— Зачем ты мне это рассказал?

— Решил, что тебе следует знать.

— С какой стати? Для чего ты показал его мне?

— Ты когда-то говорила Бэтти — кто-то предсказал тебе, что некогда получишь целое состояние в золоте. Ну вот, если хочешь завладеть им, оно здесь. Возьмем его или оставим? У нас мало времени на размышления.

— У нас?

— Не думала ж ты, что я уплыву без тебя?

Солнце зашло за наружную стену, и сад внезапно Погрузился в тень; наступил вечер. Ветер слегка ослаб,  к сумеркам он должен был стихнуть, птицы полетели к гнездам. Близилась ночь…

Ночью взойдет луна, подумала Геро. Сад станет белым, как и в ту ночь. И в сотни будущих ночей. Светлячки в темноте, аромат диковинных цветов; шелест прибоя о коралловый пляж. Научи меня слышать русалочье пенье… Мысли у нее путались. Она должна что-то сказать. Немедленно ответить, что это невозможно, что она не собиралась уплывать с ним. Что даже предполагать такое — оскорбительная наглость. Что масло и вода…

Но с Рори жизнь никогда не будет скучной, мир никогда не покажется тесным, ограниченным. Всегда будут широкие горизонты, свежий ветер. «Солнце, дождь, соленая вода…» Когда-то она подумала, что если выйдет за Клея, то будет полуживой. Автоматом. Что вся дальнейшая жизнь окажется тоскливой, пресной, что она будет чуть ли не мертвой. Но невозможно представить, чтобы кто-то мог чувствовать себя мертвым в обществе Рори. Или автоматом, или полуживым.

«Сейчас перед тобой не притворщик»… Это говорил Клей; еще он цитировал ее отца, отец знал свою дочь лучше, чем кто-либо и как-то сказал Клейтону, что если она влюбится в «полного негодника», видя все его недостатки, он не будет особенно против, но его доконает, если выяснится, что «она вышла замуж за негодяя» узнав об этом потом. Недостатков у Рори немало, подумала Геро. И она никогда не сможет сказать, что не видела их.

— Куда ты уплываешь?

— В Англию.

— Но я думала…

Геро осеклась. Рори издал смешок.

— Нет, любимая. В этом отношении я не изменился. Но все же это место, куда можно уплыть. К тому же, у меня там есть дом, я всегда собирался когда-нибудь завладеть им, а теперь, кажется, самое время.

— Ты собираешься осесть там?

— Навсегда? Нет, я слишком люблю мир, чтобы стоять на мертвом якоре. Время от времени буду уплывать вновь поглядеть на него.

— Перевозить рабов, контрабанду, продавать оружие! — зло сказала Геро.

В смехе Рори прозвучала нотка сожаления.

— Нет. Это чисто холостяцкие занятия, они не подобают респектабельному женатому человеку. В будущем я постараюсь не нарушать закон. Тебя это устроит? Может, тебе необходимо заниматься благотворительностью? Для нее ты найдешь в Англии большой простор — Восток не держит монополии на страдания и нищету! И потом, там буду я. Не думаю, что тебе удастся изменить меня — по крайней мере, сильно. Но такую попытку сделать можно. Что, если тебя ждет именно эта работа: превращать никчемного работорговца в полезного, законопослушного гражданина? Возможно, это и мелочь в сравнении с приведением в порядок «соседских дел», но, как говорится, добрые дела надо начинать со своего дома. Почему ты так смотришь на меня. Что я такого сказал?

— Тебя ждет работа, — ответила Геро. — Так сказала она, Бидди Джейсон, что я буду всю жизнь делать то, что должна, и пожинать то, что посеяла.

— Мы все это делаем, моя милая.

— Д-да, видимо… Джошуа говорил, что люди должны сперва устраивать свои дела, а потом пытаться устроить чужие.

— Ну, вот видишь!

— Но ты не мое дело, и я не должна выходить за тебя замуж.

— Пока что, — сказал Рори. — Но выйдешь — даже если мне придется для этого похитить тебя снова! Я думал, что, может, будешь должна, но когда ты потеряла ребенка, решил, что лишился последней надежды, и от этой мысли надо отказаться.

— Кто сказал тебе? — шепотом спросила Геро. — Как ты узнал?

— Это произошло в моем доме, — сухо ответил Рори.

