Возбуждение исчезло с лица Салме. Его сменил ужас, так как она тоже увидела у ног волчью яму. И впрямь, как предвидеть, куда может завести мужчин честолюбие?

До чего оно уже довело Баргаша! И кто осудит Маджида, если, узнав о вооруженном выступлении мятежников, он прикажет убить Баргаша, пока это в его силах?

— Напиши, пусть ждут! — повторила Чоле, голос ее громко прозвучал в тишине пахнущей благовониями комнаты.

— Да-да, напишу, — прошептала Салме, нащупывая дрожащими пальцами бумагу и роговую чернильницу.

Писала она быстро, учащенно дыша от страха, сердце ее неистово колотилось. Дописав, сложила бумагу, обернула клочком промасленного шелка и воткнула в апельсин, затем хлопнула в ладоши, вызывая служанку.

— Доставь благополучно и как можно скорее, — приказала Салме и сунула в руку женщины золотую монету.

Когда негромкое шлепанье босых ног по лестнице утихло, Чоле сдавленно произнесла:

— Надо думать… Думать! Какой-то выход должен найтись.

— Для Баргаша? Какой же? Дом окружен сотней, а то и больше солдат.

— Окна, — сказала Чоле. — Если он спустится по веревке в переулок, а мы втащим его… нет, это очень опасно, солдаты, увидев его, начнут стрелять. И если даже не убьют, то станут постоянно охранять окна, мы лишимся единственного способа связи с ним. Это не годится. Нужно что-то другое. Болес безопасное.

— Безопасных способов нет, — простонала Салме в отчаянии.

— Конечно, нет! Но лучше что угодно, чем позволить восстанию начаться без руководства Баргаша. Надо что-то придумать. Нельзя ли его переодеть?

— Кем? Солдаты не выпустят никого — даже ребенка!

— Но они могут впустить нас. Да! Так мы сможем его вывести!

— Чоле, ты лишилась разума?

Та издала дрожащий смешок.

— Нет, только пришла в отчаяние. Послушай. Салме, мы еще не пытались проведать сидящего в осаде брата или хотя бы спросить, можно ли повидаться с Меже, ее положение в доме, полном чужих мужчин, очень затруд нительно.

— Как это можно, а если солдаты нас не пустят? Нас, принцесс. Это унижение покроет нас позором в глазах всех занзибарских сплетников, и мы уже никогда не сможем держать голову прямо. Ты же знаешь, что мы не можем позволить себе этого!

— Можем и должны. Выйдем, когда стемнеет — ты, я, Шембуа и Фаршу, каждая с группой доверенных служанок. Скажем, что хотим лишь поговорить с нашей несчастной сестрой Меже, и попросим стражу впустить нас. Если захватим их врасплох, они могут выполнить нашу просьбу.

Нет… нельзя… они этого не позволят! О, Чоле, нет!

Чоле высокомерно вскинула изящную головку и с пылкой гордостью заговорила:

— Ты сама только что сказала — мы принцессы. И если дочери султана Саида обратятся с просьбой к командиру стражи, как он сможет отказать?

Салме ахнула в полнейшем ужасе.

— Разговаривать без вуали с чужим мужчиной? Простым солдатом? Нет, Чоле! Это немыслимо!

— Тем не менее, — хрипло заговорила Чоле, — об этом надо подумать. И не только подумать, но и сделать. Пошли за Фаршу и Шембуа. Времени терять нельзя. Сколько у нас высоких женщин среди служанок и рабынь? Нужно взять двух-трех ростом с Баргаша; можно и четырех, сели столько найдется.

— Среди рабынь-негритянок есть несколько таких, — неуверенно сказала Салме, — но остальные не особенно высоки. Только белые женщины и негритянки бывают ростом с мужчин.

— Белые женщины!.. Та, что похожа на мальчишку и нашла способ, как снабдить дом Баргаша водой, снова поможет нам. Надо немедленно послать за ней! Если мы попросим об этом, как о большом одолжении, скажем, что все очень боимся, но знаем, какая она умная, смелая — притом, наша подруга, и ее присутствие придаст нам храбрости выполнить опасное предприятие, она непременно придет. Это можно понять с первого взгляда!

— А зачем ее вообще просить? Нам она не нужна. У нас много рабынь ростом с нее — даже выше.

