Многие нежаки оплакивали своих погибших – выли, подняв головы к небу. От протяжного плача оба сердца пропустили удар. Агне съёжилась, боясь представить, что происходит там, над болотами.

Кто-то бросился к ней, прижался к груди и зарыдал – Агне так погрузилась в свои мысли, что не сразу узнала Луче.

– Калех?.. – выдохнула Агне.

Луче не ответила, но по её рыданиям и так всё было ясно.

Варде тоже был здесь, но стоял в стороне, задумчивый и бледный. Агне обняла Луче за плечи и отвела её к скамейке у плетёного забора. Усадила и прижалась лбом к её лбу.

– Не ходи туда больше. Не бейся. Если все прекратят биться и останутся здесь, никто из нас больше не погибнет.

Луче подняла на неё глаза: не дикие, как обычно, а красные от слёз и полные горя.

– Они сожгли его заживо, Агне. После этого я должна перестать биться? Не должна отгрызть голову каждой огненной сволочи? Что ты говоришь?

Агне сжала её плечо и мотнула головой в сторону площади.

– Посмотри вокруг. Нас стало так мало, как никогда не было. И если чародеи перестанут ссориться и соберутся вместе, то нас вовсе не останется. Все погибнем.

– А вот он убивал нас тоже! Он заодно с чародеями! – выкрикнул кто-то из нежаков. Агне быстро развернулась и увидела, что нежак указывает пальцем на Варде. Многие вытягивали шеи, чтобы разглядеть, о ком речь.

К удивлению Агне, Варде не стал огрызаться или оправдываться. Сунув руки в карманы, он вышел вперёд, ближе к церкви.

– Я никогда не нападал первым. И вы, в свою очередь, тоже пытались убить меня – своего. Но могли бы не трогать нас и дать спокойно пройти.

Несколько ближайших нежаков ощерились, развернулись к Варде, готовые наброситься. Во рту у Агне стало сухо, оба сердца часто застучали: не хватало ещё сцепиться прямо тут, друг с другом…

– Успокойтесь, дети.

Со стороны церкви со вздохом показался болотный царь – в облике пожилого мужчины с короткой тёмной бородой. Он шёл и говорил тихо, но по площади будто прокатился прохладный ветер, забираясь под одежду. Нежаки замолчали, теперь слышались только всхлипы скорбящих.

Тяжёлой поступью царь вышел на площадь и обвёл помутневшим взглядом собравшихся. С неба полыхнуло сильнее, и он поднял кверху осунувшееся лицо, на которое падали блики, алые с белым.

– Если мы начнём биться сами с собой, то кто будет биться за нас?

Он спросил это с горечью, мигом отразившейся на лицах нежаков. Луче перестала дрожать, приникла к Агне всем телом – напряжённая и настороженная, как настоящая хищница.

– Помолитесь за погибших. – Царь указал на церковь с заколоченными окнами, где никогда не проводились службы в честь Покровителей. – Они теперь спокойны. Они не чудовища больше. Не обречённые на сожжение. Им больше не нужно убивать, чтобы жить. Я мог бы породить ещё тысячи болотников – разделить себя на мелкие части. Они прошли бы тот же путь, что и вы, – чтобы всё повторилось вновь. Вы желали бы своим братьям и сёстрам погибать в пламени?

– Не желаем. Потому и убиваем чародейскую заразу, – злобно выкрикнул рыжеволосый нежак, имени которого Агне не знала.

Болотный царь вновь перевёл взгляд на своих детей, прошёл вперёд и тяжело, надсадно вздохнул. Агне показалось, что от его вздоха по городу прокатился холодный ветер.

– Люди за это время вырастят в себе столько искр, что чародейских ратей станет не двенадцать по двенадцать отрядов, а сотня по сотне. Не останется удельских простых людей, всё сольётся в бойню без конца.

Рыжий нежак не унимался. На плече у него чернела рана с обожжёнными краями, а глаза пылали яростью, точно угли.

– Нам осталось немного, отец! Мы их убиваем. Позволь довести дело до конца, ещё недолго. И чародеев не останется вовсе.

– Не останется тех, что служат в отрядах. А сколько юнцов, начавших обучение, прячутся по ратницам? Сколько в деревнях живёт горячих голов, готовых вырастить в себе искру? Вы ведь знаете, в уделах многие на это способны. Пламя не стихнет, пока не выжжет нас под корень. До самого конца.

