Сколько еще туземок-шлюх прятал он в этих зана-вешанных комнатах, пахнущих сандаловым деревом? И сколько случайно зачатых отродий, в которых его англосаксонская кровь смешалась с азиатской или африканской?

Геро всегда гордилась тем, что Она современная, прогрессивная, откровенная, без предрассудков, одна-ко взгляды на такие темные стороны жизни, как любовницы и смешение рас, позаимствовала главным образом из полунамеков тети Люси да некоторых потрясающих секретов, что шепотом поверяла ей Кларисса Лэнгли. И хотя Геро хвасталась своей эмансипированностъю, она была потрясена наглядным свидетельством подобных вещей ничуть не меньше самых строгих викторианских девственниц.

Правда, в учебниках истории и в романах часто упоминались любовницы и «содержанки», а о самых ярких примерах — таких, как мадам Помпадур и Нелли Гвин — можно было говорить даже в приличном обществе. Но Геро не приходило в голову, что кто-то из ее знакомых будет содержать подобное существо. Или что ей придется разговаривать с подобным существом. Этот ребенок!.. Понятно, почему у него такая невосточная внешность! По раздвоенному подбородку и прямой линии бровей можно было сразу же догадаться, кто ее отец. И она догадалась бы, если бы могла предположить, что капитан Фрост в дополнение к прочим грехам способен опуститься до подобной безнравственности.

При воспоминании о голосах, смехе и треньканье мандолины, доносившихся с верхних веранд Дома с дельфинами, Геро представила целый гарем цветных любовниц, плетущих, друг против друга интриги ради благосклонности этого торговца оружием и рабами, рожающих ему ублюдков-мулатов, которые неизбежно продемонстрируют туземному населению Занзибара, до какой степени падения могут дойти белые мужчины. «На Востоке это древний, укоренившийся обычай, весьма удобный…» Как он посмел!

Весь врожденный пуританизм, унаследованный от новоанглийских предков и прабабушки-шотландки, вспыхнул в душе Геро с яростным чувством негодования, намного превосходящим былые гнев и возмущение по поводу занятий капитана Фроста работорговлей и контрабандой. Ей казалось, она коснулась чего-то нечистого и теперь должна отмыться горячей водой и жесткой щеткой. И она принялась за это, едва вернулась в консульство, к изумлению Фаттумы и мальчишки-водоноса, который носился вверх-вниз по задней лестнице со жбанами, наполняя жестяную ванну в вымощенной камнем туалетной комнате Геро.

Никто из гостей не требовал столько горячей воды в такое время года, когда жара настраивала на чуть теплую ванну, веер из пальмовых листьев и холодные напитки. Фаттума сочла, что ее госпожа страдает мозговым заболеванием, требующим оттока крови от головы. Но после старательного мытья карболовым мылом и щеткой у Геро появилось самодовольное чувство символического очищения от грязи, и когда консул вернулся с семьей из вечернего путешествия, она решила выбросить этот отвратительный эпизод из головы.

Девушка сочла, что есть другие, более важи ые темы для размышлений. Например, Клейтон. А визит в Дом с дельфинами состоялся не зря, она не только исполнила свой долг, но и утвердилась в мнении, что Жюль Дюбель, старшие приятельницы Кресси и сестры султана несомненно правы. Нынешнего правителя Занзибара необходимо свергнуть, и чем скорее, тем лучше, поскольку друг и пособник Эмори Фроста наверняка продажен и потому совершенно непригоден обладать властью.

— Что ты сам думаешь о нем, дядя Нат? — спросила Геро; она все ещё старалась выяснить, пригоден ли Баргаш стать преемником Маджида, но избрала косвенный подход, чтобы скрыть свою цель.

— О султане? М-м-м…

Дядя Натаниэл откинулся на спинку кресла и задумался.

Они впятером сидели на террасе перед окном гостиной и потягивали кофе. Над апельсиновыми деревьями всходила огромная желтая луна, тетя Эбби отгоняла москитов веером из пальмовых листьев.

— Пожалуй, он почти не хуже остальных восточных владык, — сказал дядя Нат. — Правда, к счастью, знаком я не со многими из них.

