— И я! — в другую руку вцепилась уже Александра, смотревшая не менее жалобными глазами. — Ты ведь не пожалеешь для родных сестричек такую красоту? Ташенька, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Наталья схватила кружевные панталончики и прижала их к груди. При этом глянула на сестер таким взглядом, что сразу стало ясно — не отдаст.

— Я спрошу у Саши, — Катерина и Александра сразу же насупились. — Сначала он посмотрит на них, — сказала и тут же замолчала, порозовев лицом. Поняла, как это двусмысленно прозвучало.

Она опустила глаза вниз и погладила нежную узорчатую ткань. Прикусила губу, во рту змейкой мелькнул алый кончик язычка. В голове всплывали сладостные картины, где она была в этих кружевных панталончиках, а он…

— Какая же ты, Таша, жадная, — насупилась Катерина, а следом за ней скривилась и средняя сестра. — Забыла, сколько всего мы для тебя сделали? Чего не попросишь, делали… А ты…

— Совсем о нас не думаешь, — в тон ей вздыхала и Александра, демонстративно отвернувшись от Натальи. — Сама себе мужа отхватила, а мы вот старыми девками остались. А с такой обновкой…

Всхлипнула сначала одна сестра, а следом за ней и вторая.

— Катенька, Сашенька, вы что? — у Натальи тоже выступили слезы. — Что вы такое говорили? Я же завсегда с вами… Хорошо, хорошо. Я скажу Саше, чтобы он и про вас не забыл с этими панталончиками. Слышите?

Через мгновение уже вся троица счастливо ревела, обнимаясь, смеясь.

Петербург, Сытнинская улица, вблизи от Сытного рынка

Наверное, странное это было зрелище, если посмотреть со стороны. По улице шли двое господ, один из которых болтал без умолку, а другой молчал и блаженно улыбался.

— … Саш[А], ты совсем меня не слушаешь, а витаешь где-то в облаках,-Лев пытался обидеться на брата, но получалось у него не очень. Характер такой, серьезно даже обидеться не мог. — Я тебе уже битый час рассказываю о своих идеях. Если все получится, то у нас будет так много денег. Ты слышишь меня? О чем ты, вообще, думаешь?

Продолжая улыбаться, Александр мотнул головой. Молча. В самом деле, не скажешь же на всю улицу, что безумно влюбился, причем не в кого бы то ни было, а в свою собственную супругу.

— Саша[А]⁈ Я тебе тут душу изливаю, а ты… — насупился брат. —

Это было какое-то наваждение, охватившее его в тот вечер и до сих пор никак не отпускавшее. Тот момент, когда его «накрыло» впервые, Александр прекрасно помнил. Он сидел в своем кабинет и едва только от злости не трясся, понимая, что лубочный красиво-парадный образ великого поэта, созданный в литературе, оказался не более чем ярким фантиком. Реальный Александр Сергеевич, вокруг которого «водили хороводы» тысячи и тысячи учителей и которым «тыкали» своим ученикам, был совсем другим: исключительно злопамятным, неимоверно обидчивым, особенно безрассудным и крайне непостоянным. Понимание того, что гений слова и рифмы, являлся так себе человеком, стало для него особенно болезненным.

— Саша[А]… — болтовня Льва продолжала звучать неразборчивым фоном, который он по-прежнему пропускал мимо ушей.

Но едва в тот вечер Она зашла в кабинет и коснулась его плеча, как гнев и злоба исчезли. Словно прозвучал божественный щелчок пальцами, и тяжесть на душе испарилась, как ее никогда и не было. Он смотрел на нее и никак не мог отвести взгляда, получая физическое наслаждение от одного лишь созерцания. Что, как и почему это происходило, ответов на эти вопросы у него не было.

