Нашу первую встречу, когда я уговорил её заняться дизайном моей ванной.

Ванная…

Я разнёс вдребезги чёртово зеркало в тот день, когда она ушла. Я не мог смотреть на своё отражение. Я разрушил лучшее, что у меня было, потому что был эгоистичным мудаком.

Порезал руку, но не почувствовал боли. Я даже не смог порадоваться нашей победе над Сиэтлом в последнем матче предсезонки. Всё, что я чувствую, — отвращение к себе за всю ту боль, что причинил ей.

Я в отчаянии.

Вопросы крутятся в моей голове каждую чёртову минуту каждого дня, но у меня нет ни одного ответа. Как я не замечал, как ранил её? Почему не увидел, как отдалилась она после детского праздника Одри? Я твердил ей снова и снова, что люблю её больше всего на свете, что она — единственная, кого я вижу, но своими действиями я показал обратное.

Я чёртов злодей в её истории… хотя отчаянно надеялся стать её спасителем.

То, что началось как желание убедиться, что Стэйси в порядке, быстро превратилось в странную одержимость её благополучием. Почему-то мне казалось, что я должен быть доступен для неё 24/7. Ей скучно? Я болтал с ней. Ей нужно мнение по поводу наряда? Я с радостью помогал выбрать. Я думал, что так справляюсь с чувством вины после её попытки суицида. Наверное, я верил, что моя доступность искупит мои грехи. Вместо этого я ранил ещё одного человека — того, кто для меня значит всё.

Белла не отвечает на мои звонки, не реагирует на сообщения.

Мои родители сходят с ума от беспокойства, боятся, что я снова замкнусь в себе, как после выходки Миллера в колледже. Мама умоляла позвонить терапевту, но я, блять, не хочу. Она не скажет мне ничего, чего я уже не знаю.

Я облажался по полной, и в отличие от колледжа, у меня теперь нет сестры, которая бы меня поддержала.

Тогда Одри была моей опорой. Она была рядом днём и ночью, помогая разобраться в чувствах. Теперь я отказываюсь с ней говорить. Хотя вина за разбитое сердце Беллы лежит на мне, интриги Одри запустили весь этот ад.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании. Завтра ранняя тренировка, так что пора домой. Но находиться там… чертовски больно. Всё в этом месте напоминает о ней.

Мне пришлось оставить Мило у родителей, потому что я не выносил, как он лежал в прихожей, отказываясь от еды, и ждал, когда она вернётся. В первый день после её ухода он часами смотрел на входную дверь, и я не могу это выносить.

Почему Белла не захотела взять паузу? Чёрт возьми. Это самый громкий вопрос в моей голове.

Мы могли бы работать над нашими отношениями. Я сделал бы всё, чтобы снова заслужить её доверие.

Спрыгивая с капота, понимая, что пора домой, я чувствую, как в кармане вибрирует телефон. В груди вспыхивает иррациональная надежда, но она гаснет, когда на экране появляется имя Стейси. Я отключаю звук и направляюсь домой.

Ненавижу это место, но жажду вернуться, потому что её запах всё ещё остался на моих простынях и подушках.

Когда свет фар скользит по фасаду дома, Стейси поднимает голову со ступеньки крыльца, где она сидит.

Меня тошнит. Чёрт. Я говорил, что мне нужно пространство. Может, ей нужно услышать это лично.

Когда я подхожу, её серьёзное выражение лица постепенно сменяется улыбкой. Осторожной, немного неуверенной, но всё же улыбкой. От этого я хмурюсь ещё сильнее.

— Что ты здесь делаешь? — останавливаюсь перед ней, упирая руки в бёдра.

— Привет, Алекс. — Она встаёт и проводит ладонью по ногам. — Я хотела проверить, как ты. Ты не отвечаешь на сообщения и не перезваниваешь.

— Потому что я сказал, что мне нужно пространство. — Обхожу её, стараясь не прикасаться, и поднимаюсь по ступенькам.

Моя враждебность её не останавливает.

— Одри мне звонила, — говорит она. Плечи напрягаются, пока я достаю ключи из кармана. — Она беспокоится о тебе.

— Ей не стоит. То, что происходит в моей жизни, её не касается. — Открываю дверь, но останавливаюсь на пороге и поворачиваюсь.

— Можно войти?

Стиснув челюсть, я изучаю её. Выражение сдержанное, возможно, немного раскаянное. Плечи сгорблены, руки сложены перед собой.

