Мистер Поттер горестно вздохнул, утер пот со лба, заметил, что «погода ужасно жаркая», и, отрывисто кивнув на прощанье, скрылся в пестрой уличной толпе.

Юный герр Руете, видевшим его уход, спросил:

— Кто этот старик? Ему что-то было нужно?

— Нет, — поспешно ответила Геро. — Это просто прохожий. Он… э… заговорил о погоде, сказал, что очень жарко.

— А — англичанин! — рассмеялся герр Руете. — Жара сегодня действительно гнетущая, но скоро пойдут дожди. Господи! Какие дожди! Скоро увидите.

Несколько дней не было ни туч, ни ветра. Однако дымка мутила ясную голубизну неба, и жара, как выразился Вильгельм Руете, стояла гнетущая, душная. Даже в этот вечерний час Геро чувствовала, как по спине ползут капли пота, и она была признательна тете за то, что та убедила снять траур и надеть более легкое светлое муслиновое платье. Черный муслин определенно не годился для такого жаркого климата. И тем более, как с казала тетя Эбби, для только что помолвленной юной леди.

— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы люди сочли, будто ты жалеешь о своем решении? — ласково спросила она. — А ведь именно это может им прийти в голову, если не снимешь траур. Черное совершенно не годится невесте, и я уверена, твой папа со мной согласился бы.

Геро сдалась, убрала черное платье, а с ним, хотелось надеяться, и все свои горести. Прошлое осталось позади, она готовилась вступить в новую жизнь, где будет уже не сама себе хозяйка, а миссис Клейтон Майо, давшая обет любить, лелеять мужа и повиноваться ему, пока смерть их не разлучит. Платье из сиреневого муслина и дешевая соломенная шляпка, украшенная фиалками и подвязанная под подбородком лентами того же цвета, заполнили промежуток между полным трауром и тем временем, когда она, возможно, решится носить яркие цвета. Клей остался доволен и похвалил ее наряд.

Выглядит она просто очаровательно, сказал Клейтон, и очень жаль, что дела в другой части города не позволяют ему пойти с ней в лавку серебряных дел мастера. Однако возвращаясь в консульство другим маршрутом, они мельком увидели его. Клей быстро вышел из переулка впереди, вид у него был сердитый, сосредоточенный. Потом торопливо зашагал по улице, скрылся из глаз, и мистер Плэтт, близоруко глядя вслед человеку в сером костюме и широкополой шляпе, сказал;

— Это не мистер Майо? Надеюсь, он не ищет вас, мисс Холлис. Я обещал ему, что с нами вы будете в безопасности, но, может, он не желает доверять нам такое сокровище!

Замечание это он сопроводил легким смешком, Геро вежливо улыбнулась и хотела ответить, но тут они подошли к тому самому переулку, и путь им преградила выехавшая оттуда всадница. Переулок оказался тупиком, а наездницей в светло-коричневой амазонке и маленькой шляпке с густой вуалью — мадам Тиссо.

Тереза остановила коня, чтобы обменяться любо ностями, объяснила, что заблудилась в этой жуткой путанице улиц, но, по счастью, встретила жениха мисс Холлис, и он любезно указал ей путь. Сна сопровождала компанию до самого консульства, проезжая через дружелюбные, праздные толпы и беспрестанно болтая, но поскольку все время молчавшая Геро не пригласила ее войти, она изящно поклонилась всем и направилась рысью к своему дому.

Клейтон, вернувшийся через час, ничего не сказал об этом инциденте, промолчала и Геро, зная, что он недолюбливает мадам Тиссо. Ей не верилось, что Тереза, знавшая город вряд ли хуже Фаттумы, заблудилась. Скорее всего, она увидела, что Клей свернул туда, и последовала за ним, чтобы вынудить его к разговору или пригласить на один из своих «приемов», а отказываться лицом к лицу от приглашения, скорее всего, было непросто. Поскольку Геро не считала, что мадам Тиссо любезно воспримет отказ человека, относившегося раньше к ней весьма уважительно, она искренне пожалела Клея и постаралась в тот вечер быть с ним особенно ласковой.