Будто в подтверждение его слов с неба посыпались искры. Толща воды над Туманным городом словно раскололась, как стекло, впустив резкий запах дыма. Нежаки с шипением вскочили – кто мог – и разбежались к дальним краям площади, а искры, упав на мостовую, оставили на ней обугленные следы.

Царь задумчиво посмотрел наверх. Агне уже испугалась, что брешь останется навечно, но разлом затянулся, как края раны, и всё снова стало по-прежнему: только вспышки и отголоски бушующих на поверхности пожаров.

Она беспомощно повернула голову и встретилась взглядом с Варде. Тот стиснул челюсти и едва заметно кивнул – будто сам своим мыслям.

Мавна вышла за Лирушем и спустилась с крыльца, туго стягивая концы платка. В голове всё перемешалось, и после бессонной ночи услышать от Царжи всё то, что та поведала, было тяжело, а ещё тяжелее – осознать и принять. Мысли путались, кровь шумела в ушах. Хотелось сидеть где-то в сторонке и чтобы никто не мешал, но Лируш так настойчиво её подгонял, что оставалось только послушно перебирать ногами и не отставать.

Оказавшись на улице, Мавна на минуту перестала понимать, кто она и где находится. В глазах потемнело, и она не сразу услышала, что Лируш мягко зовёт её по имени.

– А? Прости. – Мавна смутилась.

– Всё в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? Может, в кабак пойдём? Если не хочешь, я скажу им, что тут нет никакой Мавны.

Лируш легонько тронул её за локоть и участливо заглянул в лицо. Мавна сжала губы и помотала головой. Чувствовала она себя ужасно: была бы её воля, упала бы на кровать вниз лицом и пролежала так до следующего утра. Или до тех пор, пока не закончится битва с упырями. Но что подумает Лируш, если Мавна сейчас покажет, какая она нелепая и слабая? И так наверняка уже успел посмеяться над её глупостью и неуклюжестью, когда они танцевали.

– Не надо никому врать. Пошли.

– Я сразу их попросил подальше отсюда подождать. – Лируш сверкнул белыми зубами. – Подумал, может, ты не захочешь идти.

– Спасибо. Ты чудо.

– А то. Замуж за меня пойти не надумала?

Мавна застонала.

– Лируш! Ну хватит.

– Ладно-ладно, шучу. Я понял, что тебе весёлые не нравятся. А зря.

От его пустой болтовни на удивление постепенно прояснялось в голове. Мавна остановилась, несколько раз вдохнула и побрела дальше.

Они дошли до двора с амбаром, и Мавне снова показалось, что она сходит с ума – или спит. А может, всё вместе.

У калитки стояли Илар и Купава. Вместе. Живые. Целые и невредимые.

Дыхание резко закончилось, будто из лёгких выдавили весь воздух, как тогда, когда она нырнула на дно болота. А сердце, наоборот, так громко стучало в висках, что ничего не было слышно, кроме этого грохота.

Она сделала шаг. И ещё.

Они что-то говорили, но Мавна не слышала.

Её сгребли в охапку сильные руки и прижали к груди. Другие руки обняли сзади, и Мавна, так до конца и не осознав, что произошло, разревелась навзрыд, пряча лицо в рубахе Илара.

Они простояли так долго – очень долго, от рыданий у Мавны заболело в груди. Она с трудом оторвалась от брата и подняла голову. Лицо Илара тоже было мокрым – она и не помнила, когда в последний раз видела его плачущим. Купава же смеялась сквозь слёзы, вытирая глаза запястьем.

– Вы дураки, что ли? – всхлипнула Мавна. В горле начинало щекотать. – Как вы сюда попали?

Щекотка превратилась в дрожь, дрожь – во что-то странное, и Мавна не сразу поняла, что тоже смеялась. Плакала и смеялась одновременно, и все чувства, так давно переполнявшие её, вырывались из груди вместе с колотящимся нервным смехом.

– Нас чародей привёл, – хрипло ответила Купава. – Твой друг.

Мавна встрепенулась, заозиралась по сторонам. Но никого знакомого больше на улице не было, даже Лируш, взъерошив волосы, смущённо ушёл.

– А сам он…

– Не поехал дальше. Указал дорогу и где тебя искать. И вот… мы здесь.