— Надоело говорить о себе. — Он мягко толкает меня плечом. — Как ты?

— Всё нормально. Утром работала, потом ланч с Джесс. Планировала ещё поработать, но тут появился ты. — Косо смотрю на него и вижу довольную ухмылку. — Ты знал, что Джесс и Джош встречаются?

Он приподнимает бровь.

— Джош Боумен?

— Ага.

— Нет, понятия не имел. — На его губах появляется улыбка. — Хотя я точно заметил, как он на неё смотрел в клубе.

— Она просто светится, когда говорит о нём.

Мило резко останавливается, обнюхивая ножку скамейки, и мы даём ему время.

— Я за них болею.

— А я — за нас. — Он обнимает меня за талию и притягивает к себе. Мы просто смотрим друг на друга. Затем он медленно наклоняется.

Тепло разливается по телу, предвкушение зажигает кровь.

— Очень тяжело держаться от тебя подальше, — шепчет он. — Каждый день без тебя — пытка.

— Я тоже скучаю, — признаюсь я, прижимаясь лбом к его лбу.

— Как насчёт того, чтобы пожить у меня, когда я вернусь с игры? Всего пару дней?

Жар в жилах вспыхивает ярче. Я улыбаюсь и киваю:

— С радостью.

Он целует кончик моего носа, затем переплетает пальцы с моими, и мы продолжаем прогулку.

Я стою перед зеркалом в ванной, разглядываю своё отражение, и мысли несутся галопом. Не знала, что буду чувствовать, вернувшись в его дом, но пока главное ощущение — комфорт.

Даже спустя больше года...его дом всё ещё кажется моим.

Потому что он — мой дом.

Возвращаюсь в гостиную, где он развалился на диване.

— Что случилось с зеркалом? — спрашиваю я, опускаясь рядом. — Это не то, что мы выбирали.

Его щёки окрашиваются в алый оттенок, который я у него никогда не видела.

— Я разбил его в день, когда ты ушла. Не мог смотреть на себя. Только не в этом зеркале.

— Почему? — Кажется, я знаю ответ, но нам ещё многое нужно обсудить, и это хороший повод поговорить о том, как мы допустили крах наших отношений.

— Из-за моей роли в твоём решении уйти.

Я тереблю серёжку, живот сводит от нервов, и глубоко вдыхаю.

— И что это была за роль?

Он наклоняется вперёд, локти на коленях, пальцы сцеплены.

— После колледжа я годами винил себя за то, что случилось со Стейси. Был уверен, что она уже никогда не будет прежней. Образ её в больничной койке въелся мне в мозг. — Он прочищает горло. — Поэтому, когда я снова увидел её — новую, сильную — у меня появилась странная фиксация. Я боялся, что если не буду убеждаться, что с ней всё в порядке, она снова станет той сломанной девушкой. Я так погрузился в её благополучие, что забыл о своих приоритетах. И не осознал, что делаю с тобой и нашими отношениями, пока не стало слишком поздно.

Я беру его руку и сжимаю.

Он глубоко вдыхает, несколько раз моргая.

— И то, как я постоянно пытался решать твои проблемы вместо того, чтобы дать тебе пространство сделать это самой... Пожалуйста, пойми, это исходило из хороших побуждений. Ошибочных, но хороших. Речь никогда не шла о контроле или недоверии. Я хотел заботиться о тебе, защищать тебя, но вместо этого заставил тебя думать, что я не верю в твои способности постоять за себя. — Он сглатывает, и его кадык заметно двигается. — Я верю в тебя. Я на сто процентов уверен, что ты можешь стоять на своём и быть этой дерзкой маленькой хулиганкой. Я знал это тогда, даже если не показывал. Я увидел это в ту ночь, когда мы познакомились. Я обещаю не вмешиваться и отступать, если ты скажешь, но я также шагну вперёд, если ты захочешь. В любое время.

Я моргаю, сдерживая подступающие слёзы.

— Спасибо за эти слова. Для меня очень важно, что ты честен со мной.

— Всегда. Я всегда буду честен с тобой и больше не стану избегать сложных разговоров, как раньше.

— Мне тоже жаль. Я должна была лучше говорить о том, что меня беспокоит. Я должна была быть честнее.

— Мы совершили много ошибок, но важно то, что мы готовы работать над ними. — Он сжимает мою руку в ответ и слегка наклоняет голову. — Ты хочешь что-нибудь поесть?

