Если б Клей увидел, как она выходит из консульства, то догнал бы и остановил, а не стал следить за ней. А если она позволит воображению превращать какого-то безобидного клерка-европейца в соглядатая, следующего за ней по пятам, то совесть ее будет не столь чиста, как хотелось бы! Хотя это чушь, на ее совести нет ни пятнышка: она идет с миссией милосердия — спасать одного человека от смерти, а другого от братоубийства. Геро запахнулась в темное одеяние и, вновь заспешив вперед, решила не оглядываться на перекрестках.

Дорога эта ей была незнакома, но, услышав шум прибоя и голоса солдат, охраняющих дом законного наследника, она поняла, где оказалась. Бейт-эль-Тани стоял темный, тихий, у входа на кухню их ждали две женщины Фаттума коснулась руки Геро и прошептала, что побудет здесь, пока госпожа не вернется, и присела на корточюиу дверей, а те женщины торопливо повели американку по винтовой лестнице и по вымощенным камнем коридорам в комнату, где ее ждали сеиды.

— Слишком вы поздно! — резко сказала Чоле; слова и тон выдавали степень ее нервного напряжения.

В комнате было полно женщин, взволнованных, беспокойных. Геро обратила внимание, что по крайней мере полдюжины из них негритянки или абиссинки высокие, в длинных синих одеяниях и платках из грубой хлопчатобумажной ткани, глаза их на темных лицах сверкали тревогой. Арабки были одеты в длинные, темные шале, как и Геро, под бахромчатыми головными покрывалами лица их были такими же белыми, как у нее. Однако лаиьи глаза мерцали, как у испуганных животных, и улыбнулась ей только Салме, хотя улыбка была явно вымученной Геро видела, что руки сеиды дрожат, и ей не стоится на месте, она нервозно, как и остальные женщины, ходила взад-вперед, подергивая застежки и перебирая пальцами украшения.

Бедняжка, подумала Геро. Неудивительно, что сеидам так остро потребовалось ее присутствие в этом предприятии. Им необходима для моральной поддержке и успокаивающего воздействия холодная западная натура. Она пожалела, что не говорит бегло по-арабски и не может сразу взять на себя руководство. Поскольку это было невозможно, она довольствовалась ободряющими улыбками и обменом спокойными приветствиями с теми, кого узнавала, пока Чоле отрывисто не велела ей закрыть лицо и закутаться в плащ.

Пора идти, — объявила Чоле и сделала всем знак выходить. Женщины замолчали, слышалось только дробное постукивание шлепанцев да учащенное дыхание. Племянницы Салме, пришедшие со своими рабынями, уже поджидали снаружи, две процессии закутанных женщин с чадрами на лицах слились и направились к парадному входу дома Баргаша.

Ветер, треплющий их темные одеяния, колебал пламя керосиновых ламп, горящих у дома, и тени вооруженных мужчин метались, словно акробаты, по высоким белым стенам; когда авангард идущих из Бейт эль-Тани достиг двери и был остановлен скрещенными мушкетами солдат, ночь тут же наполнилась звуками суматохи, перебранки, и Геро увидела, как люди, толпящиеся у освещенных окон осажденного дома, стали высовываться, чтобы узнать, в чем дело.

Одна из служанок Салме, всхлипывающая, негодующая, цротиснулаеь назад через толпу и схватила госпожу заруку.

— Ваше Высочество, Ваше Высочество! Солдаты говорят, что мы не можем пройти, у них приказ никого не пускать. Я сказала, что благородные особы хотят видеть сеиду Меже, но они не верят. Говорят, если мы не разойдемся, они сорвут с нас чадры и поступят, как со шлюхами. Ваше Высочество, нужно вернуться — настаивать не имеет смысла. Это грубые, бесстыдные люди — надо вернуться!

Салме оттолкнула служанку повернулась к Чоле и дрожащим, несмотря на все усилия, голосом, сказала:

— Ты права, Чоле. Надо самим подойти к их командиру и сказать, кто мы. Это единственный выход.

Несколько пожилых служанок ужаснулись этому заявлению, упали на колени и стали удерживать их, но Геро оторвала их цепляющиеся руки, и сестры, освободившись, пошли к командиру стражи.

Видимо, красота Чоле в большей степени, чем взволнованная, трогательная просьба Салме повергла стражу в изумление и раболепство. Хотя никто не мог узнать живуших в строгой изоляции принцесс, сразу же стало ясно, что обе эти девушки — те, за кого себя выдают, дочери султана Саида.

