Мел насупился. Отцу легко говорить! На словах всё просто и понятно, но представить, что так всё и произойдёт на самом деле, решительно невозможно.
– Не думаю, что это будет честно.
– Нечестно по отношению к Лиссе или по отношению к смертной?
– Полагаю, что к обеим. И о какой смертной ты постоянно говоришь, пап? Кажется, я ясно дал понять, что Алиду даже не рассматриваю. Я не стану ею пользоваться, чтобы снять проклятие.
– Помимо Алиды в мире тысячи смертных девушек, Мелдиан.
Вольфзунд улыбнулся – не кривой ухмылкой, а настоящей улыбкой, немного неуместной для этого разговора, для этого времени, для всего, что происходило, но на Мела эта улыбка произвела то же впечатление, которое производит солнечный луч, прорезавший сплошной покров туч, или тепло камина в промозглый день.
Вольфзунд положил руку ему на плечо и ободряюще сжал.
– Я знаю, что есть ещё кое-что, заставляющее тебя упрямиться с рвением молодого бычка. Я могу ошибаться на этот счёт, поэтому предпочту, чтобы ты сам сказал. Давай, Мелдиан. Я готов к тому, что я услышу.
Ощущение тепла и уюта мигом пропало. По спине прополз холодок. Хоть Мел и готовился к этому заранее, десятки раз проговаривал фразы, предназначенные отцу, но всё равно сильно разволновался. В голове образовалась неприятная ватная пустота, во рту пересохло – всё-таки разговор с самим собой и разговор с отцом, который может прийти в ярость от его признания, – далеко не одно и то же.
Мел отвёл глаза: Вольфзунд слишком внимательно и слишком притворно-участливо смотрел на него. Дождь монотонно, уныло барабанил снаружи, густой серый туман укутал окрестности, так что из окна почти ничего не было видно. Мел слегка пошевелил крыльями, наслаждаясь тем, как на спине перекатываются сильные мышцы, а маховые перья взрезают воздух.
– Я хочу остаться таким, – медленно и чётко проговорил Мел, не глядя на отца. – Мне нравится мой облик и мои возможности.
Он слышал, как стучит собственное сердце: так тихо стало в помещении. Наконец Вольфзунд шумно вздохнул, и Мел не смог понять, какие чувства он вложил в этот вздох.
– Это то, о чём ты догадывался? – Мел решился поднять взгляд.
– Признаюсь, – вымолвил Вольфзунд, – я не испытываю восторгов по поводу того, что проклятие Эллекена обернулось для тебя даром. Если это твоё твёрдое решение, то я готов его принять. Просто дай мне время, Мелдиан.
Мел кивнул, глядя в глаза отцу. Он был ему благодарен. Вольфзунд взъерошил тёмные волосы сына, сделал шаг назад и бесшумно растворился в сумраке коридора.
* * *
Послание принесла сорока. Точнее, это даже нельзя было назвать посланием в привычном понимании слова: просто несколько символов, значение которых Симониса сразу разгадала.
Ветка можжевельника. Кленовый лист. Цветок золотомара.
Птица опустила свой импровизированный букет в руки чаровницы и улетела, расчерчивая небо чёрно-белыми крыльями.
Можжевельник – излюбленное растение Вольфзунда. Кленовые деревья окружают дарованный им Хьёльду дом. Цветы золотомара распускаются из бутонов на второй день и держатся на стебле ровно сутки, а на ветке, принесённой сорокой, были готовые раскрыться бутоны.
Вольфзунд назначает им встречу в доме Хьёльда. Завтра.
– Что хотела эта птица? Принесла что-то важное? – спросил Хьёльд.
Вольфзунд верно назначил место: они с Хьёльдом как раз находились в доме, утопающем среди старых кряжистых клёнов, расцвеченных всеми красками осени.
– Владыка будет здесь завтра. Он хочет нам что-то сказать.
– Жив, – выдохнул Хьёльд.
– Слава Первому Волшебнику.
Симониса прикрыла глаза от облегчения. Ночь и день, проведённые в неведении, обошлись ей дорого. Да и Хьёльду, наверное, тоже.
У неё до сих пор не укладывалось в голове, что Чёрный Замок захвачен предателями. Осквернить жилище кровью его владельца – ужасное преступление. И вдвойне ужасно, когда проливается кровь правителя. Сколько ненависти было в тех, кто пошёл на это предательство! Неужели они так твёрдо верят в правоту Эллекена?
