В главе 3 я обозреваю специальную литературу по Иракской войне 2003 г. до настоящего времени, не просто её незаконность, по которой есть широкий консенсус, но также и предлоги, выставленные Великобританией и США для вторжения в Ирак без санкции Совета безопасности ООН. Я также объясняю, почему против Тони Блэра и его коллег должны быть произведено расследование на предмет военных преступлений. Это подводит меня в главе 4 непосредственно к вызову не только международному праву, но и к «автономным режимам» (Мартти Коскенниеми) гуманитарного права и права прав человека. Имеет ли первое приоритет над последними в условиях вооружённого конфликта; действительно ли механизмы прав человека способны адекватно функционировать в условиях применения силы? Я исследую опыт России в Чечне — я был непосредственно вовлечён в передачу дел в Страсбургский суд — и завершаю рассмотрением перспектив обжалования нарушений со стороны Великобритании.

Глава 5 критически рассматривает работу одного из наиболее острых критиков международного права, Сьюзен Маркс. Её новаторская работа приводит меня к критике философа, к которому я испытываю уважение и приязнь, Юргена Хабермаса. Я утверждаю, что его постмарксистская попытка теоретического и практического согласования есть сама по себе пагубная идеология, в смысле затемнения конфликта в сердце международного порядка.

Здесь я разъясняю собственную позицию по международному праву и правам человека, предпринимая необходимый следующий шаг от аргументов главы 1. Глава 6 включает мою собственную попытку выработать «содержательный», аристотелевский — под чем я подразумеваю марксистский — взгляд на права человека, в изрядной степени основанный на аргументации, которую я представляю в отношении происхождения в теории и на практике ключевого права ООНовской системы и «третьего поколения» прав человека. Я делаю это через собственное систематическое — дидактическое — столкновение с ведущим современным аристотелевцем, Аласдером Макинтайром. Я начинаю, конечно, с его книги «После добродетели»33, содержащей отрывок, цитируемой ныне как пример «нигилизма в отношении прав человека». На самом деле, за два года до её публикации Макинтайр прочитал лекцию, в которой объявил:

Представив собственную позицию, я рассматриваю некоторыми других современных критиков прав человека.

Глава 7 спорит с двумя ведущими современными исследователями, представившими особенно резкие вызовы дискурсу и практике прав человека, Славоем Жижеком и Аленом Бадью. Однако моя критика не ведёт меня к бездумному отбрасыванию аргументов. Напротив, их радикальные предложения разрабатываются для восстановления политической возможности. Именно в обновлении политики права человека, в моём прочтении, также вновь обретают свой скандальный символический резонанс и материальность. Глава 8, с другой стороны, расследует гораздо более дружественно — на первый взгляд — двух критиков прав человека, Костаса Дузинаса и Колина Перрина. Однако, моё прочтение их работы, и так весьма интересной и важной, имеет более острую грань. По моему мнению, ни один из этих исследователей не ведёт тему прав человека никуда, кроме тупика. Последний теоретический «поворот» Дузинаса особенно удивителен.

Это приводит меня в главе 9 к углублению критики методологического индивидуализма в теории прав человека, и в особенности прав меньшинств. Как и в других, в этой главе я представляюсь как последователь не только марксизма, но также и раннего критического реализма Роя Бхаскара. Цель моей критики — широко распространенное нежелание специалистов по правам человека признавать существование групп и групповых прав.

Глава 10 обращается к другому измерению борьбы вокруг содержания прав человека, особенно уместному в Великобритании. Мой предмет интереса здесь — социально-экономические права и чрезвычайная аллергия на них, обнаруживающаяся в мире Общего права. В то же время, я утверждаю, что мой содержательный, исторический взгляд восстанавливает это часто пренебрегаемое «второе поколение» прав на их надлежащем месте в согласии с гражданскими и политическими правами, закреплёнными во французской Декларации 1789 г. Права меньшинства — ещё одно актуальное и высоко политизированное измерение прав человека и международного права. Именно здесь привлечение политологии становится необходимым.

Глава 11 обращается к ещё одному примеру способа, которым теория и практика прав человека проблематизируются на каждом шагу. В этом случае, мой объект критики — вопрос «юридической трансплантации», который логически следует от частого осуждения дискурса прав человека как неисправимо западного.

Всё это подводит меня к заключению.

В этой главе я подготавливаю почву, исследуя историческое происхождение того, что является для меня самым значительным достижением послевоенного международного права, права народов на самоопределение35. Моё утверждение состоит в том, что оно было интегрировано в международное право в контексте Российской революции, в теоретической и практической борьбе до и после Октября 1917 г. Это ведёт меня к анализу противоречий советского международного права, и, с необходимостью, к вопросу о возможности марксистской теории международного права. Раздел этот принимает форму уважительного рассмотрения работы Чайны Мьевиля, чья книга «При столкновении двух равных прав» — наиважнейший недавний вклад в этой области. Наконец, я противопоставляю советскую теорию международного права, до мозга костей позитивистскую, советской практике. СССР оказал решающую поддержку антиколониальному движению, безжалостно подавляя всяческие отклонения внутри советского лагеря.

Советская теория и практика международного права, если она вообще становится сегодня предметом какого-либо рассмотрения, обычно отвергается как чисто исторический пример крайней разновидности позитивизма, не представляющий никакого интереса для современности. Обычно же оно просто игнорируется. Например, в статье «Чему учит журналистов-международников Карл Маркс?»36 Мартти Коскенниеми вообще не упоминает о советском международном праве. Даже общепризнанный марксистский специалист по международному праву идёт лишь немного дальше. В статье37 «Очерк марксистского курса публичного международного права»38 Б. С. Чимни противопоставляет определение «договоров» в том, что он называет «господствующей школой международного права» (ГШМП):