— Конечно, много! — раздраженно сказала Чоле. — Подумай, как следует, Салме. Ведь если она будете нами, и у нас ничего не выйдет, нам будет достаточно сказать Маджиду, что это был ее план, а не наш. Что она настаивала, а мы не посмели ослушаться, потому что Америка — сильное государство, и мы решили, что она действует по указаниям своего дядюшки, консула. Тогда Маджид не посмеет ничего сделать ни ей ни нам из страха, что это правда, и Америка может прислать корабли с пушками для поддержки Баргаша!

— Она не придет, — горестно сказала Салме. — Не посмеет. Одно дело вода, чтобы спасти мужчин и женщин от жажды. А в других делах она ничего не смыслит. Но из-за дяди соваться в них не станет.

— По-твоему, я дура? — гневно сказала Чоле. — Думаешь, нам нужно говорить ей, для чего хотим освободить брата? Иногда, Салме, ты рассуждаешь совсем по-детски! Я скажу ей — маджидовские советники требуют смерти Баргаша, мы боимся за его жизнь и хотим отправить брата за границу. Эти чужеземки поверят всему, и она будет считать, что поступила благородно, спасая его. Немедленно пиши.

— Она плохо читает по-арабски, — промямлила Салме.

— Тогда пошли Мумтаз к этой дуре-англичанке, вдове, передай, что нам нужно ее видеть. Для чужеземок все это — игра; им Приятно считать, что они находятся в центре больших событий, и все приедут. Быстро, Салме!

Чоле не ошиблась. Геро сразу же согласилась идти и объяснила отговаривающей ее напуганной Кресси, что когда речь идет о человеческой жизни, отказаться невозможно. Как она будет себя чувствовать, если откажется помочь, а потом узнает, что Баргаш был хладнокровно убит — просто для развлечения? План превосходный, она удивлена, что эти девушки смогли его придумать; и глубоко тронута тем, что для его выполнения они обратились к ней за помощью, не только из-за ее роста, но потому, что ее присутствие придаст им смелости. Как можно отказать в подобной просьбе?

— Ты такая смелая, — выдохнула Оливия. — Не просто Геро, а Геро-иня.

— Чепуха! — ответила раздраженно Геро.

Тетя Эбби оказала заговорщицам невольную услугу тем, что пожаловалась на головную боль и рано отправилась в спальню. Дядя Нат, чтобы не беспокоить ее потом, отказался от партии в вист и пошел наверх вместе с женой, младшие члены компании вскоре последовали их примеру.

— Смотри же, Кресси, — предупредила Геро, — не впадай в панику, если я задержусь. Со мной будет Фаттума, и мы наверняка Вернемся к полуночи. Не смотри так испуганно. Раз я не боюсь, чего бояться тебе?

— Если хочешь знать, — уныло сказала Кресси, — я сама не своя от страха и думаю, ты сошла с ума. Но вижу, что спорить с тобой нет смысла.

— Ни малейшего, — весело согласилась Геро, снимая черное шелковое платье. Она переоделась в другое, более подходящее для данного случая, нежно поцеловала кузину и, оставив ей некоторые инструкции, тихо вышла из комнаты.

В доме стояла темнота, но, держась за перила, Геро без труда спустилась в холл, jflo ступеням и натертому полу она ступала бесшумно, а шелест платья был не слышен за вечерними шумами города. Но когда девушка выходила на террасу, засов заскрежетал, дверные петли жалобно заскрипели. Она замерла минуты на две, прислушалась, потом, не услышав ничьих шагов, облегченно вздохнула и осторожно закрыла за собой дверь.

Луна еще не взошла, но звездный свет оказался достаточно ярким, чтобы уверенно пройти по веранде и спуститься по ступенькам в сад; Дорожки смутно белели между кромками клумб и кустарника. Геро забыла, что они посыпаны толчеными раковинами, в тишине их хруст под ногами казался слишком громким. Но света в доме не зажигали, лишь козодой издавал в темноте хриплые звуки, и когда девушка подошла к апельсиновым деревьям, из густой листвы протянулась рука и коснулась ее плеча.

— Я сказала ему, что иду на свидание, — хихикнула Фаттума. — Он думает, что помогает любовникам, старый дурень! Но вернуться надо до рассвета, а то калитка окажется запертой.

Они почти никого не видели, потому что избегали людных улиц и шли по мерс возможности темными тропками и переулками. Но Геро один раз испугалась. Оглянувшись на одном перекрестке, она увидела, как мужчина, явно европеец, переходит улицу. Одет он был в черный плащ поверх белого костюма из парусины, и она решила, что это Клейтон, что он следит за ней. Но мужчина тут же свернул в узкий переулок и скрылся из виду. Геро поняла, что несмотря на свое хваленое спокойствие, она не может держать нервы в узде.