— Уж это непременно!

— Бедная наивная девочка! Даже не подумает. И вам не позволит совершить подобный поступок. В лучшем случае он через кого-то устно поблагодарит меня, и даже это будет ему костью в горле.

— Ерунда, — резко ответила Геро. — Возможно, ему не захочется заходить к вам —> и, позвольте сказать, мне это вполне понятно, но ручаюсь, что зайдет. Не только из благодарности, но просто из вежливости. А если не сможет сам, то отправит Клейтона… э… мистера Майо или меня. Мы не варвары.

— Бедная мисс Холлис! Неужели действительно думаете, что родственники позволят вам явиться в мой дом даже с этой целью? Если я хоть немного знаю вашего дядю, он скорее попытается засадить меня в тюрьму — и к черту вежливость с благодарностью. Вы, конечно, можете попытаться добиться от него письменного выражения благодарности, однако сомневаюсь, что вам это удастся. Такое письмо может служить рекомендацией; а поскольку мир становится чертовски нравственным, то, возможно, мне даже придется зарабатывать на жизнь честным трудом.

— Вряд ли вы знаете, как это делается, — не сдержалась Геро.

— Может быть, и нет.

Капитан улыбнулся и неожиданно спросил, обеспечена ли она или будет вынуждена полагаться на поддержку родственников.

— Видите ли, — любезно объяснил он, — на мой взгляд, единственное, что может скрасить перспективу женитьбы на невзрачной особе с неуживчивым характером, вспыльчивым нравом и острым языком — это крупное состояние. И ради мистера Майо надеюсь, что оно у вас есть. Если, конечно, слух о том, что вы плывете в такую даль с целью выйти замуж, верен — в чем я начинаю сомневаться.

Геро открыла было рот, Собираясь ответить ему в том же духе, но промолчала. Очевидно, втягивать капитана Фроста в разговор было серьезной ошибкой, это лишь подстрекнуло его к дерзости. На такие недопустимые высказывания леди невозможно дать достойный ответ. Девушка повернулась к Фросту спиной и стала с деланным интересом следить за работой Хадира и мистера Поттера, пока капитан не ушел. Бетти красил парус коричневой краской. Ей пришло в голову, что свежеокрашенный парус надежно закрывает крышку люка, и пока он лежит здесь, она не может посмотреть, что находится в трюме. Это была тревожная мысль, но за ней последовали другие, еще более тревожные.

Резко пахнущая краска… Может, она используется для того, чтобы заглушить другой запах?… вонь дрожащих, потеющих, немытых пленников, набитых в душную тьму? И так ли невинно мурлыканье Бэтти, как может показаться, или он нарочно заглушает какой-то предательский шум внизу?

Геро с волнением спросила, чувствуя, что голос ее звучит не очень твердо:

— Мистер Поттер, для чего вы это делаете?

Бэтти поднял глаза и замигал от яркого света.

— Что? А, вы спрашиваете, зачем крашу парус. Он уже старый, и краска не дает ему сопреть. Так сказать, для сохранности. Мы иногда красим запасные. Подчас может потребоваться дополнительный парус-другой. Не испачкайтесь, мисс.

Геро отказалась от околичностей и спросила напрямик:

— Мистер Поттер, негры в трюме?

— Сейчас нет, мисс. Небось стряпают жратву. А молодой М’бола протирает желоба для стока воды.

— Вы прекрасно знаете, что речь не о членах команды. Я имею в виду рабов. Есть они внизу?

— С чего вы взяли? — удивился Бэтти, его загорелое лицо с бакенбардами выражало простодушный упрек. — Разве не знаете, что за пределами владений Его Величества султана торговля черным мясом запрещена? Рабы!… Еще чего! Наша старая карга повозила в свое время негров, но теперь этому конец. Мы стали честными.

— Тогда что у вас в трюме?

— Груз, мисс. Обычный груз.

— Какой? — не отставала Геро.

— Всего понемногу. Слоновая кость, носорожьи рога и всякая мелочь; заводные игрушки, султан их любит, диван и набор кресел для его дворца. Ничего интересного для вас, мисс. Да и груз упакован в ящики, так что смотреть там нечего. А теперь извините, мисс, буду продолжать свою работу.

Парус пролежал весь день, утром на его место положили другой и тоже стали красить. Вся шхуна пропахла краской, и Геро, хотя не уловила никаких подозрительных звуков, осталась в уверенности, что причина окраски парусов не имеет к сохранности никакого отношения.

