Другая имеющая значение в этом отношении особенность Первой чеченской войны была выделена в 1996 г. профессором Паолой Гаэтой[368]. 31 июля 1995 г. Конституционный Суд Российской Федерации вынес решение относительно конституционности указов президента Ельцина, направивших в Чечню федеральные силы[369]. Суд был должен, в частности, учесть последствия участия России в Дополнительном протоколе II (ДП-II) 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г.[370] Как указал Гаэта:

Суд ясно проговорил, что условия ДП-II связывали обе стороны вооружённого конфликта, то есть что он присуждает права и возлагает обязанности также на повстанцев. Это заявление было, по мнению Гаэты, ещё более важным в свете факта, что на Женевской конференции некоторые государства выражали противоположный взгляд, так как стремились держать бунтовщиков на уровне преступников, не предоставляя им какого-либо международного статуса[371]. Этот взгляд также нашёл поддержку в юридической литературе[372].

Гаета справедливо подчеркнул важность определения суда, что российский парламент не смог принять закон для осуществления ДП-II и что этот отказ был одним из оснований — вероятно, даже первичным основанием — для несоблюдения российскими военными властями включённых в Протокол норм. В своём определении по делу суд явно предписал российскому парламенту осуществить ДП-II в российском внутреннем законодательстве, показав этим, какую важность он придавал действительному соблюдению этого договора. Во-вторых, суд подчеркнул, что согласно российской конституции и МПГПП жертвам любых нарушений, преступлений и злоупотреблений властью должны быть предоставлены эффективные средства правовой защиты и компенсация за причинённый ущерб.

Неспособность России выполнить ясные указания Конституционного Суда относительно осуществления ДП-II так и не была исправлена, и начало Второй чеченской войны сопровождалось столь же вопиющим проявлением безразличия российских властей к соблюдению ЕКПЧ.

26 июня 2000 г. Совет Европы издал «Совместный отчёт, содержащий анализ корреспонденции между Генеральным секретарём Совета Европы и Российской Федерацией по статье 52 ЕКПЧ»[373]. Этот отчёт был подготовлен по требованию Генерального секретаря тремя экспертами, Тамашем Баном, Фредериком Судре и Питером ван Дейком, которых он попросил проанализировать обмен корреспонденцией между ним и Российской Федерацией «в свете должностных обязательств Высокой Договаривающейся Стороны, являющейся получателем запроса по статье 52 Европейской конвенции о защите прав человека». Первый запрос был датирован 13 декабря 1999 г. Экспертов попросили сосредоточиться в особенности на объяснениях, что Генеральный секретарь имел право ожидать в этом случае на основании статьи 52, и сравнить это с содержанием полученных ответов. Они заключили, что ответ, данный Российской Федерацией, не соответствовал даже минимальному стандарту эффективности процедуры, подразумеваемому в статье 52, и отметили:

Великобритания играла сомнительную роль в явном содействии перелому президентом Путиным международного осуждения его действий в Чечне, особенно после 11 сентября 2001 г. Тони Блэр посетил Москву 4 октября 2001 г., и Путин был особенно благодарен ему — за то, что Блэр был одним из немногих европейских лидеров, которые взяли на себя инициативу поддержать Россию в апреле 2000 г., когда та пребывала под особенно жестокой критикой за ведение войны в Чечне.

6 апреля 2000 г. Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) получила отчёт своего докладчика по Чечне, лорда Фрэнка Джадда, осуждающий российские действия[375]. ПАСЕ посчитала, что «…Европейская конвенция о защите прав человека серьёзно и систематическим образом нарушается российскими властями в Чеченской Республике», и проголосовала за рекомендацию Комитету министров СЕ «если немедленно не будет достигнуто существенного, нарастающего и явного прогресса в выполнении требований, изложенных в пункте 19[376] настоящей рекомендации, безотлагательно начать в соответствии со Статьёй 8 Устава процедуру приостановления прав России на представительство в Совете Европы»[377]. Наиболее болезненным для России был призыв к межгосударственной жалобе на нарушения прав человека в Европейский суд по правам человека со стороны других членов Совета Европы[378].

Это голосование не поколебало сердечных отношений, уже сложившихся между Блэром и Путиным. Всего через 10 дней, 16 апреля 2000 г., Путин посетил Лондон, хотя формально ещё не был президентом России — он был приведён к присяге только 7 мая 2000 г.[379] Его программа включала чаепитие с королевой в Букингемском дворце. На совместной пресс-конференции 17 апреля 2000 г. Блэр приветствовал обязательство Путина, что все сообщения о нарушениях прав человека будут изучены Россией. Называя Путина «Владимир», он отклонил предложения, что Британии следует дистанцироваться от России из-за событий в Чечне. Путин в свою очередь заявил, что они договорились о совместных ответах на проблемы организованной преступности и наркотиков.

Таким образом, сказал Путин 21 декабря 2001 г., Тони Блэр способствовал созданию новой ситуации:

Он имел в виду именно апрель 2000 г. Действие против России могло быть предпринято только Комитетом министров (иностранных дел) Совета Европы. Британия — основатель и ведущий член Совета. Путин признал и выразил свою благодарность за тот факт, что столь быстро посланное ему приглашение сделало совершенно ясным, что ничего не будет предпринято.