Из всех чертовых клубов Рима, как, черт возьми, мы оказались в том, которым владеет моя семья? Именно поэтому мои правила так важны. Если бы я провел разведку, как я обычно делаю, я бы знал, что это место принадлежит Феррарам. Но merda, Изабелла держит меня в такой удушающей хватке, что я пускаю все на самотек. Она хлопает длинными ресницами и поджимает пухлые губки, и я превращаюсь в бесполезного, бесхребетного coglione. И это могло стоить мне ее жизни.

Я должен покончить с этим.

Я не могу позволить своим чувствам к ней больше влиять на мои суждения. И как бы мне ни была ненавистна сама мысль об этом, мне нужно найти себе замену. Чем скорее, тем лучше. Пребывание с Изабеллой только увеличивает мишень на ее спине.

И Dio не позволит, если мои враги обнаружат, что я вернулся в город. Моя собственная семья достаточно плоха, кроме Сарторисов, Меркуриос и Делюкасов… Мои мысли возвращаются к стрелку в Ривербаре, и невидимые когти впиваются в мои легкие. Могло ли это нападение произойти из-за меня? Если источники Антонио подтвердили мое прибытие, возможно, это должны были сделать и другие.

Черт.

Я хожу по квартире как в тумане, запирая окна, ставнями, запирая каждый дюйм этого проклятого пространства.

— Раф!

Я оборачиваюсь и вижу пару сверкающих сапфировых радужек. Судя по тому, как раздраженно она наморщила лоб, я предполагаю, что это был не первый раз, когда она называла меня по имени.

— Что? — Я рявкаю в ответ, потому что уже чувствую себя достаточно дерьмово за нас обоих.

— Я ждал всю часовую поездку на машине. Я была запредельно терпелива, и теперь пришло время сказать мне правду.

Серена идет рядом со своей кузиной, энергично кивая, уже с бокалом вина в руке. — Да, то, что она сказала. — Ухмылка тронула уголок ее губ, и ее глаза заискрились. — Кроме того, кто-нибудь из твоих братьев холост, потому что, черт возьми…

— Поверь мне, — рычу я, обрывая ее, — ты не захочешь иметь ничего общего ни с одним из них.

— Пожалуйста, начинай объяснять. — Изабелла смотрит на меня, прижав руки к груди, как будто пытается сдержать гнев. Я хорошо узнаю это движение.

Я не собираюсь раскрывать свое темное прошлое моей нынешней клиентке, не говоря уже о ее кузине. — Я не разговаривал со своей семьей десять лет, — фыркаю я. — И именно поэтому я так не решался возвращаться в Рим. Мы с отцом сильно поссорились, и он, по сути, отрекся от меня. Мои братья встали на его сторону. Всякое случается. Конец истории.

— И это все? — спросила она.

— Да.

— То противостояние за пределами клуба казалось чем-то гораздо большим, чем небольшая размолвка. — Серена делает глоток из бокала, ополаскивая красное вино во рту.

Изабелла придвигается на дюйм ближе, ее глаза ищут мой ответ, которого она не получит. Я бы никогда — никогда не смог рассказать ей, что произошло. Раны слишком свежи, шрамы слишком глубоки, чтобы когда-либо увидеть свет. Особенно не сейчас, когда моя новая клиентка вызывает такой шквал чувств. Она наконец переводит взгляд на Серену. — Ты не оставишь нас на секунду?

— Правда? — Ее глаза широко раскрыты, когда она смотрит на свою кузину так, как будто ее никогда в жизни не уводили от разговора. Они действительно рассказали друг другу все?

— Да, мне нужно поговорить с Рафом наедине.

— Хорошо… — Она разворачивается на каблуках и неторопливо направляется на кухню, наполняет свой бокал вином, прежде чем опуститься на диван в гостиной.

Рука Изабеллы переплетается с моей, ее длинные тонкие пальцы так идеально переплетаются с моими, что нежное прикосновение причиняет боль. Потому что оно должно быть последним. Я не сдерживаюсь рядом с этой женщиной. Вся моя жизнь, полная контроля и тщательно продуманных политик и процедур, летит к чертям рядом с ней. И это несправедливо по отношению к ней.