— Саша[А], ты меня начинаешь пугать, — не унимался брат, пытаясь достучаться до Пушкина. — Что это за глупая улыбка? Ты похож на сопливого юнца, впервые попавшего на бал. Но им-то это позволительно, а ты-то, ты-то…

Александр отмахнулся, словно от назойливой мухи. Его душа пела — «она моя, только моя»! Наталья Гончарова, муза великого поэта, в честь которой создавались величайшие поэтические произведения русской литературы, его! Еще недавно он рассказывал о ней на своих уроках, показывал иллюстрации из учебников, а сейчас слушал ее голос, любовался походкой, и не только…

— Да, что с тобой такое⁈ Саша[А]⁈ Очнись, в конце концов! Ты забыл, зачем мы здесь⁈ — Льву, похоже, все это окончательно надоело, и он принялся тормошить брата. — Сегодня же выходит в свет наша газета, и мы хотели своими глазами увидеть, что вышло из этой затеи. Забыл? Мальчишки-разносчики уже с утра по рынку бегают…

Пушкин поморщился, сбрасывая наваждение. Его так за рукав дергали, что поневоле очнешься. Вскинул голову и удивленно огляделся. Глубоко погруженный в свои мысли, и не заметил, как они оказались на месте. Торговые лавки Сытного рынка начинались в паре десятков шагов.

— А вот, кстати, и они. Слышишь, как вопят? Во! Орут слово в слово, как ты и учил, — Лев уставился в сторону ворот. — Эх, прямо заслушаешься! Чую, братишка, что теперь только глухой и слепой не будет знать про нашу «Копейку».

Замерев на месте, Александр стал вслушиваться в звонкие мальчишеские голоса. Разносчики газет, которых они специально отобрали из уличных беспризорников, в самом деле оказались чрезвычайно голосистыми.

— Хорошо работают, с огоньком, — пробормотал он, ковырнув в ушах. — Орут так, что стекла звенят. Надо будет еще по гривеннику им накинуть.

Переглянувшись с братом, шагнули вперед. Пришло время посмотреть на тех, кто покупает их газету.

— Посмотрим, посмотрим, — бормотал Пушкин, заходя за ворота рынка и тут же замирая в самой людской толчее. — Матерь Божья…

Шедший за сразу же за ним, Лев то же встал, как вкопанный. Челюсть даже, как у древнего деда, вниз упала. Забавное зрелище, если со стороны глянуть.

— Господи, что же это такое… Ты посмотри, посмотри, — Пушкин-младший ошарашенно тыкал пальцем то в одного прохожего, то в другого, то в третьего. — У каждого же, у каждого…

К сожалению, не каждый был с газетой — небольшим сероватым листком с крупной витиеватой надписью «Копъйка». Преувеличение, но совсем не большое. У большей части в руках точно была, прикинул на глаз Александр.

— … Новости, сенсации и скандалы в новой газете! — разносились звонкие голоса разносчиков слева, справа. — Всего одна копейка! «Копейка» за копейку! Узнайте виду на будущий урожай!

Мальчишки, не смотря на довольно сильный мороз, носились нараспашку. Потные, раскрасневшиеся, только пар идет, как от лошадей после скачки.

— … Последние новости с Кавказа! Казаки взяли аул Устар-хан, освободили сотни наших пленных! Все самое интересное и свежее в «Копейке»!

С легким шоком Александр наблюдал, как «худеет» на глазах толстая пачка с газетами в руках у разносчиков. Пацаны только успевают раздавать серые листки и принимать обратно монетки.

— Гляди, Саш[А], гляди на это, — никак не мог успокоиться Лев, принимаясь тянуть за рукав шинель брата. Дергал так, что уже начала жалобно трещать. — Просто сметают…

— Хорошо, очень хорошо, — пробормотал Александр, шагая вперед. — А теперь послушаем, что говорят… Обратная связь, едить ее…

Заложив руки за спину, медленно пошел вдоль торговых рядом. С виду, прогуливается, воздухом дышит. Вид меланхоличный, лениво скользит взглядом по людям. На самом же деле с жадностью прислушивался к разговорам, пытаясь оценить настроения. Ведь, разговоры велись занимательные.

— … Кто сказал? — грозно хмурил кустистые брови торговец в бобровой шубе и внушительной бородищей. С виду крепкий купчина, а не коробейник какой-то. — А я говорю, хлеба много будет. Зима снежная, воды на полях будет вдосталь.

Его товарищ, полная противоположность — болезненно худой, бороденка куцая, поповская, нос крючком, глаза навыкате. Стоял напротив и держал в руке серый газетный листок.

— Так пишут вот, Модест Ерофеич, — уважительно настаивал худой, показывая в газетке нужное место. — Вот здеся, черным по белому. Видите?

— Где? — подслеповато щурился первый, все еще имея чрезвычайно недовольный вид. — Не вижу. Чиркни мне ногтем.