Конечно, есть многие, кто ставит под вопрос содержание или полезность слова «глобализация», или само её существование. Но, согласно моему коллеге Питеру Гауэну, «большинство представлений о том, чем является глобализация, сосредоточены на росте глобальной подвижности капитала и её воздействии на национальные экономики»[823]. Он говорит, что «глобальные рынки капитала» заняты «торговлей отчислениями от будущего производства в различных частях мира или разнообразным страхованием рисков»[824]. Его утверждение, основанное на детальном анализе, таково: «…Центральные черты того, что стали называть глобализацией, происходят из намеренных шагов администрации Никсона по обеспечению беспрерывного международного господства американского капитализма»[825].
То есть, конечно, не из концепции правительства Великобритании.
Департамент международного развития отдался делу глобализации наиболее открыто. Его политика претерпела любопытную эволюцию, пока министром была Клэр Шорт. За первой «Белой книгой» от ноября 1997 г., «Уничтожение мировой бедности: вызов XXI века»[826], последовал исследовательский отчёт от апреля 1999 г., «Принципы глобальной социальной политики: права человека и социальная справедливость»[827], отстаивавший развитие глобальной социальной политики на основе соглашений о правах человека и минимальных стандартов. Его автор, Клэр Фе́ргусон, заявил: «Один из наибольших вызовов достижению социальной справедливости, в контексте глобализации,— это поиск способов обеспечить, чтобы эти организации — транснациональные корпорации и негосударственные поставщики общественных услуг, так же как и правительства — приняли свою обязанность уважать минимальные стандарты во всех своих действиях». Но послание «Белой книги» от декабря 2000 г. было иным. Его заголовок вновь начинается с «Уничтожение мировой бедности», но на сей раз никакого вызова; вместо этого — «Выполнение работы глобализации для бедных»[828]. Это название имеет кольцо вида противоречия в определении, иногда выносимое как экзаменационный вопрос. Обсудите это!
Выступая на съезде Британского конгресса тред-юнионов 16 сентября 1999 г., Клэр Шорт говорила о профсоюзном движении и «борьбе лейбористской партии за социальную справедливость», «управлении» индустриализацией. Новым вызовом было «управлять процессом глобализации на равной и устойчивой основе». Но в речи в Организации Объединённых Наций 1 февраля 2001 г., «Выполнение работы глобализации для бедных: роль Организации Объединённых Наций», Клэр Шорт не упомянула о социальной справедливости (упомянутой один раз во второй «Белой книге») и правах человека (частые ссылки). Вместо этого, она говорила о «…борьбе за то, чтобы выгоды от глобализации доходили до бедных…, чтобы производимые глобализацией богатство и изобилие приносили реальную выгоду бедным во всём мире».
В мои намерения не входит чрезмерно критиковать ДМР; не потому что я работал на него в продвижении прав человека и доступа к правосудию для бедных в России, но потому что восхищаюсь его уникально последовательной попыткой провести в жизнь политику в интересах бедных. Но понятие «выгод от глобализации» взывает к своей проблематизации.
Заключение
Как свести вместе права человека и социальную справедливость? К беде своей, я — юрист, и единственный ответ состоит в стремлении к осуществлению изменения на конституционном уровне. Об этом говорит — в связи с канадским опытом, но и для Великобритании это имеет значение — профессор Кит Юинг:
«Вполне может быть верно, что „борьба за социальную справедливость много больше, чем конституционные права“ и что она ведётся через политические партии и движения, демонстрации, протесты, бойкоты, забастовки, гражданское неповиновение, низовой активизм, политические комментарии и искусство.
Но если так, для достижения цели должно быть предпринято политическое действие, а цель эта, возможно, состоит в том, чтобы произвести политическое изменение, которое так или иначе будет отражено в праве, если его нужно будет поддержать. А раз так, высшая форма выражения, которую обычно признают западные правовые системы — конституционное право, и именно там мы должны стремиться закрепить социальные завоевания политического процесса, не отрицая, что „дискурс прав“ есть „тупой инструмент“ для „возмещения социальной несправедливости“»[829].
Хорошим началом для Великобритании была бы ратификация Европейской социальной хартии (пересмотренной) и её включение во внутреннее законодательство тем же образом, каким Акт о правах человека включает Европейскую конвенцию о защите прав человека.
Эта глава была посвящена проблемам Великобритании, следующая же обратится к государству, которое разделяет с Великобританией опыт империи. Россия, однако, была (и возможно ещё остаётся) континентальной империей, неумолимо распространяясь по Евразии во всех направлениях. Это поднимает много специфичных проблем в связи с правами человека, и, возвращаясь к уже затронутым темам, правами меньшинств.
Глава 11
Проблема «юридической трансплантации» и прав человека
Введение
Эта глава задаётся вопросом, можно ли трасплантировать, пересадить дискурс и практику прав человека из одной части мира в другую — по сути, из одной культуры в другую.
Россия — относительно недавнее дополнение к европейской конвенционной системе защиты прав человека. Её членство в Совете Европы с 1996 г. представляет высшую иронию истории, учитывая происхождение Совета из «Холодной войны», и вопрос её допуска был весьма спорен, как в России, так и в Страсбурге. Есть те, кто продолжает предупреждать, что самый успешный в мире механизм защиты прав человека может быть подорван[830].
Эта глава нацелена на постижение одного аспекта случившегося через исследование проблем, связанных с «юридическими трансплантатами». Вначале анализируются двусмысленности понятий суверенитета и трансплантации, далее следуют соображения теории юридического компаративизма. Каково было западное истолкование «социалистического» права? Понятие юридической трансплантации рассматривается конкретно в контексте прав человека. Россия и другие бывшие советские республики теперь ратифицировали большинство международных и региональных инструментов прав человека, и подчинились вмешательству договорных органов. С 1 ноября 1998 г., даты ратификации Конвенции, вся юриспруденция Европейского суда по правам человека стала частью российского права. Было ли это вставкой здорового сердца в умирающее политическое образование или написанием полностью современного, основанного на правах человека, законодательства на чистом листе? Текст поэтому вкратце рассматривает динамические отношения между западноевропейским и российским правом и законностью с XVIII века. Это — необходимое условие оценки воздействия международных, особенно европейских, инструментов, стандартов и механизмов — и волн западных «экспертов» и специалистов по «благому управлению» — на постсоветские государства.
Но начинаю я с описания последних фаз погружения России в бодрящее новое правовое окружение.
Россия и Европейская конвенция
Российская Федерация присоединилась к Совету Европы в 1996 г. 1 ноября 1998 г. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ) от 1950 г. вступила в силу для Российской Федерации, предоставив людям, права которых были нарушены Россией, право на петицию в Европейский суд по правам человека[831].
