«Даже красота не поможет, — думал капитан Тедиес, почесывая седеющую бородку. — Правда, не стоит упускать из виду ее состояния. Благодаря ему она может выйти замуж. Одиночество — перспектива для любой девушки нерадостная, но, может, эта Геро лучшей и не заслуживает. Непонятно, что могла найти в ней Амелия».

Мисс Холлис поднялась, шурша черным платьем, разгладила темные складки на скромных обручах кринолина и вытерла пот со лба батистовым платком.

Несколько непослушных завитков каштановых волос выбились из строгого пучка и прилипли к стройной белой шее. Геро с неловкостью сознавала, что подмышками и между лопаток у нее проступают влажные пятна.

— В Индийском океане всегда так жарко и неприятно? — спросила она с ноткой отчаяния в голосе.

— Когда дуют пассаты — нет, — ответил капитан Фуллбрайт. — Думаю, их следует ждать в ближайшее время. Может, вам спуститься вниз и надеть что-нибудь полегче? У вас должно быть среди вещей муслиновое платье. Или что-то светлое и более просторное.

— Есть, конечно. Только я не могу носить их, пока не кончится траур. По крайней мере, еще полгода. Это было бы неуважительно к памяти папы. А потом, кое-кто может подумать, что я не…

Голос ее дрогнул, на глазах выступили слезы. Геро сморгнула их, высморкалась и сказала извиняющимся тоном:

— Простите. Это глупо с моей стороны. Но мне без него очень тоскливо. Понимаете, я… мы были большими друзьями.

Капитан Фуллбрайт был удивлен и тронут. Да, в ней все же есть что-то привлекательное, и Клейтон Майо, видимо, это обнаружил. Грубовато сказал:

— Тем более, мэм… мисс Геро, следует поступать так, как ему бы понравилось. А ваш отец вряд ли бы захотел, чтобы вы затягивались в этот душный черный материал. Да еще при такой погоде. Я хотел сказать миссис Фуллбрайт, что это вредно. Вашему отцу хотелось бы, чтобы вы пребывали в добром здравии, а в такой одежде оно у вас быстро ухудшится.

Геро слегка улыбнулась и покачала головой.

— Вы очень любезны, но я не хочу снимать траур по такой пустяковой причине. Заботы о личном удобстве не главное. А потом, вряд ли эта погода продержится долго. Ведь наверняка скоро задует ветер.

— Как я уже говорил — судя по барометру, гораздо раньше, чем нам бы хотелось.

Капитан вытер шею пестрым платком и проводил мисс Холлис на палубу. Обратил внимание на бледность их теней, пузырящуюся смолу между досками и вновь пожалел, что на борту находится Амелия. Да и мисс Геро Холлис!

В маленькой рубке стояла гнетущая жара, но и на открытой палубе было невыносимо. Геро стала в небольшую тень и, опершись о поручень, с тоской поглядела вниз, в прохладную глубину, где длинные, накопившимися за долгое путешествие водоросли колыхались, будто луговая трава.

Из обычных судовых шумов слышалось лишь ленивое поскрипывание блоков «Норы Крейн», медленно идущей по вялой зеркальной зяби, да мерно похрапывал пассажир в тростниковом кресле под тентом. С носовой части верхней палубы доносились приглушенные голоса поваренка и юнги, забросивших крючок на акулу.

Между лопаток Геро скатилась струйка пота, и внезапно вязкая, сонная тишина показалась ей необычайно зловещей, словно жара, дымка и неподвижность объединились, чтобы остановить время и оставить «Нору Крейн» в каком-то странном, бессмысленном промежутке между реальностью и миром грез — обреченной дрейфовать, покуда ее деревянный корпус сгниет, паруса превратятся в пыль, и она бесследно исчезнет под водой…

Геро содрогнулась. От неприятных мыслей ее оторвал звук шагов и веселый голос старшего помощника, мистера Марроуби. Остановись рядом с ней, он дружелюбно заметил, что очень жарко, но до наступления темноты станет гораздо прохладнее.

— Вы это всерьез? — недоверчиво спросила Геро. — Признаюсь, мне кажется, что по ночам бывает еще жарче.

— Да, но должен подняться ветер и, по-моему, очень сильный.

— Капитан Фуллбрайт говорит тоже самое, но пока я не замечаю никаких признаков.

— Однако их можно унюхать. И посмотрите туда…

Он указал пальцем, Геро повернулась и, всматриваясь в гладкую, мерцающую даль, увидела вдали что-то, напоминающее пятно.

— Это ветер?

— Пока лишь его дыхание. Но скоро он задует вовсю.

Капитан Фуллбрайт, возвращаясь с бака, подошел к ним.

Мистер Марроуби послюнил палец, поднял его и сказал:

— Свежает, сэр.

