– Раско!
С берёзы вспорхнула сорока, напуганная криком, обиженно стрекотнула, и снова всё стало тихо. Мавна почувствовала, как Купава осторожно тронула её за локоть.
– Не знаю, что ты пытаешься сделать, но лучше тебе перестать. Пойдём. Только душу травить.
Мавна повела плечом и прислушалась. Кругом всё так же тихо.
– Погоди. Мне нужно удостовериться.
– В чём?
Мавна приложила палец к губам. Болота окутывала какая-то сонная дымка, и солнечные лучи, проходя сквозь неё, казались густо-медовыми.
Вдруг вдалеке что-то тонко вскрикнуло. Может, птица. Или…
С холодеющим нутром Мавна расслышала долгое:
– Ма-авна-а!
Крик звучал где-то далеко и был таким отчаянным, тоскливым и горестным, что сердце Мавны замерло на несколько мгновений. Она помнила, как её звал Раско, и тогда это был совсем другой крик: требовательный и докучливый, как ей казалось. В нём не звучало ни тоски, ни страха, как сейчас.
– Раско! Где ты?
Мавна кинулась вперёд. Купава что-то крикнула за её спиной, но какое это имело значение? Там Раско, и он правда звал её.
– Ма-авна!
Снова высокий, тоскливый крик, в последнюю секунду срывающийся на визг. В груди Мавны всё подёрнулось льдом, и тут же запылало пожаром. В висках застучала кровь, ноги понеслись дальше по кочкам, соскальзывая в топь.
Что-то схватило Мавну за руку, и она чуть не упала, резко остановившись. Развернув её к себе лицом, Купава пропыхтела:
– Что на тебя нашло?! Ты с ума сошла? Утопиться решила?
Мавна откинула с лица волосы, налипшие на вспотевший лоб.
– Там Раско! Ты же слышала.
Купава непонимающе мотнула головой:
– Не слышала я ничего. Успокойся. Нет там никого, даже лягушки не квакают. А ты побежала, как синица ошалелая.
– Синицы летают, – буркнула Мавна.
Она растерянно оглянулась по сторонам. Снова стояла давящая тишина, а зов Раско так и звучал в голове отголосками, такой жуткий, что сердце щемило до боли. Неужели Купава не слышала? Но как…
Из-под ног выпрыгнула лягушка и ускакала по своим делам. Мавна вздрогнула и только сейчас поняла: руки и ноги дрожат, а перед глазами от тревоги плывут серебристые точки.
– Успокойся. – Купава притянула её к себе и обняла. – Тише. Всё хорошо. Тебе почудилось. Немудрено, после такой-то ночи, ещё и в церкви трясли столько времени. Пойдём, поешь и поспишь. Чего мы по болотам бегаем, как…
– …как синицы ошалелые, – подхватила Мавна и всхлипнула.
– Именно. Так дело не пойдёт. Тут и правда тихо, поверь мне. Если хочешь, вернёмся с тобой попозже, когда ты отдохнёшь и поешь. И будем ходить столько, сколько захочешь. Договорились?
Тёплый палец Купавы мягко прошёлся по щекам Мавны, вытирая слёзы. Она медленно закивала. Ей хотелось, чтобы Купава увела её отсюда и убедила, что никакого голоса не было. Но ведь…
За спиной послышалось шуршание и лёгкий хруст, будто кто-то наступил на сухую ветку. Мавна вздрогнула, вырвалась из объятий Купавы и затравленно обернулась, успев чего только не подумать.
– Прошу прощения. Напугал?
Со стороны редкой рощицы из кривеньких берёз вышел бледный парень. Он прижимал к груди охапку хвороста – да что там охапку, скорее горстку, будто наспех собрал веток. На болотах хворостом не напасёшься, нужно идти в лес, неужели он не знал?
И только сморгнув слёзы, Мавна узнала Варде.
– Ты?
Он украдкой улыбнулся. Светлые волосы падали на лоб и поблёскивали в тусклых солнечных лучах, и Мавна поняла, что впервые видит его при ярком свете дня. Ей показалось, что на щеках Варде даже играл лёгкий румянец.
– Я. Отправили за хворостом. Уже возвращаюсь. Проводить?
Купава возмущённо запыхтела у Мавны над ухом, и Мавна запоздало поняла: вот оно, вот подходящий случай, чтобы разговорить Варде. Но как назло, у неё не осталось ни решимости, ни настроения.