С наступлением темноты жара не спала, звезды не были такими яркими, как обычно. В безлунной тьме они казались маленькими, очень далекими. Геро широко распахнула окно в надежде уловить дыхание ветерка, но воздух был неподвижен. Ощущался густой запах жасмина, цветов на апельсиновых деревьях в саду консульства да легкий смрад сточных вод и падали. В доме за дальней стороной забора кто-то пел; высокий, приятный женский голос звучал под негромкий аккомпанемент струн кинанды. А доносящийся откуда-то издалека стук барабана создавал мерный контрапункт трелям песни.

Прислушиваясь к его пульсирующему ритму, Геро вспомнила нелепый рассказ Бэтти Поттера о священных барабанах Занзибара, бьющих тревогу сами собой, когда острову угрожает опасность. Теперь он казался не таким уж нелепым; однако звук этот издавался не какими-то призрачными руками, потому что несся не из потайной пещеры в холмах возле Данги, а из городского предместья: ритмичный, знакомый аккомпанемент не менее знакомым голосам и смеху, крикам осла и мяуканью кошек, любезничающих под гранатовыми деревьями.

Геро задула лампу, раздвинула тонкие муслиновые шторы, выглянула в жаркую тьму и подумала, как странно раздаются звуки ночного города, когда не слышно прибоя и шороха пальмовых листьев. И какими далекими кажутся Холлис-Хилл и Бостон — словно находятся не на другом континенте, а в другом мире: новом, чистом, не загаженном грязью, болезнями, древней мрачной тиранией и безобразными предрассудками, кишащими на расстоянии броска камнем от ее окна.

Девушка содрогнулась при этой мысли и впервые нашла ее скорее пугающей, чем бросающей вызов. Будет не так легко, как некогда казалось, покончить с грязью и заблуждениями, так как люди сжились с ними за долгие столетия. Или изменить правила и заповеди, которые управляли жизнью бесчисленных поколений.

Геро вздохнула и хотела отвернуться от окна, но тут легкий звук откуда-то поблизости внизу привлек ее внимание, заставил замереть и прислушаться. Он был еле слышен, и если б не унизительные воспоминания, пробужденные им, вряд ли она уловила его среди множества шумов ночного города. Но осторожный скрежет открываемого засова был ей знаком, потому что она открывала его сама с такой же осторожностью в ту роковую ночь, когда тайком отправлялась из дома в Бейт-эль-Тани.

В консульстве было темно, Геро погасила свет последней. Но боковая дверь, ведущая из холла на террасу, тихо открылась и закрылась.

Услышав приглушенный скрип дверных петель и легкий лязг защелки, Геро подалась вперед и вгляделась вниз. Но в темном саду ничто не шевелилось, и когда секунды через две она услышала хруст быстрых, осторожных шагов по толченым раковинам садовой дорожки, она с испугом поняла, что кто-то тихо прошел по террасе и спустился по ступенькам.

Темный силуэт, сопровождаемый огоньком, мель-кнул на фоне более светлых клумб и почти тут же скрылся среди апельсиновых деревьев в дальнем конце сада. Геро ждала скрипа садовой калитки, и когда он раздался, с удивлением обнаружила, что дрожит. Это нелепо, сказала она себе, это может лишь означать, то Джошуа, личный слуга дяди Ната, спящий обычно на задней лестничной площадке, чтобы его можно позвать в случае необходимости, дождался, пока хозяин заснет, а потом отправился в город на какое-то свидание.

Поднимать тревогу имело смысл, если бы кто-то вошел. Но выйти мог лишь кто-то живущий в доме. Некрасиво и глупо будить Клея или дядю Ната, чтобы доставить неприятности Джошуа или ночному сторожу. Все же этот инцидент встревожил ее, и вдруг смрад города, аромат гвоздики и диковинных цветов, заполняющие комнату, стали запахом таинственности и продажности, запахом Востока…

Геро содрогнулась опять и, задернув штору, вернулась в постель, но заснуть не могла. Потом ей неожиданно вспомнилось, что человек, так тихо выходивший из дома, курил сигару. Значит, то был дядя Нат или Клей, и беспокоиться нечего. Только вот зачем Клею…

Геро зевнула и погрузилась в сон.