Пятно на воде неслось к ним, покрывая гладкую поверхность мелкой, дрожащей рябью, от легкого дыхания воздуха дрогнули паруса, заскрипели снасти. Впервые за несколько дней «Нора Крейн» стала слушаться руля, и люди ощутили, как в нее вливается жизнь, она пробудилась от долгой дремоты и тронулась вперед. Под форштевнем негромко зажурчала вода.

С верхушки мачты крикнул юнга:

— Эй, на палубе! Парус, сэр…

— В какой стороне? — прокричал в ответ мистер Мар-роуби.

— Справа по носу, сэр. Движется к северу.

Мистер Марроуби поднял к глазам подзорную трубу и вскоре объявил, что приятно увидеть другой парусник, потому что лично он в пустом, море чувствует себя одиноко.

— Что это за судно? Я ничего не вижу, — сказала Геро, приложив ладонь козырьком ко лбу.

— Трехмачтовая шхуна. Но она далеко, вам не разглядеть в этой дымке. Ну вот, и я потерял ее из виду. Она движется, значит, поймала ветер. Скоро он дойдетдо нас, и мы снова продолжим путь.

Не успел он договорить, как новый, более сильный порыв ветра поднял рябь на воде, Летаргия двух последних недель сразу же окончилась. И Геро тут же обнаружила, что стоит одна. Раздавались команды, паруса наполнялись ветром, из-под форштевня тянулось белое кружево пены. Бездыханная жара сменилась соленой, освежающей прохладой, которая принесла громадное облегчение после зноя прежних дней и мучительной духоты по ночам. Судно двигалось снова. Впереди ждали Жизнь и Приключения, Остров Занзибар, Судьба и Клейтон Майо.

К шести склянкам ветер зловеще усилился, два часа спустя он задул яростными порывами, и море побелело от пены.

В каютах под палубами по-прежнему стояла жара, так как все иллюминаторы были задраены, ветер там не чувствовался, ощущались лишь дрожь корпуса, подъемы и падения. «Нора Крейн», наверстывая упущенное время, неслась к северу на всех парусах. Ее раскачивали порывы ветра и волны бурного моря.

Маленькая, хрупкая жена капитана Фуллбрайта легла в койку больше двух часов назад и, сжимая в руке флакон с нюхательной солью, бессвязно извинялась перед своей подопечной:

— Я очень стыжусь себя, — шептала она. — Это никуда не годится… жена моряка! Мистер Фуллбрайт говорил, что я привыкну к качке. Только мне никак не удается. Такой скверный пример для тебя, милочка. Ты правда чувствуешь себя хорошо?

— Отлично, благодарю, — бодро ответила Геро. — Мы снова движемся, и теперь я могу вынести, что угодно. Меня раздражал этот ужасный, бесконечный дрейф. А тебя не угнетает безделье и неподвижность?

— Нет, милочка. Но я не особенно сильная, и может, хорошо, что мы так несхожи. Нам было бы очень скучно. О… О, Господи!…

Миссис Фуллбрайт закрыла глаза, когда судно очень сильно качнуло, и Геро сказала утешающе:

— Я где-то читала, что один прославленный адмирал — кажется, Нельсон — так и не избавился от морской болезни, поэтому тебе нечего беспокоиться. Осилишь холодное питье, если я принесу? Лимонад?

Амелия Фуллбрайт содрогнулась и снова закрыла глаза.

— Нет, спасибо, милочка. Посиди со мной. Мне приятно слышать твой голос. Он отвлекает меня от этой ужасной качки.

— О чем будем говорить?

— О тебе. И твоем молодом человеке.

— Он пока не мой, — торопливо заверила ее Геро.

— Будет твоим, я не сомневаюсь. Похоже, он просто очаровательный. И подходящий во всех отношениях. Жаль только, что такой близкий твой родственник. Двоюродный брат…

— Нет-нет. Между нами вообще не существует кровного родства. Клей — сын тети Эбби от первого брака, и фамилия его отца не Майо, а какая-то длинная, непроизносимая. Он изменил ее, два слога звучали похоже на Майо, и она стала короче. Отец Клея эмигрировал из Венгрии, а бабушка была полька. Видимо, очень красивая, говорят, Клей пошел в нее; правда, и тетя Эбби, должно быть, в юности была хорошенькой. Клею было всего полгода, когда отец его погиб, и папа как-то сказал мне, что это к лучшему. Похоже, он пристрастится к выпивке и азартным играм, и в конце концов какая-то ужасная женщина застрелила его в танцевальном зале — только представьте себе! Для тети Эбби, наверно, эта потеря была тяжелой, но, к счастью, лет через пять она познакомилась с дядей Натаниэлом и вышла за него. Однако Кресси — это моя кузина Крессида — родилась только спустя шесть лет после этого. Только, я думаю, тетя Эбби всегда любила Клея больше. Странно, тебе не кажется? Ведь его отец так дурно обращался с ней, а Кресси — дочь дяди Ната.