно, дело не столько в троллях из сети, сколько в моей матери.

— Какие планы на остаток дня? — спрашиваю я, проводя пальцами по его влажным волосам. От него пахнет смесью мыла и его фирменным сандаловым ароматом.

— Планировал провести день с моей девочкой. А у тебя какие мысли?

— Я хочу увидеться с матерью.

Его глаза буквально вылезают из орбит, а рот открывается.

— Зачем?

— Хочу задать ей вопрос. Это ненадолго. — Я пододвигаюсь вперёд, и он отодвигается, помогая мне встать. — Я сделаю это одна. — Ополаскиваю чашку и ставлю в посудомойку. — Я справлюсь, но… не думаю, что после этого мне будет хорошо. Ты поедешь со мной и подождёшь в машине?

— Что угодно для тебя. — Он притягивает меня к груди, крепко обнимая. — Когда хочешь выехать?

— Мне нужно переодеться, и тогда поедем. Договорились?

— Конечно. — Он целует меня в лоб. — О чём ты хочешь с ней поговорить?

— Мне нужно понять, почему она ненавидит меня. — Медленно высвобождаюсь из его объятий, и он отступает на шаг.

Это правильный шаг — для меня и моего будущего, даже если я боюсь узнать правду. Её правду.

Стучу в дверь, затем отступаю, делаю глубокий вдох и расправляю плечи. Слабо улыбаюсь Ксандеру. Он ждёт в машине, как и обещал. Для меня невероятно важно, что он доверяет мне разобраться с ней самой.

Будет больно, но я готова её увидеть.

— Изабелла? — Глаза того же цвета, что и у меня, пронзают меня, когда мать открывает дверь. — Не могу сказать, что ожидала снова тебя увидеть.

— Нам нужно поговорить.

— Серьёзно? — Она резко смеётся. — Как будто нам есть что сказать друг другу.

Захожу внутрь, слегка задев её плечом.

— Я ненадолго.

— Какого чёрта ты творишь? — шипит она, хлопая дверью. — В прошлый раз, когда ты была здесь, ты сбежала, поджав хвост, изображая жертву. Жертву изнасилования. Хотя на самом деле...

— Я отвратительная шлюха. Именно это ты сказала, когда позвонила сообщить, что Кевин тебя бросил. — Иду в гостиную, игнорируя её смертоносный взгляд. — Ты вообще спрашивала Кевина об этом? Это было изнасилование. Он это знает.

Она делает два быстрых шага в комнату, скрестив руки.

— Он с тобой общается?

Хорошо. Я задела её за живое. Мне нужно вывести её из себя, если я хочу, чтобы она сказала то, что мне нужно.

— Изабелла!

— Какая ты требовательная. — Усмехаюсь, устраиваясь на диване. — Времена, когда твой крик на меня действовал, прошли. Если хочешь что-то узнать, спроси меня. Вежливо. И я подумаю, отвечать ли.

Осматриваю комнату, ожидая её реакции, и замечаю на обеденном столе наполовину пустую бутылку вина и полный бокал рядом. Она пьёт. Кевин упоминал об этом в одном из своих сообщений. У моей матери никогда не было проблем с алкоголем, но раз сейчас даже не обеденное время, возможно, они начинаются. Хотя это уже не моя проблема. Как только я получу ответ на свой вопрос, я навсегда покину этот дом.

— Вижу, у тебя появился характер. — Наконец она садится на диван, лицом ко мне. Её глаза сужены до щелочек, а во взгляде плавает ненависть. Ненависть ко мне. — Хамишь. Плевать хотела на других...

— Я наконец перестала пытаться угодить всем. Единственный человек, о котором мне стоит заботиться, — это я. Моё психическое здоровье и стабильность — на первом месте.

— Как будто ты не была такой в детстве, — шипит она.

Стискиваю зубы и сосредотачиваюсь на ровном дыхании. Она не может себя контролировать, да?

— Ты всегда была эгоистичной сукой, которой плевать на последствия своих поступков.

— Мы говорим о твоём бывшем муже? О том, как я спала с ним? — Намеренно вывожу её из себя. Мне нужно, чтобы она сорвалась, чтобы перестала себя сдерживать. Только так я получу чистую правду.

— Так ты признаёшь? Что трахалась с моим мужем за моей спиной? Постоянно?