Она хмуро покосилась на Варде. Он быстро поравнялся с ними, подстраиваясь к девичьему шагу. У пояса действительно висела злополучная шкурка, и теперь Мавна чётко увидела её, близко, ещё и на свету. Горло сжал спазм, в ушах помимо криков Раско зазвучали вопли Вейки. Ей показалось, что она вот-вот сойдёт с ума. Грудь начала затапливать уже знакомая липкая чернота – дай волю, и захлестнёт с головой.
– Купава. – Мавна остановилась и резко выдохнула. – Подожди, пожалуйста. Но не отходи далеко. Хорошо?
Купава нахмурила брови:
– Куда ты ещё собралась?
– Никуда. Я пока побуду здесь. Мне нужно поговорить с Варде.
– Наедине?
Мавна сухо кивнула. Варде опустил свой хворост на землю, из-под ног выполз маленький уж и скрылся под веточками клюквы.
Отсюда хорошо была видна ограда и даже люди, работающие над ней: кто-то держал брёвна стоймя, другие крепили их сверху. Мужчины двигались слаженно, но ни одежду, ни лиц нельзя было разглядеть. Мавна понадеялась, что её саму также никто не узнает, особенно Илар. А что ещё лучше – никто не станет отвлекаться и вообще не заметит троих людей на болотах. Ведь на тускло-зелёном безграничном пространстве они, должно быть, ох как выделялись – ну, кроме Варде, который сам предпочитал носить серое и зеленоватое. Мавна поёжилась в своём тёмно-красном платье с чёрной оторочкой.
Если бы они отошли за кривую сосну, которая широко раскинула по сторонам свои редкие ветви, словно руки для объятий, а Купава подождала бы у сломанной берёзы, то, скорее всего, их одинокие фигуры не привлекли бы внимания даже при беглом взгляде с ограды. Но тем не менее голос могли бы услышать, если бы Мавне понадобилось позвать на помощь.
Окинув Варде придирчивым взглядом, Купава сухо кивнула и, как Мавна того и хотела, отошла к берёзе. Сложив руки на груди, прислонилась к стволу спиной и тяжело вздохнула.
– Спасибо. – Мавна слабо улыбнулась и робко обернулась на Варде. Тот стиснул челюсти, и его взгляд стал до предела серьёзным. – Отойдём?
– Что ж. Можно. Если не боишься.
Мавне показалось, что Варде попытался уколоть её последними словами, а может, ей просто почудилось.
Солнце ярче разгоралось за пеленой облаков, Варде неодобрительно на него сощурился и встал с той стороны сосны, где было больше тени. Мавна замерла в двух шагах от Варде и, набрав в грудь воздуха, указала на шкурку.
– Зачем ты это носишь?
Варде с удивлением опустил взгляд, будто сам только что вспомнил о том, что висело у него на поясе.
– О, это… – Он тронул шкурку пальцем, хмыкнул себе под нос и поднял голову, уставившись Мавне в лицо. – Давай угадаю. Тебе сказали, что я нежак?
У Мавны перехватило горло, сердце застучало быстрее. Вот так, с ходу. Она хотела подготовиться к этому вопросу, а Варде сам первый произнёс это жуткое слово. Нежак. Мавна подняла руки, чтобы прижать ладони к лицу, но спохватилась и не стала: Варде поймёт, как сильно она волнуется. Ей вдруг стало душно, но что она могла сделать? Не убегать же. Хотя очень хотелось.
– Сказали. Вся деревня говорит.
Варде медленно выдохнул и провёл пальцами по волосам, зачёсывая их назад. Несколько прядей всё равно упрямо упали на лоб, но это ему очень шло.
– Мавна, – произнёс он с осторожностью. – Ты видела нежаков?
Она вскинула подбородок, желая казаться увереннее.
– Видела. Упырей. И не единожды.
– И что скажешь? Похож я на них?
Варде развёл руки в стороны, будто хотел, чтобы она получше его рассмотрела. Мавна сглотнула. Ну, утверждать, что он похож на упыря, было бы глупо: парень как парень, в серых штанах и светлой рубахе. Худоват, бледноват, но на караваях отъелся бы и стал красивее. Да и солнце сейчас высоко, а нежаков стоит бояться лишь после заката.
– Говорят, они научились притворяться людьми, – упрямо проговорила Мавна. – И притворяются так ловко, что и не отличишь. Только по шкурке.
Варде хмыкнул:
– По шкурке. И зачем она им?
– Возвращаться в изначальный облик. Болотники раньше являлись людям только в образе лягушек. Сам ведь знаешь, если живёшь неподалёку.