В тот день Симониса не сразу поняла, что происходит. Они мирно – настолько мирно, насколько это было возможно, – беседовали, приходили к общим соглашениям и договаривались о будущем, как вдруг в руке Кристеда блеснуло оружие, хлынула чёрная кровь, а в следующий миг ни Владыки, ни Перинеры, ни Мелдиана не оказалось в зале. Симониса не знала, насколько серьёзно ранен Вольфзунд и жив ли он вообще. Едва поняв, что их предали, она бросилась к лестнице, проклиная свою недальновидность. Выпитое за ужином вино ослабило её силы, и Симониса не смогла мгновенно перенестись к комнате с элементалями. Она никогда не была настолько способной к перемещениям, как Вольфзунд или даже Мел.
За её спиной раздавались крики, грохот и звон, но Сим не обращала на это внимания. Она не воин. Она – чаровница. Пусть каждый спасает то, что дорого ему, пусть помогает тем, в чём силён. Валестрод, Хьёльд, Немьял – сильные альюды, которые справятся и без неё. Или кто-то из них тоже на стороне противника? Симониса запретила себе думать об этом, сосредоточившись на том, что ей нужно защитить.
Она быстро взбежала по лестнице в башню и бросилась к своей комнате. Бессмысленно пытаться забрать все сокровища, но можно сделать так, чтобы они не достались врагу.
Их много, они сильны, и той печати, что уже стоит на двери, может не хватить: нужно усилить заклятие, сделать всё, чтобы дверь не впустила чужаков.
Симониса бросилась к двери, мысленно проговаривая слова наговора, но вдруг с ошеломляющей ясностью поняла, что у неё ничего не получится. Она не захватила ни ножа, ни даже булавки, чтобы использовать свою кровь и запечатать помещение.
Чья-то рука обхватила её сзади за шею и дёрнула, стремясь свалить с ног. Симониса зашипела и обернулась лисицей, застигнув противника, а точнее, противницу, врасплох. Гвендэ покачнулась, выпустив лису, но удержалась на ногах и яростно завизжала.
– Треклятая лисица! Я сразу разгадала, что у тебя на уме!
Симониса впилась зубами в щиколотку Гвендэ, и та вскрикнула от боли.
Симониса опасалась, что у Гвендэ окажется с собой какое-то оружие, и не ошиблась. Гвендэ достала короткий нож из складок бархатной накидки и бросилась на Симонису.
– Ещё не поздно передумать, Сим. Смерть или верность Эллекену? Подумай хорошенько.
В лисьем обличье она не могла ответить, что, по её мнению, выбора вовсе нет. Симониса снова куснула Гвендэ и отскочила в сторону. Гвендэ бросилась на неё с кинжалом, но тут кто-то схватил лисицу поперёк туловища. Она затявкала и заизвивалась, как пойманная рыба, но мир закружился, сжался в одну точку, и через мгновение Симониса упала на дощатый пол.
Лисица вскочила на ноги, щетиня холку. Она была готова броситься на врагов, но в полутёмной комнате стоял один только Хьёльд. Его лицо расчерчивал длинный глубокий порез.
Сим вернула себе привычный облик и напустилась на Хьёльда.
– Что ты натворил?! Они же разграбят всё! Все элементали, которые Вольфзунд добыл для меня!
– Успокойся и посмотри правде в глаза, – вздохнул Хьёльд. – Из наших остались только мы и Валестрод. Все исчезли, едва началась потасовка в зале. И правильно сделали: больше половины приглашённых, как оказалось, уже присягнули Эллекену. Мы не отбили бы замок при всём желании. Вольфзунд сразу это понял, поэтому оставил нас.
– Он не мог нас оставить просто так. Он ранен, Хьёльд. Может, даже убит. Так что же, ты так быстро сдашь замок Владыки врагам?
– Нет, Сим. Я не отдал замок. Мы вернёмся, когда хорошо обдумаем, что делать дальше, и выгоним этих крыс. Но если мы вернёмся сейчас, то нас точно убьют. Их намного больше, они вооружены и злы, как цепные псы. Элементали – не самое страшное, что можно потерять на войне.
Симониса пригладила растрепавшиеся волосы и опустилась в пыльное кресло. Хьёльд редко бывал у себя дома, и уж точно не утруждал себя уборкой. Сим устало прикрыла глаза.