— От шнелльботов в прикрытии мало толку, а на форсаже они смогли бы выйти в ноль за пару часов. И потом навязать бой противнику на малом ходу.

— При торможении они сожгут все топливо, а также сами останутся без прикрытия ПРО.

— Ну, чтобы не подставляться они могут прыгнуть вперед, предложил Грегори. — Тогда можно тормозить не так активно и топлива хватит для боя в системе. Полагаю, караван обойдется без них, тем более, что у Пятьсот первого вы предусмотрительно оставили заслон.

Свой шнелльбот Грегори в боевую группу не включил, хотя к нему относились те же самые аргументы. Он предпочел прикрывать караван и графиня задумалась. Любое решение имело минусы. Оставаясь под огнем Грегори больше рисковал и выключал свой шнелльбот из активного боя. С другой стороны ему проще было организовать защиту подопечных судов находясь рядом.

— Хорошо. Но давайте подождем данных о противнике, тогда и решим.

— Да, мэм. А что на счет вас?

— Мы пока посидим в тени. Демир, конец связи.

— Фиксируем прилет еще одного залпа, — сообщил через пятнадцать минут оператор ОКП.

Транспортные корабли, как переделанные из тюремных, так и одолженные у корпорации, не имели форсажных камер. Они не могли быстро уходить в гипер, как шнелльботы даже если бы контур был цел. А еще им требовался разгон до тысячи шестисот пятидесяти километров в секунду, потому что с таким числом людей на борту они могли пробыть в гипере не больше шести недель. Полупустой танкер мог разгоняться быстрее и проводить в прыжке больше времени. Но разделять конвой и вовсе не имело смысла. К тому же люди были важнее. С ускорением всего в один же транспортам требовалось сорок семь часов до достижения нужной скорости.

А противнику, чтобы бить точнее, требовалось подлететь ближе. Однако, его высокая скорость и почти прямой угол между векторами, не позволяли стрелять с короткой дистанции. Это сократило бы время боя. Или даже сделало бы его невозможным.

— Хотелось бы знать, сколько нам нужно продержаться? — подумала вслух графиня.

— Для этого надо определить всего две вещи, — улыбнулся начальник штаба. — Дистанцию стрельбы и скорость противника. К сожалению, мы пока не знаем ни того, ни другого.

— Однако можно воспользоваться логикой, — улыбнулась графиня. — Поскольку маловероятно, что все время, пока шла спасательная операция, противник скрывался в тени, да еще и дрейфовал с высокой скоростью по нужному вектору, остается одно — корабли пришли от Новой Австралии. А оттуда они могли успеть к нашему отлету только взяв максимальный разгон. Две с половиной тысячи километров в секунду или немного больше. Это означает довольно узкий конус стрельбы. То есть Агрессор вынужден стрелять с очень большой дистанции, рискуя ударить по пустому месту, или он стреляет со средней дистанции, но тогда вскоре караван покинет зону поражения.

— Какую дистанцию выбрали бы вы, миледи?

— Не знаю.

Пока что вся надежда оставалась только на эсминцы ПРО. Они сблизились с подопечными транспортными судами насколько это было возможно. Ада Демир плохо знала их капитанов. Коммандер Кретон считался не самым успевающим кадетом ВКУ, зато ему пришлось послужить на «Адмирале Ремонде» во время битвы при Хильди. Теперь он возглавлял «Менелай». Сам «Адмирал Реймонд» теперь вел в бой коммандер Картер. Его графиня вовсе не знала. А вот капитан «Одиссея» капитан Перкинс успел послужить лейтенантом на «Нибелунге» под командованием Гарру, а затем на «Покупке» под командованием Тавиани. Он не мог не научиться воевать при таких командирах.

— Караван убавил ускорение на десять процентов, — сообщил оператор ОКП.

Грегори сделал это для того, чтобы сбить прицел. Противник мог фиксировать изменения и корректировать стрельбу только получив данные, а они шли на скорости света довольно долго. По крайней мере «Город Милада» еще не зафиксировал первый залп противника, хотя прошло уже полчаса. За час из-за небольшого изменения ускорения набегало пять тысяч километров разницы в локации. А после того, как противник заметит изменения, Грегори мог восстановить нормальное ускорение и прицел бы вновь сбился.

