— Черт возьми… здесь делаете? Эта погода не… прогулок! Уходите! Спускайтесь вниз! Сей…

Ветер уносил слова, гром заглушал их.

Молния вновь расколола небо, и мужчина пронзительно вскрикнул:

— Господи!

Тут Геро увидела то же, что и он…

На них неслось другое судно. Черная шхуна, увлекаемая ветром и неспособная свернуть в сторону; со сломанной фок-мачтой, с тянущимися за кормой тросами. Смертоносная, как бросающийся тигр или скрытый риф.

Пальцы, стискивающие руку Геро, разжались, мужчина бросился к штурвалу, оттеснил плечом ничего не видящего за брызгами рулевого и с усилием стал перебирать рукоятки. Но Геро не могла отвернуться. Не могла оторвать глаз от приближающейся шхуны, она знала, что это смерть. Через минуту — даже раньше — она столкнется с «Норой Крейн», раздастся грохот ломаемого дерева, треск падающих мачт, потом над людьми и обломками забурлит вода, утянет их вниз, и никто не узнает, что случилось. Ей так и не придется принимать решение относительно Клея. Или чего бы то ни было еще. Времени уже нет… уже нет…

«Нора Крейн», повинуясь рулю, отвернула вправо, во впадину между валами, поднялся длинный серый утес воды, обрушился на ее наклонную палубу и захлестнул людей по пояс. Обкрутил мокрые юбки Геро вокруг колен, повалил ее и понес, как игрушку. Она отчаянно попыталась ухватиться за пиллерс[8], но не дотянулась; увидела на краткий, ужасающий миг, что в дальнем конце круто накрененной палубы не осталось поручней, и не за что ухватиться. А потом, ослепшая и оглохшая, покатилась и упала за борт в поток бурной пены.

Плавать Геро никогда не учили, да это теперь и не имело значения, никакой пловец не смог бы противостоять неистовому морю. Гора воды увлекла ее вниз, потом подбросила, дождь и брызги хлестнули ей в лицо. Но едва она успела схватить ртом воздух, как снова очутилась внизу, давясь и барахтаясь. Ее подхватила вторая волна, вынесла наверх и бросила во что-то, обвившееся вокруг ее рук и тела; она неистово ухватилась за это и ощутила в онемевших пальцах веревку.

Какое-то время, показавшееся вечностью, хотя длилось оно от силы несколько минут, Геро сжимала веревку изо всех сил, старалась держать голову над водой и хватала ртом то воздух, то воду, потому что волны бросали ее то вверх, то вниз. Потом наконец веревка туго натянулась, Геро стали тащить из воды, перебирая веревку руками, словно лесу с макрелью, и наконец покрытую синяками и окровавленную, полузахлебнувшуюся, втянули на наклонную, слава Богу, твердую палубу.

Геро ощутила чьи-то руки на своих запястьях и подмышках, потом в голосах, перекрывающих рев бури, услышала странный, совершенно невероятный звук. Смех…

Кто-то хохотал во все горло, затем другой — или тот же самый человек? — произнес:

— Русалка, клянусь Богом!

И засмеялся снова.

Потом вдруг все они заскользили по наклонной палубе в очередном бурлящем пеной валу, весь бурный, мокрый, ужасный мир почернел, и мисс Геро Афина Холлис впервые в жизни потеряла сознание.

Что-то давило Геро на спину. Нажимало, поднималось и опускалось вновь. Руки ее ритмично разводили с силой в стороны и возвращали обратно. Так мучительно и неудобно она ни разу не чувствовала себя в своей недолгой благоустроенной жизни. Даже когда грум Барклая, Джад Хинкли, учил ее ездить верхом и она упала со скачущей во весь опор лошади на твердую, иссушенную солнцем землю…

Совсем рядом с ней кто-то ужасно стонал, словно от боли, и прошло несколько минут, пока Геро осознала, что этот неприятный звук издает она сама.

Девушка сделала слабую попытку вырваться и перевернуться, руки, сжимающие ее запястья, тут же разжались. Человек, который стоял над ней на коленях и грубо делал искусственное дыхание, перевернул ее на спину, и она увидела совершенно незнакомого мужчину.

За девять долгих недель путешествия Геро узнала всех членов команды «Норы Крейн», по крайней мере, в лицо, но этого — белокурого мужчину с дочерна загорелым лицом, раздвоенным подбородком и очень светлыми глазами — не видела ни разу.