— Да. — Киваю, проводя ногтями по подушке рядом со мной. — Сначала без моего согласия, но потом он влюбился в меня, и в конце концов я сдалась. Позволила ему брать то, что он хотел, без сопротивления. Мне хотелось любви от тебя, но ты никогда её не давала. Зато твой муж — да.

— Секс — это не любовь.

Моё сердцебиение учащается. Она знала, как сильно я хотела, чтобы она меня любила; ей просто было всё равно.

— Кевин никогда тебя не любил. Для него ты была просто молоденькой покорной пиздой. Ничем больше.

— Вот тут ты ошибаешься, мама. Он любил меня. До сих пор любит. В отличие от тебя. — Закидываю ногу на ногу и откидываюсь на диван.

— Интересная точка зрения. — Она издаёт безрадостный смешок, копируя мою позу. Хотя её пальцы её выдают: она теребит кольцо на указательном пальце. — Он никогда не жаловался, пока ты...

— Потому что быть с тобой было максимально близко ко мне. Поэтому он не ушёл.

Её плечи напрягаются, а выражение лица становится раздражённым. Чувство удовлетворения накатывает на меня с такой силой, что на секунду мне кажется, будто я тону. В собственной ярости.

— Если бы ты не ненавидела меня или хотя бы научилась это скрывать, он остался бы с тобой. Продолжал бы верить, что, обладая тобой, обладает мной. Это ты виновата в том, что он ушёл, и только ты.

— Невероятно, — бормочет она. — У тебя хватает наглости прийти в мой дом и обвинить меня в разводе? Меня?!

— Это и мой дом тоже. Уверена, отец оставил его нам обеим. Может, продадим и разделим деньги? Очевидно, ты не хочешь иметь со мной ничего общего, и чувства взаимны. — Делаю вежливую улыбку. Жестоко? Возможно. Но после всех этих лет я знаю её слишком хорошо. Единственный способ получить от неё правду — вывести её из себя, пока она совсем не сорвётся. — Что скажешь?

— Скажу, что ты врущая мелкая мразь. — Она усмехается. — Ты потеряла право называть это место домом в тот момент, когда раздвинула ноги для моего, блять, мужа! Ты не имеешь права даже просить о...

— Он изнасиловал меня, — сквозь зубы выдавливаю я, и щёки пылают. — Я только вернулась с вечеринки. Была в своей комнате, дверь закрыта, переодевалась, когда мой пьяный отчим ворвался ко мне, блять. Ты его разозлила, и он решил тебя наказать. Хотел трахнуть твою дочь, чтобы ты почувствовала себя униженной. Он кончал в меня снова и снова, пока ты спала через стенку, думая, что он отрубился на диване. — Хлопаю по подушке. — Вся задница у меня была в синяках. Конечно, ты их не видела, но синяки на шее? Ты сделала вид, что не заметила.

— Звучит как больная фантазия, — фыркает она.

О Боже. Сжимая кулаки, наклоняюсь вперёд, и гнев охватывает всё моё тело.

— Знаешь, были дни, когда я жалела, что принимаю таблетки. Если бы не они, он бы меня точно оплодотворил. Тогда бы ты узнала, что я говорю правду. Твоя ненависть ко мне помешала тебе увидеть, что я была жертвой. Мне нужна была мама, а ты превратила меня в злодейку. Мне было стыдно говорить с кем-либо, просить о помощи. Как я могла, если моя собственная мать не верила мне? Как я могла ожидать поддержки от кого-то после того, что ты сделала?

Слова вырываются из меня сплошным потоком. Боль, которую я так долго носила в себе, растекается, как лава после извержения вулкана. Разрушительная сила питает моё раздражение, и ярость исходит от меня, обжигая кожу.

— Почему ты так меня ненавидишь? — спрашиваю я. — Ты презирала меня задолго до того, как узнала о Кевине. Даже когда я была маленькой, когда так старалась быть идеальной дочерью, делала всё, что ты хотела. Почему?

Приподняв бровь, она скалиться.

— Потому что я никогда тебя не хотела.

Как нож в грудь — острая боль пронзает меня. Именно это я и предполагала, хотя от этого не легче.

— У меня была счастливая жизнь. Брак, полный страсти. Идеальное тело. И по какой-то глупой причине твоего отца этого было недостаточно. Он умолял меня завести ребёнка. Потому что «без детского смеха дом — не дом». Какая же это, блять, шутка.