Тут девушка была права. Только причина крылась совсем не в том, что она предполагала.

Геро проводила на борту «фурии» последнюю ночь, и ее вновь, на сей раз совершенно не таясь, заперли в каюте.

— Приказ капитана, — ответил Бэтти на яростное требование объяснений. Потом добавил с упреком, что «кто не задает вопросов, не услышит лжи», и ей нужно не волноваться, а хорошенько поспать, так как утром они должны достичь Занзибара.

Видимо, они «достигли» чего-то гораздо раньше, потому что девушка, лежавшая в жаркой темноте без сна, услышала грохот якорной цепи, потом уже знакомые звуки спускаемой на воду и отплывающей шлюпки. Но земля находилась близко, так как Геро слышала рокот прибоя, бьющегося о берег.

Оба иллюминатора снова, как и в ту ночь, были завешены, в каюте стояли непроглядная тьма и невыносимая жара. Толстые циновки из волокон кокосовой пальмы, наглухо закрывали доступ свету и воздуху, но не препятствовали туче москитов, их пронзительное, монотонное, приводящее в бешенство гуденье слышалось сквозь шаги на палубе, рокот прибоя и плеск весел возвращающейся шлюпки. Девушка тщетно пыталась бить насекомых, потом наконец вылезла из постели и, отыскав спички, зажгла высокую свечу, потом поплескала водой в лицо и под рубашку капитана, до сих пор служившую ей ночной.

Прохладная вода вызвала у Геро прилив сил и любопытства. Она вспомнила о ножницах, которые Бэтти после стрижки убрал в ящик стола. Они там и лежали, большие, массивные, удивительно острые. Девушка задумчиво поглядела на них, потом на плотные циновки.

Проведя в напряженных усилиях десять минут, Геро кое-как прокромсала в циновке неровную прорезь и стала осторожно глядеть в нее, задув предварительно свечу. Судно стояло на якоре неподалеку от те много берега, видимо, поросшего густым лесом; девушка различала белую линию прибоя в маленькой полукруглой бухте и зубчатые очертания коралловых скал, образующих с обеих сторон естественные волноломы.

Ветерок, тянувший с берега и охлаждавший разгоряченное лицо, восхитительно пахнул гвоздикой — странно было уловить этрт крепкий аромат в теплом ночном воздухе. Ощущались и другие незнакомые запахи, Геро не знала цветов, пахнущих так сильно и душисто. С этими ароматами приятно смешивался запах морской воды и мокрого песка. По обе стороны бухты виднелись высокие, раскачивающиеся под ветерком изящные верхушки бесчисленных пальм.

Луна еще не взошла, но на небе сверкали звезды, и, привыкнув к их неверному свету, Геро увидела дом среди деревьев над бухтой. Высокий, белый, с плоской крышей, закрытый от моря толстой стеной с амбразурами. Он отчетливо виднелся в свете ярких звезд, и либо живущие в нем спали, либо он был пуст, так как ни проблеска света не появлялось ни в окнах, ни среди густо растущих деревьев, ни на окружающей стене. Однако на изогнутом берегу за фосфоресцирующей чертой прибоя находились люди; около Полудюжины темных фигур, едва различимых на более светлой полосе песка, не то грузили, не то разгружали вытащенную на берег шлюпку. Вскоре ев столкнули обратно в воду, и Геро смотрела, как она плывет к судну. Когда шлюпка скрылась из поля зрения, послышался удар борта о корпус.

Только тут девушка осознала, что на «Фурии» нет огней, и даже якорный огонь погашен, так как в воде отражались только звезды и тени. Очевидно, шхуна в темный предрассветный час подошла близко к берегу, погасив огни и (почему она не подумала об этом раньше?) подняв паруса, которые Бэтти Поттер тщательно покрыл коричневой краской, чтобы при неверном звездном свете их трудно было разглядеть на фоне темного неба или еще более темной земли.

Снова послышались голоса и шаги, сопровождаемые стуком и скрипом по палубе, десять минут спустя в поле зрения Геро опять появилась шлюпка, глубоко сидящая в воде, словно тяжело нагруженная. На сей раз они не брали груз, а свозили его на берег. Однако выгружали из трюма явно не рабов, хотя Геро не сомневалась, что этот самый груз был доставлен на «Фурию» посреди океана позавчера ночью.