— П-понятно. Тогда кто…

— Мне сказала Тереза. Я встретил ее в гавани. У меня только что состоялся разговор с Эдвардсом, настроение было — хоть вешайся. Но когда я сказал ей, что должен незамедлительно отплыть, она спросила, беру ли я тебя с собой. Я знал, что делать этого не следует, что я должен поступить правильно — ну ладно, разумно! — исчезнуть с глаз и не появляться. Но… Она сказала, что ты хотела того ребенка, а этого не могло бы случиться, если б ты не любила меня. Хотела ты его?

— Да, — ответила Геро.

Рори обнял ее и так крепко прижал к себе, что она не могла понять, ощущает биение его сердца или своего. Но положив голову ему на плечо, почувствовала, что оказалась дома, хоть Рори не может нигде задерживаться надолго, с ним для нее любое место будет домом. Она будет делать работу, которую должна, и пожинать то, что посеяла — потому что у нее больше нет сил для иного выбора. И желания тоже.

Рори негромко проговорил ей на ухо, и слова его казались отзвуком ее собственных мыслей: 

— Ты совершенно не та женщина, какую я мог бы представить своей женой. Ты воплощаешь в себе все, что я терпеть не мог. Но почему-то вошла мне в кровь, я не могу изгнать тебя оттуда — и даже не хочу.

Он взял Геро за подбородок, запрокинул ей лицо и поцеловал. И понял, что это конец той жизни, которую он любил, начало новой, совершенно непохожей на прежнюю и, возможно, очень трудной: ему не верилось, что люди способны изменить свою сущность: Геро вряд ли станет другой, да и он тоже.

Иногда она будет припоминать ему его грехи, иногда он будет возмущаться ее добродетелями — и ею. Какая-то часть души Геро никогда не будет принадлежать ему, какая-то часть его души навсегда останется для нее недосягаемой. Но по какой-то необъяснимой причине они подходят друг другу. Невероятно, но это так. Каждый восполняет вопиющие недостатки другого, и, возможно, Судьба знала, что делает, когда сбросила Геро Холлис за борт посреди океана и позволила Эмори Фросту спасти ее…

Бог — великий мастер на ухищрения, подумал Рори, с улыбкой вспомнив цитату из Корана, которую часто твердил Ралуб. Но улыбка его была кривой, потому что он никогда не собирался жениться. Хотел оставаться свободным, лишенным уз до конца жизни; хотел проверить, сможет ли превратить холодную греческую статую в женщину из плоти и крови, превратил — и обнаружил, что не может без нее жить…

Бэтти Поттер хрипло окликнул их из сгущавшихся всаду теней:

— Ну как, забираете или нет? Времени у нас мало. Геро обернулась, Рори неторопливо разжал объятья.

При виде старика она заморгала, словно только что проснулась, и спросила:

— Забираем что, Бэтти?

— Золото, конечно. Разве не ради него он привез вас сюда?

— Ах, золото, — сказала Геро и содрогнулась. — Нет. Нам оно не нужно. Закрой его снова.

— Ага! Я говорю то же самое, — одобрил Бэтти. — Эта желтая дрянь пагубна. На ней кровь.

Рори пожал плечами.

— Ладно: двое против одного. Положи камень на место, дядюшка, пускай лежит. Даже если я никогда не вернусь, дом этот принадлежит мне. Возможно, когда-нибудь мой сын появится здесь и найдет слиткам лучшее применение, чем нашел бы я.

— Если разумом пойдет в мать, — язвительно заметил Бэтти, — то вышвырнет их в море. Им там самое место!

Он поднырнул под побеги бугенвилии и вскоре появился снова, с ломом в руке, объявил, что дело сделано, и слава Богу.

— А теперь, — сказал Бэтти, — думаю, нам пора, а то ветер прекратится. До утра предстоит сделать много работы.

Они вышли из двери в наружной стене, и пассат встретил их. Он дул с юго-востока, нес запахи моря, гвоздики, диковинных цветов и шелестел листьями кокосовых пальм, окаймляющих белые пляжи Занзибара.

В середине пятидесятых годов мне посчастливилось получить приглашение на Занзибар. Познакомясь в этим прекрасным островом, я написала веселый детектив, озаглавленный «Дом Тени»[16]. Сюжет его разворачивается вокруг бумаг, оставленных предком одного из персонажей, Эмори Фростом, бывшим работорговцем, владельцем Кивулими. Впоследствии, уже после выхода книги, мне пришло в голову, что было б интересно написать книгу об этом вымышленном Эмори. Причиной послужило то, что я обнаружила в маленькой библиотеке Британского клуба на Занзибаре громадные залежи книг о работорговле, острове и арабах из Омана; много читала и делала обширные выписки.