Илар не сразу заметил, как со стороны ратницы к нему приблизился мужчина.

– Утро доброе, парень, – произнёс низкий голос. – Свет с тобой.

Илар обернулся и замер. Перед ним стоял Боярышник, поглаживая свежеподстриженную бороду, и пристально смотрел на него ничего не выражающими белыми глазами. Мысленно выругавшись, Илар бросил:

– Доброе.

В голову сразу хлынул поток мыслей. Эх, не стоило всё-таки сюда приезжать. Как теперь уберечь Купаву? Сбежать прямо сейчас вместе с ней? Или отвести Боярышника к реке да и утопить, пока никто не видит? Нет, против такого чародея он не выстоит. Просто ударить? Или прикинуться, что впервые его видит? Как же глупо было надеяться, что его никто не узнает…

– Да ты не нервничай так, – хмыкнул Боярышник. – Как там тебя? Илар, кажется?

Илар молча кивнул. Челюсти сжимались так, что зубы начали скрипеть.

– Что там у вас с Лыком произошло? Это в самом деле ты его убил?

Илар развернулся к Боярышнику всем телом и скрестил руки на груди. Соврать или сказать правду? Но ведь правды он и сам не знал. Ударил в шею, а умер тот или нет – кто ж его теперь разберёт.

– Не знаю.

Боярышник усмехнулся.

– Убил-убил, я знаю. Крепким ударом. Но ты меня не бойся. Лыко мне никогда не нравился. Убийство чародея – страшный проступок. За такое изгоняют или убивают. Зато если кто-то тут прознает про твой промах, то могут и прирезать ночью вас с девчонкой.

Илар хмурился. В груди пекло, и он думал, что вот-вот искра вырвется наружу – убьёт ещё и Боярышника на глазах у всех, точно тогда не оправдается.

– Мы уедем, – тяжело сказал он. – Сегодня же. Ты казался мне неплохим чародеем – уж порядочнее Лыка. Могу я попросить тебя промолчать хотя бы до завтра? Позволь нам с Купавой уйти. Хоть я и не вправе просить о таком.

Боярышник медленно почесал щетину на шее, прищёлкнул языком, будто что-то застряло у него между зубов.

– У меня есть мысли получше. Ты парень крепкий, кулаки у тебя наверняка тяжёлые. Ещё и с искрой. Помнишь, что я тебе говорил тогда, в Сонных Топях? Звал ведь искру распалить. Почуял, что ты непрост, горяч. Что, Лыко, видать, ранил тебя чародейским клинком?

Илар вспомнил, как полыхал серп Лыка – и как воткнулся в руку. А ведь верно, с тех пор всё и поменялось, в груди стало горячее, и он смог разить упырей вспышками света… По выражению его лица Боярышник, должно быть, догадался, что прав.

– То-то и оно, – довольно протянул чародей. – Его искра распалила твою. Нашла в тебе новое жилище. Мой отряд потерял искру Лыка, но искра Лыка нашла тебя. Настоящего чародея из тебя уже не воспитать, слишком взрослый, да и нет у нас времени учить тебя годами. Но твои кулаки, твоя злоба на упырей и твоя искра нам пригодятся. Пойдёшь ко мне?

Илар хмурился, не зная, верить Боярышнику или нет. И как можно проверить его намерения? Доверяться чародею не было никакого желания. Он ведь не один, а с Купавой. Был бы один – пошёл бы хоть с Боярышником, хоть с Желной, хоть с самим Лыком, лишь бы порвать больше упыриных глоток за брата с сестрой. Но теперь нельзя ошибаться. Он и так слишком часто думал не головой, а сердцем и пылающей в нём яростью.

– К тебе не пойду. Но если ты соберёшься к Озёрью бить нежаков по полям, то я с вами пристроюсь. Не в отряде, а так. Как дозорный. На подхвате.

Боярышник удовлетворённо кивнул. Он рассматривал Илара, как козла на торгу: движения белых глаз трудно было уловить, но Илар мог поклясться, что он оценивал его плечи, руки, постановку ног, решимость на лице.

– Славно. Никто ведь не знает, как выглядит деревенский парень, убивший Лыка. Не узнают и впредь – пока я сам того не захочу. Мне, знаешь ли, совсем не хочется устраивать разборки под носом у Матушки Сенницы. А в битве любой сослужит службу. Только одного чародея я не потерплю рядом – ты о нём не слышал, он друга моего убил. А ты, хоть с таким же грехом, но всё же больше мне нравишься.