Вся стража онемела от благоговения и восторга, когда сестры откинули вуали, и замерла, глядя на то, чего людям столь низкого происхождения больше не суждено увидеть. Даже Геро внезапно ощутила восхищение и с неловкостью осознала, что слеплена из более грубой глины. Сестры султана были одеты, как сказочные царицы и принцессы из «Тысячи и одной ночи», свет ламп падал на блестящий шелк с золотым шитьем и сверкал на драгоценных камнях. Но хотя темные глаза и печально сложенные губы Салме были по-своему привлекательны, затаить дыхание заставила стражу Чоле; она была бледной, необыкновенно красивой, словно хрупкий, сильно пахнущий луноцвет, цветущий ночью и умирающий перед рассветом.

Командир стражи, в равной степени ошеломленный красотой сестер и почтением к правящему дому, с трудом обрел дар речи и стал, заикаясь, извиняться за попытку встать на пути благородных принцесс. Солдаты попятились, прикладывая ладони ко лбу и кланяясь чуть ли не до земли. Чоле склонила красивую голову с царственной признательностью, и длинная процессия женщин — сеиды, служанки, рабыни и Геро Холлис — прошла в дом законного наследника.

Они нашли Баргаша в комнате Меже, и начался бедлам. Меже и несколько ее служанок расплакались, Баргаш раскраснелся от волнения, двенадцатилетний Азиз шумно торжествовал:

— Мы видели вас! — кричал мальчик, подскакивая с неистощимым энтузиазмом юности. — Мы смотрели из окон, Меже говорила, что вас не пустят, и даже мой брат боялся. Дергал себя за бородку, потел, бранился… Да-да, я слышал! Старая Айша молилась. А я не боялся. Знал, что вы добьетесь своего, что остановить вас они не посмеют! Салме, правда, это увлекательно? У вас есть план? С какой целью вы пришли? Что намерены сделать?

— Тише! — попросила Чоле, испуганно глянув на открытые окна. — Закройте ставни, а то нас услышат. Мы хотим вас увести, немедленно, сейчас же. Принесли женскую одежду, чтобы вы переоделись, эти дураки внизу даже не подумали сосчитать нас и не узнают, сколько человек выйдет вместе с нами. Салме написала вождям, чтобы они привели лошадей в условленное место за городом, и вы поедете к нашим сторонникам. Но ждать они будут лишь до восхода луны, если к тому времени не явимся, все поймут, что наши планы рухнули, и рассеются, спасая свою шкуру. Так что отправляться нам нужно немедленно.

Геро не поспевала за быстрым потоком слов, однако суть их — необходимость поторапливаться — была совершенно ясна, и девушка едва поверила своим ушам, когда Баргаш с высокомерием наотрез отказался надеть женское платье, заявив, что лучше умереть, чем дать повод для разговоров, что он, сеид Баргаш ибн Саид, переоделся в платье служанки, притворился женщиной. Он готов встретить лицом к лицу опасность и даже смерть, если придется; но позор и унижение — ни за что! Если его застрелят маджидовские наймиты, то в своем обличье — как Наследника!

— Думаешь, я перенесу смех этих низкорожденных наемников, если они обнаружат меня среди рабынь, дрожащего под женской чадрой? Нет, Чоле! На это я не пойду!

«Мужчина!» — подумала Чоле и впервые увидела законного наследника в менее романтическом свете. Неужели он не понимает, что каждая минута, потраченная на это кривлянье, увеличивает опасность и уменьшает надежды на успех? Неужели он действительно отвергнет возможность бежать, и все усилия этих смелых женщин спасти его окажутся напрасными из-за глупого мужского гонора? Хоть он утверждает, что переодевание в женское платье запятнает его мужество и честь, сейчас женщины выказывают себя более смелыми. И более разумными!

Минуты бессмысленно утекали, но этот глупый спор все продолжался; наконец Геро, гневная, раздраженная, внезапно пожалевшая, что пришла, громко сказала:

— Раз так, давайте оставим его и уйдем.

В гомоне голосов главные спорщики не слышали ее, но услышала Салме. И несколько служанок, уже испуганных задержкой, уловили в ее словах голос благоразумия и стали медленно продвигаться к двери, словно испуганные овцы.