— Нет. Я пообедала с тётей Милли перед тем, как прийти.

— Хорошо. — Он откидывается назад и оглядывает гостиную, его взгляд ни на чём не задерживается надолго. — Знаешь, когда я сказал отцу, что ты возвращаешься в Бостон, он спросил, думаю ли я, что ты захочешь видеть меня в своей жизни. И как бы горька ни была правда, как бы я ни пытался убедить себя, что знаю ответ, я до сих пор не знаю его.

Я прижимаю ладонь к его груди, и моя кожа становится теплее.

— Ты знаешь, я обещаю. Ты знаешь ответ.

На мгновение кажется, что мы вернулись в прошлое. Как будто мы снова в темноте его гостиной два года назад, когда он рассказывал мне о попытке суицида Стейси, о том, что сделал с ней Джейк, когда признался в своих чувствах ко мне. Он — мой парень. Мой человек. Тот, в кого я влюбилась и кого не могла разлюбить, даже когда была уверена, что между нами всё кончено.

— Тебе всё ещё интересны мои татуировки? — шепчу я.

Он поднимает взгляд, и милая улыбка озаряет его красивое лицо.

— Да. Покажешь мне их? — Хрипотца в его голосе заставляет меня почувствовать тепло внизу живота.

— Да. — Я придвигаюсь ближе, протягивая ему руку. Он бережно обхватывает моё запястье и подносит его к своему лицу.

— Не просто существуй, а живи. — Он смотрит на меня. — Но почему птицы?

— Птицы свободны, — говорю я, придвигаясь ещё чуть-ближе. — Они могут лететь куда угодно. Каждый год они улетают из своего дома, чтобы провести зиму там, где тепло и солнечно. — Я облизываю губы, дрожа под интенсивностью его взгляда. — Я была птицей в клетке, просто существовала. Потом наконец выбрала себя. Расправила крылья и улетела в надежде найти лучшую жизнь. А теперь я живу.

— Прекрасно сказано, и это тебе идёт. — Он едва касается пальцами моей кожи, и я задерживаю дыхание, наслаждаясь его нежными прикосновениями. — А что насчёт той, что на шее? Я как следует не разглядел её.

С улыбкой я поворачиваюсь и отодвигаю волосы в сторону. Всё это время моё сердце бешено колотится.

Эта татуировка — о нём.

Он приближается, его горячее дыхание обжигает шею, пробегая мурашками по спине. Я закрываю глаза, предвкушая его прикосновение.

И он не разочаровывает.

— «Дикарка». — Он прочищает горло, стараясь звучать невозмутимо. — И мой номер. Семнадцать.

— Не забывай, я родилась семнадцатого, — дразню я.

Он хватает меня сзади за шею и слегка сжимает. От этого движения у меня мгновенно пульсирует клитор. С низким рычанием он сжимает чуть сильнее, заставляя меня посмотреть на него.

— Что?

— Это мой номер, да? — В его глазах плещется отчаяние. Он хочет, чтобы эта татуировка была связана с ним. — Белла?

— Да, — признаюсь я, чувствуя, как соски напрягаются под футболкой. — Я дикарка с тобой. Только с тобой, потому что ты такой же.

Он рычит мне в ухо и кладёт другую руку на мой живот, обнимая сзади.

— Третья татуировка. — Он снова слегка сжимает мою шею. — Где она?

Хриплость в его голосе и тепло его прикосновения заставляют мои глаза закатиться. Глубоко сглотнув, я касаюсь его руки, и, когда он отпускает меня, осторожно поворачиваюсь и изучаю его. Если бы «трахни меня глазами» существовало на самом деле, я бы сейчас плыла на волнах бесконечного оргазма.

Его внимание опьяняет, жар в его взгляде возбуждает.

Похоже, все мои остатки рассудка смыло теми же волнами. Я снимаю футболку, и мурашки рассыпаются по обнажённой коже. Бюстгальтера на мне нет, поэтому я прикрываю грудь рукой, нервная дрожь бежит по позвоночнику.

— Где она? — Его слова пропитаны желанием, выражение лица — чистейший голод.

Я слегка поворачиваюсь, чтобы он мог увидеть, готовая дать объяснение. Полагаю, он спросит о значении, но вместо этого он проводит рукой по губам и пристально смотрит мне в лицо.