Боярышник задержал взгляд на Иларе и задумчиво постучал себя по подбородку, будто хотел сказать что-то ещё, но передумал. Пришлось Илару самому спрашивать:

– Твой отряд едет к Озёрью? Что вы решили?

– Мы говорили всю ночь. Если отобьём упыриные стаи перед Озёрьем, удельному князю это понравится. Сможем просить больше денег. Так что попробуем. Соберём несколько сильных отрядов и покажем гадам их место. Давай с нами, Илар. И поможешь, и деньжат для своей девчонки заработаешь. Чем ты дома занимался? Хлеб пёк? Н-да, – Боярышник щёлкнул губой, – пекари – народ небогатый, куда уж там семью поднимать. А станешь уважаемым человеком.

Илар мог бы поспорить: во многих деревнях чародеев как раз таки не считали уважаемыми людьми, но он ведь не вступает в отряд, а остаётся дозорным… пусть и с искрой в груди. На его седле не будет козлиного черепа, его оружие не загорится зловеще-алым, он не станет ездить среди одиннадцати таких же чародеев и собирать подати со дворов. Он просто поедет делать то, что умеет лучше всего – после выпечки хлеба, конечно. Станет убивать упырей, мстить за Раско и Мавну – разве не этого он добивался, ночь за ночью оставаясь в дозоре?

Осталось уговорить Купаву остаться и подождать его в Кленовом Валу. Он вернётся ведь совсем скоро – тут недалеко до Озёрья, они освободят дороги и поля от упырей, и всё будет хорошо.

– Меня Сенница ждёт, – вместо ответа бросил Илар. – Найди меня вечером, если не передумаешь к тому времени. И у меня будет время обмозговать.

Боярышник согласился – пусть с явной неохотой. Думал, наверное, что Илар с радостью примет его предложение – или испугается угроз. Тряхнув мокрыми волосами, Илар поспешил к Сеннице, и от лёгкости, которая заполняла голову после речки, не осталось и следа.

К вечеру споры среди чародеев снова переросли в стычки. Илар сам видел, как несколько молодых членов одного из отрядов сцепились, осыпая друг друга искрами, и с какой яростью их раскидал Бражник, пригрозив изгнать обоих. Парни присмирели, как псы, на которых вылили ведро воды.

– Ты смотри-ка, как они все боятся изгнания, – сказала Купава, лениво щурясь в их сторону. – За выгоду, что ли, держатся?

Илар пожал плечами.

– Не думаю. Всё свозят в ратницы ведь, себе ничего не берут. Посмотри сама, у них только оружие дорогое. Скорее всего, боятся остаться без пристанища и семей. Как мы с тобой остались.

Вечер стоял тёплый и погожий, на прозрачном небе проглядывали первые неяркие точки звёзд. Все высыпали из домов – проводить закат, послушать соловьёв в ракитнике, подышать речной свежестью. Илар до полудня занимался с Сенницей, и до сих пор тело ломило, а в груди жгло, и даже ладони с пальцами горели, будто он держал их в углях. На одежде остались прожжённые дыры от неосторожно выпущенных искр. Он никогда не мог бы подумать, что несложное чародейство утомляет сильнее, чем целый день тяжёлой работы или ночь в дозоре.

Купава откинулась назад, устроив плечи и голову у него на коленях. Илар бездумно перебирал её волосы, пропускал пряди между пальцами – плевать, что многие смотрят. Некоторые чародеи тоже устроились парами в березняке и даже целовались у всех на глазах.

– И всё это ведь из-за нежаков, – тихо сказал Илар. – Если их не станет, что будет с чародеями?

– Ой, будто тебе не всё равно.

Купава прижалась щекой к его колену и вздохнула.

– Всё равно, – согласился Илар. – Если я кого-то ненавижу так же сильно, как упырей, так это чародеев. Каждый на себя одеяло тянет, наши веси поделить не могут, а страдают простые люди. Вот бы болотного царя убить – как думаешь, помрут тогда все упыри? Не станут нас мучить?

– Наверное. Не знаю. – Купава задумчиво вздохнула и вывернула голову так, чтобы смотреть в лицо Илару. – Меня пугают такие твои мысли. – Протянув руку, она погладила его по щеке. – Надеюсь, ты не станешь придумывать, как его убить. В болото ведь так и не смог попасть. Куда тебе до царя. Пускай чародеи сами разбираются. Не лезь, хорошо?