— Зачем?

— Подумала, тебе может быть нужна компания. — Она сглатывает, не отводя взгляда. — И нам нужно поговорить.

Избегать её было правильным решением, но если я хочу установить границы, мне нужно прояснить свою позицию. Я не допущу ошибку прошлого, когда не объяснял своих причин.

— Ладно. Пять минут. Говори, что хотела. — Отступаю, пропуская её.

— У тебя красивый дом. — Она останавливается в прихожей, оглядываясь. — Где твоя собака?

— У родителей. — Закрываю дверь и иду на кухню.

Стейси идёт следом, как на том детском празднике. Я не замечал этого, пока Белла не указала.

Чёрт, я был слеп.

Хотелось бы утопить горе в бутылке, но я не могу. Футбол — всё, что у меня осталось, и я не могу подвести команду.

— Хочешь что-нибудь выпить? — Вопрос вылетает раньше, чем я успеваю передумать. Чёртовы манеры, вбитые матерью.

Стейси садится на табурет у барной стойки. Сама того не зная, она заняла место Беллы.

Так и хочется попросить её подвинуться. Ей здесь не место.

— Чай будет замечательно.

— Хорошо. — Ставлю кофеварку, затем грею воду и достаю пакетики чая, которые Белла купила за пару недель до ухода. Когда чашка чёрного чая оказывается перед Стейси, я прислоняюсь к шкафу, сжимая свою кружку, согреваясь её теплом.

— Что случилось? — мягко спрашивает она.

Я фыркаю.

— Как будто Одри тебе не рассказала.

Стейси опускает голову, глядя на меня снизу.

— Она рассказала, но я не понимаю почему.

— Потому что я был идиотом. — Делаю глоток кофе и закрываю глаза. Даже это напоминает мне о Белле. То, как мы пьём кофе, было первым, что нас сблизило.

— Почему?

— Я хотел заставить Миллера заплатить за то, что он сделал — мне, тебе, нашим отношениям. Надеялся разоблачить его как настоящего ублюдка, и думал, что Белла поможет. Но когда я встретил её, увидел, как он с ней обращается, мои приоритеты изменились. Всё, чего я хотел, — чтобы она освободилась от него. Я хотел защитить её.

Делаю ещё глоток, надеясь прогнать ком в горле.

— Думаю, подсознательно, раз я подвёл тебя, я пытался загладить вину, помогая ей. Сначала мы были друзьями, а потом… я влюбился в неё, так же, как она влюбилась в меня… — Вдыхаю, горло сжимается.

Я смотрю в окно, наблюдая, как солнце опускается за горизонт. Мысли сразу же уносятся к Белле. Она тоже смотрит? Она обожает закаты и рассветы. Она подходила к окну и смотрела во двор. Виден ли закат из её новой квартиры? Есть ли там вид?

Стейси касается моей руки, возвращая моё внимание.

— Если вы любили друг друга, почему она ушла?

— Я позволял Одри вмешиваться. Не устанавливал границы, пока не стало поздно. Я полностью подвёл Беллу, и ненавижу себя за это. — Сжимаю челюсть, сдерживая слёзы. Я так устал от слёз. Я никогда не плачу. Но с тех пор, как она ушла, боль настолько сильна, что хочется рыдать.

— Что сделала Одри?

Ещё глоток кофе, ставлю кружку на стойку.

— Она наняла тебя.

Стейси усмехается, но, понимая, что я не шучу, становится серьёзной.

— Одри выбрала твою компанию не потому, что о ней хорошо отзывались. Она наняла тебя, чтобы создать трещину между мной и Беллой. Она думала, если мы сблизимся, я расстанусь с Беллой.

Стейси опускает голову, щёки розовеют.

— Я догадывалась, особенно после встречи с кузеном Изабеллы. Бен опытнее меня, его компания известнее, — медленно говорит она. — Но я всё равно не понимаю её логику. Она хотела, чтобы ты расстался с Изабеллой, чтобы мы были вместе? Мы друзья, да, но не больше. Вряд ли у тебя ко мне есть чувства.

— Нет. Ты мне не интересна. — Делаю большой глоток кофе. — Белла сказала, что я изменял ей эмоционально, и была права.

Её глаза расширяются.

— Это чушь, Алекс.

Я вцепляюсь в край стойки и пристально смотрю на нее.