— Не знаю. Что он имел в виду под «глупым предрассудком»?

— Мне, казалось, я сунула ее… Да, вот она!.. Фрост сказал, что «решил иметь кое-что на правой стороне счета, чтобы было чем бросить подачку совести, если она вдруг Начнет его беспокоить», и кроме того, ненавидит бессмысленную жестокость и жестоких дураков, что-то в этом роде. Однако Джордж говорит, что каковы бы ни были его мотивы, он Помог освободить самое малое сорок-пятьдесят рабов — а может и гораздо больше! — за каждого из тех, кого продал сам, поэтому итог, несомненно, в его пользу. Это совершенно ясно —> хоть капитан Фрост и заявил, что в этой логике есть существенный изъян. Не знаю, что он имел в виду, но Джордж ответил, что прекрасно это сознает и все же не отказывается от своей бухгалтерии. Еще он говорит, что уладит все с властями, для меня это громадное облегчение. Было б невыносимо сознавать, что это устроил Джордж — после всего произошедшего. Я имею в виду повешение — если б его повесили. И притом еще в наш медовый месяц! Человека, к которому я стала испытывать симпатию и доверие… Это было б ужасно.

— Значит… они уплывают, — понуро сказала Геро.

— Да. Им, наверно, тяжело покидать этот дом на Занзибаре. Хотя, Думаю, остальные — то есть, его команда — когда-нибудь вернутся. Но Джордж говорит, Рори возвращаться сюда нельзя, а за пределами острова ему опасаться нечего, и что он очень удачлив. Они уплывают на «Фурии» завтра утром, и я сказала, что мы с тобой останемся здесь на ночь, поможем им уложиться. Мужчины в этом ничего не смыслят, просто побросают вещи в сундук и сядут на крышку. А поскольку они не вернутся, по крайней мерс в течение нескольких лет, сборы будут большие. Жаль, что времени у них так мало, но Джордж говорит, если «Баклан»… Вот еще одна нижняя юбка Милли! Нужно будет завернуть их отдельно. Ты теперь вернешься к своему дяде?

Она дважды повторила вопрос, но Геро, казалось, не слышала.

— Что? А… да. Он сказал, я могу вернуться, когда захочу.

— Значит, все в порядке! Геро, дорогая, я так рада за тебя. А как с Клейтоном? Вы все же поженитесь?

— Нет. Мы решили, что не стоит. Думаю, он воспринял это с облегчением. Я не та женщина, которая ему нужна, а он… он не тот мужчина, который нужен мне.

— Почему? Я считала… Да, пожалуй, нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Оливия вздохнула, нахмурилась и вскоре сказала с надеждой:

— Ну и ладно, когда-нибудь ты обязательно встретишь нужного тебе человека. Как я.

Рори, побывав у Маджида, отправился в гавань и, вернувшись через несколько часов домой, обнаружил в длинной верхней комнате Геро. Она, встав на колени помогала Ифаби укладывать вещи в один из резных сундуков камфорного дерева.

Шагов его Геро не слышала, потому что белый попугай хлопал крыльями и визгливо кричал, а Ифаби тараторила. Он постоял в дверном проеме, глядя на нее и жалея, что так остро чувствует любовь к ней и поэтому может принять лишь одно решение.

Полчаса назад решать ему было нечего. Однако в результате короткого разговора у гавани положение изменилось, по пути к дому он вел битву с собой и потерпел поражение; доказательство этого не заставило себя ждать. Хотя он не издал ни звука, Геро тут же повернулась к нему, и Рори понял, что она ощутила его появление, как и он ощутил бы ее.

Долгое, не поддающееся измерению время они глядели друг на друга упорно, чуть ли не враждебно. Потом Рори отрывисто произнес:

— Я отправил шлюпку к причалу в конце сада. Приглашаю на часовую водную прогулку. Хочу показать тебе кое-что, это, видимо, у меня последняя возможность.

Он подошел, протянул Геро руку, чтобы помочь подняться, словно был уверен, что она не откажется. Геро поглядела на нее, но не взяла и не скрыла нежелания вставать.

— В чем дело? Боишься? — насмешливо спросил Рори. — Не надо; с нами плывет Бэтти. И, если хочешь, возьмем с собой Оливию. Правда, я предпочел бы обойтись без нее, она говорит, что плохо, переносит качку, а ветер сейчас довольно сильный.