Похоть — это одно. Это я могу контролировать, но это зашло так далеко за пределы похоти…

Она тянет меня вверх по лестнице, ее шаги ускоряются с каждым шагом к нашим спальням. Какую она выбрала? Эта мысль такая бессмысленная, но все же она приходит мне в голову. Если она выбирает свою комнату, она ищет комфорта, знакомого окружения, если она выбирает мою, она стремится утешить меня. Тонкое различие — это то, что большинство не стало бы принимать во внимание.

Изабелла поворачивается к моей комнате, и мое сердце учащает свой ритм. Как бы она ни была взбешена, ее больше беспокоит мое душевное состояние, чем тот факт, что я лгал ей все эти месяцы. Интересно и неожиданно.

Она вталкивает меня спиной в комнату, затем толкает на матрас. — Теперь только ты и я, Раф, и ты у меня в долгу. Расскажи мне всю историю.

Я выдыхаю, пытаясь выиграть немного времени, чтобы придумать достойную версию правды. Вся ложь должна быть сосредоточена вокруг правды, чтобы быть правдоподобной. — Я уже говорил тебе, — бормочу я. — Я совершил нечто непростительное в глазах моего отца, и поэтому он изгнал меня из семьи, из всего проклятого города.

— И что это было? — Этот пытливый взгляд блуждает по мне.

— Я предал его доверие.

— Делая что?

— Перешел на сторону того, кого считал врагом.

Ее темные брови хмурятся, когда она смотрит на меня. — Раф, я не идиотка. Я узнаю могущественных мужчин, когда вижу их. Каким бизнесом занимается твоя семья?

Я подумал, что ей не потребуется много времени, чтобы сообразить, что к чему, как только она увидит Антонио, Джузеппе и их отряд охраны. — Ночные клубы и рестораны. — Я одариваю ее своей самой очаровательной улыбкой.

— Отмывание денег? — она возражает.

— Среди прочего. — Dio. Почему бы тебе не предоставить больше компрометирующей информации, ты, stronzo?

Она шипит проклятие, затем проводит рукой по своим шелковистым волосам. — Этого определенно не было в твоем безупречном резюме, мистер Феррара. Как ты мог мне не сказать?

— Потому что это никогда бы не всплыло, если бы мы не оказались в Риме. Я никогда не имел никакого отношения к семейному бизнесу. Я никогда этого не хотел.

— И поэтому твой отец отрекся от тебя, потому что ты хотел уйти?

Я медленно киваю, потому что отчасти это правда. — Я всегда хотел защищать других. Означало ли это службу в карабинерах, армии или в частной охране, это мое призвание. Это единственный способ свершить правосудие, склонить чашу весов в правильную сторону в этом темном мире.

— И это все? — Она медленно приближается ко мне, так что ее голые ноги касаются моих коленей.

— Вот в чем суть, principessa. Я не верю, что все грязные подробности действительно необходимы, не так ли?

Она медленно качает головой. Ее глаза по-прежнему прикованы к моим, как будто она могла каким-то образом разгадать ложь. — Тогда почему ты казался напуганным? — Ее брови снова хмурятся, выражение лица становится абсолютно серьезным. — Я никогда не видела тебя таким, Раф. Даже когда мы столкнулись с градом пуль.

Я тянусь к ней, мои руки обхватывают ее бедра сзади, прежде чем я успеваю остановить их. Притягивая ее ближе, я делаю долгий страдальческий выдох и запрокидываю голову, чтобы встретиться с ее обеспокоенным взглядом. — Потому что ты кое-что сделала со мной, principessa. Ты растоптала все мои правила, отправила мои процедуры к черту и взломала крепость, которую я построил вокруг своего сердца. Ты заставляешь меня чувствовать себя уязвимым, и это пугает меня до чертиков, больше, чем любая пуля.

Прежде чем я успеваю прекратить эту безумную болтовню, слова вылетают наружу. Я тут же жалею об этом, но не могу даже надолго сосредоточиться на собственной глупости, потому что ее губы оказываются на моих прежде, чем я успеваю заставить свой язык вернуть их обратно.

Изабелла садится на меня верхом, опускаясь поперек моих ног, когда ее рот захватывает мой, яростный и настойчивый.

— Я никогда никому не позволю причинить тебе боль, — бормочу я ей в губы, хотя и вспоминаю, что должен найти себе замену. Это неправильно.