– Ты не посмеешь грозить моей семье. – Илар шагнул вплотную к Лыку, едва не касаясь грудью его груди. Лыко был ниже и совсем худой, юркий, но вблизи от него исходило ощущение необъяснимой силы. Илара это не пугало – если бы не Боярышник, он прямо сейчас разбил бы ухмыляющееся лицо о крышку сундука.

– Иначе ты станешь грозить мне?

Боярышник снова хлопнул их обоих по плечам и хмуро указал на лестницу.

– Я сказал, идём. И чтобы в моё отсутствие никаких стычек не было. Лыко, ты знаешь, что Матушка Сенница не щадит нарушителей. Илар, я могу рассчитывать на твоё благоразумие?

Илар неохотно кивнул и отошёл. Покровители, ну почему уехать должен Боярышник, а не Лыко?

– Можешь на меня положиться.

Во дворе Сип виновато показал Илару список.

– Ты извини. Но положено так, нужно в каждом доме записывать, чтобы добро не попрятали. А то знаешь, как бывает, иной раз придёшь, а хозяева говорят: всё, мол, забрали, ничего не осталось. Тут-то и пригождаются записи.

Сип сунул пергамент чуть ли не в нос Илару, и он сердито отпихнул руку.

– Не нужно мне показывать. Я и сам знаю, что у меня дома есть. Не отверчусь уж от вас.

Соболь поправил на плече мешок. Унесли не много – гремело только где-то на дне. Из дома Гренея вынесли куда больше, и Илар не понимал, как к этому относиться: вроде бы задобрить его решили, чтобы уговаривал местных о том, что чародеи не причиняют зла, а с другой стороны – ставят его особняком, как на такого не обозлиться?

– Проведаю, что вокруг творится, – сказал Боярышник. – Может, задержусь где-то. Раньше новой луны не ждите меня.

– Всё будет спокойно, – заверил его Соболь, и будто в противовес его словам на болотах раздался скрежещущий вой.

Лыко присвистнул:

– Смотри не попадись им, один не отобьёшься. А нового юнца наш отряд не вынесет, и так слишком часто молодчики меняются.

Он засмеялся отрывистым смехом, показывая щербатые зубы. Сип смущённо сунул свои записи за пазуху и ссутулился – видать, задели слова про юнца.

– Не надейся. – Боярышник похлопал Лыка по плечу – нарочито сильно, у кого-то другого могли бы и ноги подкоситься. – Тебе во главе отряда не встать. Ты слишком резок, пусть и толковый чародей.

Лыко увернулся в сторону, притворно потеряв интерес к разговору. Илар не сводил с него глаз. Как же закипала кровь при виде Лыка – с каждым днём всё горячее становилось под рёбрами, когда он попадался на глаза. Заживший порез на шее будто бы сам собой начал зудеть, Илар потянулся к нему пальцами, но лишь сделал вид, что прихлопнул комара у ворота. Не хватало ещё, чтобы Лыко заметил и порадовался.

За оградой снова завыли, целой перекличкой из нескольких голосов. Илар тоскливо посмотрел на красные огоньки: теперь они мерцали, как звёзды в морозную ночь. Пойдёт ли кто-то из парней сегодня в дозор? Наверняка после таких воев вызовется Касек или Алтей. Дай Покровители, отец сейчас не в пути и переждёт вечер и ночь под крышей в какой-нибудь тёплой корчме.

Боярышник пожал руку Илару, и они с Соболем и Сипом пошли со двора. Лыко потоптался на месте, переждал, пока они отойдут достаточно далеко, и со свистящим хрипом прошептал Илару на ухо:

– Про сестрицу-то ты темнишь, это и дураку ясно. Я тебе обещаю, парень, что выведаю всё, как оно на самом деле было. Не скроешь ничего от меня, не-ет.

– Проваливай, – процедил Илар сквозь зубы.

Дважды повторять не пришлось. Лыко охотно, будто и не хотел задерживаться, перемахнул через оградку и потрусил по улице, лишь раз с ухмылкой обернувшись.

Утреннее небо покрывалось позолотой поверх набрякших серых туч. Мавна подавила зевок: ночью ей не удалось выспаться. Хоть под крышей и в тепле, а всё равно в ратнице было непривычно, слишком много людей рядом. И встали чуть свет – Варма сказала, отряды отъезжают едва ли не затемно.

Ей дали лошадь: коротконогую, приземистую и послушную. Мавна выпытала у конюха, что её звали Ласточкой, и у неё была дурная привычка объедать малину с кустов, если случится проезжать через заросли.