— Трюк неплохой, — одобрила графиня. — Правда общее время разгона увеличивается.

Возможно, предугадывая такое решение или из-за трудностей с точным прицеливанием, Агрессор начиная с третьего залпа стал рассредоточивать огонь, чтобы накрывать более широкую зону. Это играло на руку каравану, заставляя противника расходовать больше торпед. Пожалуй, он расходовал их чересчур много.

— Они летят точно из прорвы, — подумала вслух графиня.

— Кто, мэм? — не понял старший помощник.

— Торпеды. Агрессор стреляет, как в последний раз.

— Возможно, повстанцы отправили сюда все корабли, что дежурили у Новой Австралии.

— Вряд ли больше половины эскадры. Четыре или пять бортов. Все скопом они не успели бы разогнаться до максимума, а значит находились на векторе частями.

— Возможно, караван покидает конус поражения? — предположил начальник штаба. — И они запускают все что есть в погребах.

— Хотелось бы верить, — произнесла графиня. — ОКП, что вы думаете?

— Одну минуту, мэм, — ответил Кошта. — Мы как раз заканчиваем симуляцию.

Прошло минут пять.

— Это ОКП, — вышел на связь оператор. — Судя по плотности огня, противник явно пытается перегрузить возможности эсминцев ПРО. Но, мэм, это не настоящие боеголовки. Мы склоняемся к тому, что в первом залпе находилось до половины ложных целей, а во втором и вовсе две трети.

По голосу графиня узнала молодого оператора Паркса.

— Аргументы? — потребовала она.

— Если желаете, мэм, я могу показать симуляцию, — сказал Паркс.

— Жду вас на мостике, мастер.

Паркс явился красный, как рак. От волнения он не сразу смог вставить чип в вычислитель.

— Вот смотрите, миледи. — он, наконец, активировал вспомогательную проекцию. — Это схема на основе данных эсминцев ПРО. Если мы отследим движение боеголовок в обратном направлении, то их вектора как бы сходятся в одной точке.

— Понятно.

Боеголовка фиксировалась радарами эсминцев ПРО на протяжении всего времени, пока запускалась и наводилась противоракета. Черточки на схеме означали короткий путь каждой боеголовки и позволяли определить, как направление, так и скорость. Когда смышленый оператор продлил черточки в обратном направлении, они сошлись в одной точке. Каждые несколько штук образовывали свой пучок.

— Напоминает разлет частиц в ускорители после столкновения, — заметил старпом.

Графиня осуждающе посмотрела на него. Легкомысленные метафоры мешали ей думать.

— Они срабатывают в разное время, — догадалась она. — Вот почему кажется, что это разные боеголовки.

После выхода из гипера головная часть такой торпеды разделялась, а отдельные элементы активировались в разное время и в разных местах. Их габариты увеличивались за счет раздувания оболочки, делая объект заметным для радаров. Небольшие генераторы имитировали излучение, а микродвигатели выпускали джеты, как если бы система наведения разворачивала стержни импульсного лазера в направлении цели. Разумеется, по каждой такой угрозе отрабатывала противоракета, принимая её за реальную боеголовку с рентгеновским лазером.

— У наших эсминцев может не хватить боезапаса, — мрачно заметила графиня Демир, обозревая тактическую ситуацию. — Сколько обманок может поместиться в одной торпеде?

— Здесь мы видим дюжину, а здесь только девять. Возможно, некоторые не успели развернуться, когда их задело взрывами противоракет или осколками.

— В Училище вы отрабатывали противодействие этой тактике? — спросила графиня у старшего помощника.

— Да, мэм, — ответил Смит. — Предполагалось, что мы станем применять по кластерам обманок ударные торпеды со шрапнелью. К сожалению они не способны стрелять за спину на текущей скорости.

Чтобы опередить обманки ударным торпедам следовало уходить в ультракороткий гиперпрыжок почти без разгона. После выхода у них не останется времени на прицел и шрапнель разлетится на удачу. Но и обманок в разных местах достаточно много. Какие-то будут поражены.