Почему бы нет, подумала Геро. Завтра в это время он будет уже далеко. Все окажется в прошлом. Дом с дельфинами опустеет, Бэтти, Ралуб, Джума, Хадир, «Фурия» уплывут в бескрайние голубые просторы Индийского океана, навсегда исчезнут из ее жизни. Это будет последний раз…

Не беря протянутой руки, потому что страшилась касаться его, она поднялась и сдержанно сказала:

— Не надо беспокоить Оливию. Подожди чуть-чуть, я возьму шляпку.

День клонился к вечеру, солнце ослепительно сверкало на пляшущих волнах, бросая в кристально-чистую глубь золотистые трепещущие сети, опутывающие рыб и ветвистые кораллы. Поющий в парусе ветер уже не пахнул гниющими трупами. Геро молчала, щуря глаза от солнечных бликов и мелких брызг.

Спрашивать, куда они направляются, не было нужды, едва гавань осталась позади, она поняла — в Кивулими. Однако не понимала, зачем Рори хочет снова — показать его ей, разве что напомнить то, о чем, как прекрасно знал, она не забудет. Он сам сказал: «Приятно сознавать, что ты вряд ли забудешь меня». Завтра он исчезнет из ее жизни; и сколько б она ни прожила, как бы ни старалась, забыть его она не сможет.

Высокие, выветренные коралловые скалы медленно приближались. За ними лежала укромная бухта, которую она впервые увидела при звездном свете, не догадываясь, что это был первый ее взгляд на Занзибар. Солнце опускалось, и уже почти по-вечернему освещало древнюю крепостную стену и высокий арабский дом за ней в зеленой пене листвы.

С тех пор, как она последний раз была здесь, в городе и деревнях умерло больше двадцати тысяч людей.

Но глядя на Дом Тени, трудно было в это поверить, время здесь словно бы остановилось. Сад был зеленым, прохладным, приятно благоухал жасмином и поздними розами, в тени ворковали голуби. Все было таким же, как она видела в первый раз.

В дом Рори с ней не пошел. Он послал туда Бэтти поговорить с Даудом, а ее повел по узкой тропке вдоль наружной стены, остановился перед одной из каменных пристроек, полускрытой завесой бугенвилии и пурпурного вьюнка. Отвел в сторону свисающие побеги, приглашая Геро войти; та, озадаченная и слегка испуганная, неохотно повиновалась.

Внутри пахло плесенью и сырой землей, свет, пробивающийся сквозь листву, напоминал зеленую жидкость. Геро ощутила на руках и шее мурашки, ее внезапно охватило острое беспокойство: какое-то животное ощущение зла, словно в тусклой каменной каморке таилась опасность, невидимая, но улавливаемая.

По куче сухих листьев пробежала ящерица. Геро с резким вдохом попятилась и только тут разглядела, что в руке у Рори не трость, а короткий лом. Услышав его лязг о камень, она нерешительно спросила:

— Зачем ты привел меня сюда? Что хотел показать?

— Это, — лаконично ответил Рори, сунул острие лома в щель, о существовании которой явно знал, потому что не мог бы разглядеть ее под пылью и грудой листьев. Камень отвалился с удивительной легкостью, Рори отложил лом, потом достал из кармана свечу и коробку спичек.

Огонек вспыхнул, затрепетал на сквозняке, в свете его заискрилась груда желтого металла, и Геро, забыв о страхе перед пауками и скорпионами, опустилась на колени и осторожно коснулась пальцами холодным слитков.

— Что это?

— Золото, — ответил Рори.

— Но… но… это целое состояние! Откуда оно здесь? Ты нашел его?

— В некотором смысле.

Рори задул свечу, сунул в карман, взял Геро за руку» поднял ее и вывел на солнечный свет.

— Оно принадлежало отцу Маджида…

И рассказал ей историю о спрятанных сокровищах султана Саида, о том, как завладел этим золотом.

Он не приводил никаких оправданий и не смягчал подробностей, Геро слушала и содрогалась; время от времени поглядывая на алую завесу из цветов бугенвилии, словно запей скрывалось не только богатство, но и морщинистое, злобное лицо колдуна с Пембы, который умер из-за этого золота и, умирая, проклял его.

— Вот и все, — сказал наконец Рори.

Геро содрогнулась и негромко спросила: