Вайда замолчала, опустив глаза. Хмель погладил её по плечу и вскинул голову, глядя на Бражника.

– Если жечь сейчас, то сожжём многие деревни. С людьми. Все погибнут: и нежаки, и местные. С женщинами и детьми. Ты сам говорил, что упыри живут среди людей. Не все, конечно. Но в этот раз не получится так, как в прошлые. Тогда упыри жили в своих деревнях, в стороне.

Бражник отрывисто хохотнул и поскрёб бороду.

– Откуда ты знаешь, как было в тот раз, молокосос? Тебе твоя Матушка сказала, что всех щадили? – он обернулся на Сенницу. – Что, обелила себя перед деточками? А они всё и проглотили. А не говорила, как кричали горящие заживо? Не выли по-упырячьи, не-ет. Звали матерей и своих Покровителей. Но Огонь жрёт всех. Это была наша жертва Свету, и он благословил нас тем, что сильнее распалил искры.

– Мы не затем собрались, чтобы ты отчитывал меня и мою рать, – холодно осадила его Сенница. – На твоих глазах отметина искры, принёсшей смерть, ты участвовал в последнем сожжении, но это не даёт тебе права ставить себя выше других. Успокойся, Бражник. Сядь. Будем говорить все наравне.

Она тяжело посмотрела на Бражника, так, что даже Илару стало неуютно, и тот, фыркнув, всё-таки опустился на место.

Илару до жжения под кожей было неприятно тут находиться. Чародеи обсуждали явно какие-то страшные вещи: выходит, чародеи несколько раз выжигали упырей вместе с обычными деревнями… И те обломки, что он стал видеть на полях, это остатки сожжённых поселений. Искра в нём давно шептала, что по их землям прокатилась война – но какая именно, Илар понял только сейчас. Но что сделали с теми людьми, которых не коснулось сожжение? Почему старики никогда не рассказывали о том, что когда-то упыри жили с ними бок о бок, но пали жертвами чародеев?

– У меня есть живой упырь, – сказала Сенница. – Моя дочь Желна привела его половину луны назад. Мы пытали его, и он признался. Болотный царь в ярости и отменил все прошлые соглашения. Теперь его отродья вольны нападать хоть на нас, хоть на людей, и он не станет этому противиться. Приведите упыря.

Она махнула рукой, и двое чародеев покорно вышли из ратницы.

– Как можно пытать того, кто уже мёртв? – спросил Неясыть.

Сенница склонила голову.

– Мы сожгли его шкурку и не давали крови. Жажда стала настолько сильна, что он выдал своего отца с потрохами. Всё просто, Неясыть.

Скоро двери снова открылись, и чародеи, которые стояли ближе к выходу, отпрянули в сторону. Кто-то вскрикнул, но не испуганно, а с отвращением. Илар повернул голову и скривился. В груди шевельнулась искра, вспылила пламенем и подобралась к горлу – до горячей тошноты.

Чародей вёл на цепи нежака – не человека, не чудовище, нечто среднее. Одежда висела на упыре лохмотьями, он шёл на четвереньках, подволакивая задние ноги и выгнув спину с выступающим позвоночником. Кожа обтягивала вытянутый череп, иссохшие губы обнажали желтоватые клыки, торчащие в разные стороны.

Сенница и Неясыть отодвинулись подальше, чародеи расступились, освобождая место. Тот, кто привёл упыря, ударил его под колени и натянул цепь так, чтобы упырь не мог выпрямиться и прижимался телом к полу, согнувшись. Чудовище захрипело с присвистом, до мурашек: из такого звука потом вырастал вой, целыми ночами не дающий спать. Купава прижалась к Илару и уткнулась лицом ему в рубашку. Он стиснул её – крепко, надеясь унять её дрожь. Поцеловал в висок и шепнул на ухо:

– Если хочешь, уйдём отсюда. Тебе не нужно на это смотреть.

– Я не смотрю. Не смотрю, – глухо пробормотала Купава, шмыгнув носом. – Всё хорошо. Я ведь уже видела их. Вокруг чародеи. Он никому не навредит, правда?

Илар не ответил, только тяжело вздохнул. В голове снова звучал заикающийся голос Вейки, который рассказывал, что его сестра привела в деревню нежака. Вдруг она сейчас рядом с ним? С таким же истекающим слюной чудовищем… Но нет, скорее всего, в таком случае её уже давно нет в живых, чудовища не щадят людей. Илар встряхнул головой и с нажимом провёл ладонью по лицу. Не стоит об этом думать. Не сейчас.