Держаться в седле было всё ещё непривычно, но гораздо удобнее и приятнее, чем сидеть впереди Смородника. К тому же к платью ей дали плотные штаны, чтобы поддеть вниз вместо чулок. Мавна вытерла заспанные глаза костяшкой и встряхнула головой, убирая выбившиеся непослушные пряди.

– Что, девка, не выпадаешь из седла?

С белозубой улыбкой к ней обернулась Желна – та самая чародейка, возглавляющая отряд. Помимо Желны с ними ехали ещё четыре девушки и трое парней, не считая Мавны и Смородника.

– Да нет. – Мавна тоже ей улыбнулась. Ей нравилась Желна: прямая, открытая, не по-девичьи крепкая, но всё равно красивая. Помимо козлиного черепа на её седле висело нечто вроде лука, но короче и по-другому устроенное. Мавна кивнула на оружие. – Что это у тебя?

– О! – Желна быстро проследила за взглядом Мавны и гордо приосанилась. – Если повезёт и нам попадутся упыри, увидишь в деле.

Мавна задумчиво покивала, поняв, что представления о везении у них совершенно разные.

Они ехали не той дорогой, какой её вёз Смородник. Тут было гораздо более сыро и мрачно, дорога вилась мимо мелкого ручья, и всё вокруг размокло настолько, что, будь у них телега, на каждое колесо непременно налепилось бы по пуду чёрной грязи. Пахло тиной, землёй и отсыревшей древесиной: вокруг ручья было много поваленных деревьев с размытыми корнями, и упавшие стволы гнили по берегам, покрывшись мхом и толстым слоем сизых лишайников.

Когда у воды заквакала лягушка, Мавна вздрогнула и, не будь её руки заняты поводьями, по привычке тронула бы сумку со шкуркой.

– Я за тобой присматриваю, – без обиняков призналась Желна. – Матушка Сенница мне рассказала, что у тебя какие-то дела к нежакам, будто братца своего хочешь из их плена вызволить. Ты мне нравишься, девочка, только знай: сколько живу, ещё ни разу не видела, чтобы эти твари кого-то назад отдавали. Коли взяли, так сразу и выпили. У них нет погребов, чтобы там запасы хранить. А человек для них – бурдюк с кровью, сладость, и больше ничего.

По спине Мавны пробежал холодок. Она беспомощно обернулась на Смородника: тот ехал чуть позади, сосредоточенно глядя вдаль. Его челюсти были так сильно сжаты, что скулы очертились особенно резко, и всё лицо казалось суровым и жёстким. Мавна поспешила отвести взгляд. Не хватало ещё, чтобы отряд Желны подумал, будто она ждёт от Смородника одобрения.

– Матушка Сенница мне дороже всех, – продолжала Желна. Её безупречно-белая кобыла изящно вышагивала рядом с Мавниной Ласточкой, встряхивала длинной гривой, и казалось, будто к её тонким ногам даже грязь липнет меньше, чем к остальным. – Она нам дороже всех. И если ты как-то её обманешь, то будешь иметь дело со всей ратью, учти.

Мавна едва не рассмеялась Желне в лицо, но сдержалась, только горько хмыкнула.

– Я? Пойду против чародеев? Да ты посмотри на меня. Куда мне? В седле едва держусь.

Желна нахмурилась, её красивое лицо стало суровым и хищным. Мавне хотелось, чтобы её оставили в покое со своими подозрениями: ну какие козни она может строить? Они что, не видят, какая она? Но понимала, что, конечно, выглядит до крайности странно со своей нежицкой ношей в сумке. Мавна попыталась представить: как чародеи чуют шкурку? Это запах или просто общее ощущение вроде дуновения ветра? И если запах, похож ли он на то тинисто-травяное, чем тянуло от ручья?

Ей бы заполучить Желну если не в подруги, то хотя бы не во враги. Но Мавна не умела набиваться в друзья, она и дома-то растеряла всех подружек, кроме Купавы, и то иногда казалось, что их дружба продолжается только благодаря Купавиному упрямству и непривычке терять своё.

– Я правда не замышляю ничего дурного, – пробормотала Мавна, ненавидя себя за оправдывающийся тон. – Иначе Матушка Сенница не приняла бы меня с теплом, верно? И с упырями у меня нет никаких общих дел, я лишь хочу убедиться, что мой брат либо жив, либо мёртв. Можешь не верить мне, но я тебе не вру.