«Во-первых, вера, что основание свободного общества представляет равную ценность для всех граждан, выраженную наиболее фундаментально в политических и гражданских свободах, равноправии перед законом и так далее. Во-вторых, то соображение, что каждый уполномочен, как правом гражданства, способностью удовлетворить свои основные нужды в доходе, убежище и другие потребности. Основные нужды могут быть удовлетворены предоставлением ресурсов и услуг или содействием в их получении: в любом случае, способность удовлетворить основные нужды — основание действительной приверженности равноценности всех граждан. В-третьих, достоинство и равное гражданство требуют больше, чем просто удовлетворения основных нужд: они требуют возможностей и жизненных шансов. Именно поэтому мы заинтересованы в первичном распределении, а также и перераспределении, возможностей. Наконец, чтобы достигнуть первых трёх условий социальной справедливости, мы должны признать, что, хотя не все случаи неравенства несправедливы, несправедливые неравенства должны быть сокращены и, по возможности, устранены».
Ясно, что правительство Блэра принесло в жертву каждый из этих четырёх принципов на алтаре рыночной экономики и «войны против террора». Весьма спорно, будет ли правительство Брауна сколь-нибудь менее привержено этим двум императивам Блэра. Великобритания — западноевропейское государство с величайшим общественным расслоением, неуклонно ширящимся разрывом между богатыми и бедными и худшим досье относительно соблюдения прав человека и гражданских свобод.
Великобритания, конечно, не совершенно однородна. Шотландия (и Уэльс) имеет довольно отличающееся от Англии досье в отношении серьёзности, с которой они занимаются вопросами социальной справедливости. После деволюции Шотландия последовала хорошему примеру Индии, и имела в правительстве Мак-Лейша 2000—2001 гг. министерство социальной справедливости под руководством Джеки Бейлли, озадаченное помощью Шотландии в соответствии с ясно определёнными целями согласно очерченным выше четырём принципам. Иян Грей, а затем Маргарет Карран, были министрами социальной справедливости в правительстве Джека Мак-Коннелла в 2001—2003 гг. Министерство было устранено после выборов 1 мая 2003 г. Маргарет Карран стала министром общин. В октябре 2004 г. министром общин стал Мэлколм Чизхолм. Более важно, возможно, что 1 июля 2002 г. Мак-Коннелл открыл Шотландский центр исследований социальной справедливости[785].
Позже в этой главе я ещё вернусь к недавним событиям в британском дискурсе социальной справедливости и прав человека, в связи с болезненной темой глобализации.
Россия — «пробное дело»
Для начала, однако, я проиллюстрирую проблемы прав человека и социальной справедливости в связи с Россией. Сам я работал в России на британское правительство по контракту как советник департамента международного развития (ДМР) в 1997—2004 гг., содействуя конкретизации одного из пяти выпусков «Страновой стратегии для России на 2001—2005 гг.». Проект основывался на обязательстве британского правительства работать над устранением бедности — новом «пятилетнем плане» Великобритании. Выпуск, о котором идёт речь, назывался «Более отзывчивые и прозрачные политические системы, более широкий доступ к правосудию и приверженность правам человека» и предназначался поддержать процесс судебно-правовой реформы в России.
В то время, вопреки некоторым пессимистам, здесь шёл процесс реформы, в значительной мере касавшийся прав человека. Так, в 1996 г. Россия присоединилась к Совету Европы, а в 1998 г. ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека. В других главах я обращаюсь к этому процессу и его противоречиям гораздо подробнее.
Это было частью того, что стратегия ДМР описывала как «переходный процесс». Но, вот, в 2001 г. в США были изданы три весьма значительных книги, написанных как акт раскаяния в штатовской помощи в России с 1989 г., хотя и не разделяемого пока что правительством США. Их названия говорят сами за себя. Для начала, это «Провал крестового похода: США и трагедия посткоммунистической России»[786] историка Стивена Коэна. Далее — «Столкновение и сговор: странный случай западной помощи Восточной Европе»[787] политолога Джанин Уэдел. Наконец, массивный том, с возможно наиболее звучным названием,— «Трагедия реформ в России: рыночный большевизм против демократии»[788] политологов Питера Реддауэя и Дмитрия Глинского. Каждая из этих книг описывает и анализирует, весьма наглядно, в различных ракурсах и с точки зрения разных академических дисциплин, одно явление.
Вот как пишет об этом Стивен Коэн:
«Начиная с 1991 г., российская действительность представляла собой самый жестокий правительственный кризис мирного времени в XX веке; упадок сельского хозяйства, во многом превосходящий тот, что случился в начале 30-х гг. по вине сталинской коллективизации; беспрецедентная зависимость от импорта (в особенности, продуктов питания и лекарств); благополучие 2-3-х „потёмкинских“ городов на фоне нищеты и полунищеты 75 % населения; большее количество сирот, чем было после Второй мировой войны, стоившей Советскому Союзу 30 млн жизней; превращение из супердержавы в государство-попрошайку, существующее на иностранные займы и терзаемое, согласно сообщениям российской прессы, „голодом, холодом и нищетой“, чьи отдалённые регионы „с ужасом ждут приближения зимы“»[789].
С понятной иронией Коэн добавляет: «А американские учёные называют всё это реформой, замечательным прогрессом и примером успеха».
Уэдел исследует примечательно влиятельное сотрудничество между гарвардскими специалистами (ныне преследуемыми в США за свои действия в России) и фигурами российского правительства вроде Анатолия Чубайса — в 1989 г. скромного лектора, ныне богатого управленца,— который определял столь многое в российской социально-экономической политике в 1990-х и по сей день.
Реддауэй и Глинский убеждённо определяют фундаментальную проблему в области социальной справедливости.
«Отказ от перераспределения власти и богатства в период „реформ“ таким образом, который был бы легитимен по российским культурным обычаям и понятиям,— самая фундаментальная причина, по которой нынешняя система обладает малой легитимностью. Эта нехватка легитимности подрывает самые основы государства… Основная причина этой всеобъемлющей нелегитимности состоит в том, что при Ельцине государство аннулировало свой негласный социальный контракт с населением — контракт, глубоко укоренённый в национальной истории и культуре, по меньшей мере, как идеал»[790].
Россия, как предполагается, получила демократию, и из этого воспоследуют права человека. Однако Эндрю Эванс утверждает[791], что отношения между демократией и правами человека следует рассматривать с предосторожностью. Его вывод — не слишком потрясающий для многих из нас — что развитие демократии связано скорее с глобальными экономическими интересами, чем с предоставлением прав человека бедным и обделённым в менее развитых странах. Так, он утверждает:
«Благодаря принятию определения демократии, которое подчёркивает создание формальных учреждений, обещающее ограниченные перемены в гражданских и политических правах, но мало говорящее о социально-экономической реформе, „репрессивное нарушение прав человека продолжается, обычно против известных мишеней в лице рабочих, студентов, левых активистов и правозащитников“»[792].