Сенница медленно встала и подошла к упырю, остановившись на безопасном расстоянии. Зажгла на ладони алый шар огня и перекатила из одной руки в другую – так дозорные крутили ножи, разминаясь перед ночью у ограды.

– Ты можешь говорить, нежак?

Чудовище вскинуло голову – напоминающую одновременно и человечью и собачью. Оскалилось и щёлкнуло зубами, рванувшись вперёд. Цепи загремели, натягиваясь, но держащий его чародей тут же ударил ему в спину потоком огня – длинным и узким, как хлыст. Упырь завизжал, завертелся, одежда на спине задымилась, на коже вспух сочащийся чёрной жижей порез.

– Говори, сколько вас ещё в топях? Много ли болотников породил ваш царь? – Сенница говорила с презрением, будто выплёвывала каждое слово.

– Больш-ш-ше, – прошипел упырь хрипящим шёпотом, – много больш-ше, чем вас-с. И породит ещ-щё, сколько надо.

Сенница с Неясытью переглянулись.

– Где ваш отец сейчас? Прячется в своём Туманном городе? – спросил Неясыть.

Упырь защёлкал пастью, будто уже забыл человеческую речь. Упал на пол, забился в судорогах, изо рта полилась тягучая чёрная жидкость.

– Он рассказал всё, когда ещё походил на человека, – сказала Сенница, гася огни на ладонях. – Я хотела, чтобы ты увидел и услышал своими глазами, но… Тварь сейчас издохнет, увы.

Упырь забился ещё сильнее, жалобно заскрежетал, впился когтями в пол, оставляя длинные царапины на досках. От его воплей закладывало уши, а сердце сжималось от отвращения и страха. Купава прижала ладони к ушам.

Боярышник поднялся с места и метнул в упыря сгусток пламени. Нежак моментально вспыхнул, крикнул последний раз и затих, съёжившись бесформенной чёрной грудой. Конец цепи упал на пол, больше не обвивающийся вокруг ничьей шеи.

– Он уверял, что болотный царь готов изрыгать всё новых и новых болотников, которые будут наращивать тела и убивать нас до тех пор, пока не останется ни одного чародея, – сказала Сенница, усаживаясь обратно на своё место. – Или пока мы не оставим их в покое. Нужно запретить людям хоронить мертвецов в земле – и особенно оставлять на поверхности. Пусть зовут нас сжигать тела. Огонь не оставит ничего, что мог бы забрать нежицкий дух. Только так мы их сдержим.

– Мы их сдержим, если сейчас прокатим огонь по болотам, – упрямо буркнул Бражник. – Попомните мои слова, в конце концов так и будет. А вы сейчас просто тянете время и смотрите, как наших ребят убивают. Если сжигать тела, то упыри просто не смогут становиться похожими на людей. Это не остановит чудовищ.

– Я могла бы лично съездить к удельному князю и попросить его рати нам в помощь, – вызвалась Желна. – Я сумею его убедить. Напугаю, что если убьют всех нас, то пойдут на столицу, и на подходе к ней ему никто не сможет помочь. А жечь или нет – решим. Если будет необходимо, наше пламя увидят и за морем.

Илар замечал, что даже среди чародеев двух ратей нет единства. Он гладил Купаву по спине, а во рту сводило от горечи. Они в деревнях ждали, что чародеи смогут их защитить, но даже ратные главы на совете не знают, как поступить. Ему показалось, что на всех – и на него с Купавой, и на ратницу с чародеями, и на город – надвигается что-то чёрное и неминуемое, что не оставит выбора и просто убьёт их.

Совет продлился ещё недолго. Желне позволили съездить в столицу, взяв с собой нескольких сильных чародеев. Остальных разделили по направлениям и поручили уничтожать всех упырей, которых они смогут распознать.

Но прежде, чем ратные главы отпустили всех из ратницы, дверь вновь распахнулась, впуская запыхавшегося чародея, а вместе с ним – и прохладный ночной ветер, всколыхнувший зависшие под потолком огни.

– Нежаки берут в кольцо Озёрье, – прохрипел чародей, держась за грудь. – Мы были рядом. Едва оторвались.

По ратнице пронеслись вздохи.

– Зачем им это? – нахмурился Неясыть.

– Там нет ратных глав, – напомнила Сенница. – Только люди-дозорные и отдельные чародеи, которые туда заглядывают. Много пищи. И широкий тракт, ведущий через весь удел. Если в городе начнётся бойня, болотный царь и его дети получат свежие тела. – Матушка прикрыла глаза рукой. – Спасибо за вести, Берёзец, хоть они и дурные.