Она провела языком по губам и ощутила соленость не морской воды, а крови, сочащейся из рассеченной нижней губы. Слегка скривилась и попыталась сесть, но это оказалось ей не по силам, и тогда еле слышно спросила хриплым шепотом:

— Где… капитан Фуллбрайт?

— Кто-кто?

Выговор культурного человека, рассеянно подумала Геро.

Тогда это должен быть пассажир. Она ничего не могла понять. Разве что… У нее промелькнула нелепая мысль, что она умерла, и блондин — душа утонувшего моряка, посланная указать ей путь. Однако мертвые наверняка не ощущают боли, а у нее ныло все тело.

Геро чувстовала, как из губы и царапины на виске сочится кровь, глаза ей застилала дымка, полная странных пляшущих огоньков. Отведя взгляд от мужчины, она уввдела, что лежит в незнакомой каюте, раскачивающейся, как и ее собственная. Каюта кого-то из пассажиров.

Тем же хриплым шепотом девушка спросила:

— Почему я… не видела… вас… раньше?

Незнакомец со смехом ответил:

— Не было такой возможности.

В душе мисс Холлис вспыхнуло легкое негодование, и она сказала более твердым голосом:

— Это вы смеялись. Почему?.Там не было ничего смешного.

Он вновь засмеялся с достойной порицания бсссер-у дечностъю и произнес:

— Для вас — возможно. Но мы не каждый день выуживаем русалок.

Голос его звучал странно: отрывисто и вместе с тем слегка протяжно. На английский манер, смутно подумала Геро. Да ведь, кажется, он англичанин!

Мужчина встал на ноги и, наклонясь, легко, беззаботно поднял ее и усадил в большое кожаное кресло, видимо, привинченное к полу каюты. Стоя над ней, он казался очень высоким. Выше капитана Фуллбрайта — или Клея.

— Вам очень повезло, — сказал незнакомец. — Вы едва не утонули и спаслись просто чудом. Хотя, пожалуй, то же самое можно сказать и обо всех нас. Я никогда не бывал так близко к тому свету, а это кое-что да значит. Вот, выпейте, возместите отчасти ту воду, что мы из вас выкачали.

Он потянулся к жестяной кружке в деревянной подставке у переборки, наполнил ее из серебряной фляжки, а так как руки Геро были покрыты синяками и вялы, поднес кружку ей к губам.

Огненная жидкость обожгла горло девушки, вызвала острую боль в рассеченной губе, Геро поперхнулась и закашляла, но все же проглотила много и обрадовалась теплу в холодном животе. Правда, облегчение оказалось временным, так как вскоре она неистово задрожала и стиснула зубы, чтобы они не стучали. Ей хотелось прилечь куда-нибудь — куда угодно. На пол, если не остается ничего другого, но предпочтительней в свою койку. Как-нибудь добраться до своей каюты, снять эту ужасную мокрую одежду и улечься спать. Но сперва надо было что-то сказать, она нахмурилась, сосредоточилась и, стуча зубами, выдавила:

— Эт-то в-вы… в-выта-щили меня?

— Принял в этом участие с другими.

— Т-тогда я д-должна поблагодарить вас за спасение жизни. Б-большое спасибо.

Высокий мужчина усмехнулся.

— Благодарите своего ангела-хранителя, моя девочка. Не я запутал вас в ту массу оборванных снастей, а вашу жизнь спасло, именно это. Нам пришлось только вытащить вас. И, судя по вашему виду, вам при этом крепко досталось.

Геро попыталась улыбнуться в ответ, но боль в рассеченной губе помешала ей, и она попросила позвать миссис Фуллбрайт:

— Если ей н-не оч-чень плохо, я х-хотела б видеть ее. Н-немедленно. И если вы окажете м-мне любезность позвать сюда капитана…

— Он здесь, — лаконично ответил рослый незнакомец. — Капитан я. Вы оказались на другом судне, юная леди. Миссис Фуллбрайт здесь нет. И вообще никаких женщин, кроме вас. Тут вам не повезло. Или повезло в зависимости от точки зрения.

Он усмехнулся, и Геро в изумлении произнесла:

— Неправда. Не может быть… Это «Нора…»

Внезапно она умолкла, и ее правый глаз — другой заплыл от соприкосновения с кнехтом — широко раскрылся в ужасе.