С того вечера, как Геро нанесла опрометчивый визит Эмори Фросту, прошло пять жарких, праздных дней. Когда она не выслушивала секреты Кресси, то, вопреки собственному желанию, проводила очень много времени в размышлениях о бесстыдном поведении этого работорговца. Но хотя время почти не уменьшило ее негодования, внешность за эти дни значительно улучшилась. Теперь в бледном свете восходящей луны на ее лице не было заметно следов синяков. От повреждений остался лишь маленький шрам на нижней губе да коротко остриженные волосы, и Клейтон Майо, разглядывая ее поверх кофейной чашки, пришел к заключению, что и то, и другое даже улучшило ее вид.

Шрам, как ни странно, сделал ее губы менее суровыми и более… Клей стал подбирать слово и удивился, когда на ум ему пришло «поцелуйными», раньше он никогда так о них не думал. Что же до стриженой головы, хотя при первом взгляде это и показалось ему бедствием, короткие каштановые кудри несколько смягчили строгость, придававшую совершенным чертам лица девушки скорее холодность, чем обаятельность. Она стала выглядеть младше и мягче… более похожей на очаровательного ангела Боттичелли, чем на-грозную мраморную богиню древних греков.

Да, конечно, она хорошенькая, думал Клейтон, и когда-нибудь может даже стать прелестной. Если б только не была такой закоренелой в убеждениях… такой непреклонной в своих взглядах, добродетелях и непримиримой к недостаткам других… Глядя на профиль ничего не подозревающей девушки, он неожиданно для себя подумал, не окажут ли грубое обращение, напасти и неприятные переживания столь же благотворный эффект на характер, как ужасные минуты в штормовом море на внешность. Это была интересная мысль, и он тешился ею, не обращая внимания на отчима, все еще ведущего речь о султане.

— Утверждают — говорил консул, — что отец его был великим человеком. Возможно. Но этот сын вовсе не унаследовал воли и мужества старика. Маджид бездельничает во дворце, а управление островом пустил на самотек.

— Тогда почему ты ничего не предпримешь для его свержения? — спросила Геро.

— Я ничего не могу предпринять, — ответил дядя Нат, — и не мое это дело. Раз его подданных такое правление устраивает — значит, устраивает. Остров этот не наш, слава Богу!

— Но ведь есть же у нас какая-то моральная ответственность? — стояла на своем Геро.

— Никакой! Мы находимся здесь лишь потому, что в этих водах полно наших китобоев, наше дело заботиться о национальных интересах и оказывать помошь соотечественникам, если в том возникнет необходимость. Мы не собираемся захватывать территорий в Африке, как британцы или голландцы, и не наша забота, если местные жители терпят султана лишь потому, что он сын своего отца.

— Дядя Нат, ведь он даже не старший сын.

— Верно. Но старик в завещании разделил свое царство, и старший, Тувани, получил Маскат и Оман. Он захватил бы и Занзибар, только британцам не особенно хочется, чтобы на их морском пути в Индию появлялись военные корабли враждующих султанов. Английский флот повернул моряков Тувани обратно, и вряд ли они повторят такую попытку.

— Но есть и другие братья.

— Да, конечно. Например, законный наследник. Он тоже после смерти старика притязал на права брата. Но Маджид перехитрил его, с тех пор юный Баргаш грызет от досады ногти и ждет благоприятного случая.

— Думаешь, Баргаш стал бы лучшим правителем? — спросила Геро, придав голосу обманчивую наивность.

Мистер Холлис, введенный в заблуждение ее тоном, счел, что вопрос задан лишь из праздного любопытства и ответил со смешком:

— Еще бы! Худшим быть просто невозможно. Занзибарцам сейчас нужен человек твердый, способный заставить их ходить по струнке, нравится им это или нет Такого они будут уважать, а неспособного презирать.

Кресси, слушавшая с большим интересом, вмешалась в разговор:

— Папа, они презирают Маджида, можешь мне поверить! И все говорят, что принц Баргаш будет гораздо лучшим султаном.