Под угрозой — решающий разрыв 1945 г. с Вестфальской системой, новый правовой порядок, скреплённый принципом суверенного равенства. Как он доказывает, «не сам суверенитет, но суверенное равенство — признание юридического паритета суверенных государств, независимо от их богатства или силы,— преследуется новыми интервенционистами. Всё же такое равенство было учредительным принципом всей структуры нынешнего международного права и всех попыток, как бы хрупки они ни могли быть, установить верховенство „права“ над „мощью“ в урегулировании межгосударственных дел»[292].

Международное право, конечно, полито грязью. Заключение брака, затем совращение и отвержение — жалкая и ничтожная участь. Конечно, специалисты должны были знать лучше: им не следовало приветствовать явный апофеоз контроля Совета безопасности в 1990 г. с таким энтузиазмом, зная с каким пренебрежением Великобритания и США отнеслись к Организации Объединённых Наций и её механизмам в 1986 г. Предполагаемое основание новой традиции в 1999 г. для оправдания бомбёжки Сербии неизбежно сопровождалось оттеснением Совета безопасности и самой ООН после 11 сентября. Любое применение риторики прав человека с 1991 г. теперь было решительно подорвано реальностью администрации ООН в Косове (и Боснии). Таким образом, неправильно утверждать, как это делает Чандлер, что права человека некоторым образом ответственны за то, что случилось с международным правом.

Вместо этого, налицо имеется незаконченный проект. Как утверждалось выше, ООН и её принципы и механизмы родились и наполнились содержанием в период деколонизации. Стремление к глобальной социальной справедливости запустило кампании за права на самоопределение и развитие, и её проблемы не сняты с повестки дня. Перед значительным большинством мирового населения стоит вопрос — как исправить ООН.

Эта глава рассматривала, начиная с 1986 г., историю систематического нападения на международное право и подрыв прав человека со стороны США и Великобритании. Остальная часть этой книги стремится как исполнить обещание представить содержательный взгляд на права человека, так и показать, как революционный консерватизм в международном праве может обеспечить структуру для обоснованного контрнаступления. Следующая глава анализирует незаконность вторжения и оккупации Ирака, и совершение военных преступлений.

В предыдущей главе я рассмотрел состояние международного права в период непосредственно перед начавшейся 20 марта 2003 г. Иракской войной. Могло показаться, что международное право было полностью разгромлено действиями США и Великобритании.

Но в этой главе я постараюсь показать, что случившееся подкрепляет, а не ослабляет мои аргументы за революционный консерватизм в международном праве. Государственный суверенитет, запрет на применение вооружённой силы иначе как для самообороны или по особому разрешению Совета безопасности, право народов на самоопределение — каждый из этих фундаментальных принципов установившегося после Второй мировой войны правопорядка приобрёл новую актуальность и подлинную значимость.

В этом убеждении я не одинок. Многие новейшие исследования склоняются к тому же. Так, в своей статье с замечательным названием «Аргументы массового замешательства»[293], Дино Критсиотис убедительно показывает, что, с точки зрения международного права, действия Великобритания и США не могут подкреплять доводы на основе какой бы то ни было мыслимой доктрины превентивной самообороны — во всяком случае, правовые доводы. Для этого он обращается к рассмотрению Международным судом ООН дела Никарагуа[294]. Как он показывает, Суд «…посчитал обязательным в своей оценке законности вмешательства исходить из юридического оправдания, выдвинутого Соединёнными Штатами, а не из политических аргументов, сформулированных как оправдания…»[295]. Поэтому он сосредотачивается на документах, поданных США и Великобританией 20 марта 2003 г., чтобы уведомить Совет безопасности уведомлениях о своих действиях, а также «обозначить правовое основание своих действий».

Соединённые Штаты полагали, что операция «Иракская свобода» была: «…уполномочена действующими резолюциями Совета, включая Резолюции 678 (1990) и 687 (1991)», что Ирак решил «…не воспользоваться своей последней возможностью, оставляемой Резолюцией 1441 (2002), и явно совершил дополнительные нарушения, [и что] ввиду существенных нарушений Ирака исчезло основание для перемирия [в Резолюции 687 (1991)], и в соответствии с Резолюцией 678 (1990) применение силы оправдано»[296].

Великобритания, в свою очередь, утверждала, что «…Ирак не смог разоружиться, в явное нарушение своих обязательств [в Резолюции 687 (1991)], и что, следовательно, Ирак находится в существенном разрыве с условиями перемирия, установленного при завершении военных действий в 1991 г Советом в его Резолюции 687 (1991)»[297].

Хотя МС и не имел возможности высказаться о вторжении в Ирак, разумно полагать, утверждает Критсиотис, что эти заявления и есть «юридическое оправдание для вмешательства, поскольку, даже сделанные вне зала суда и в бесспорно политическом контексте Совета безопасности, они возникли как часть формального оправдания для защиты применения силы в соответствии с международным правом»[298].

Для меня огромный интерес в этих документах представляет то, что они твёрдо базируются на «классических» принципах Уставного права, к которым я обращался в главе 1: запрет на применение силы в статье 2.4 кроме как в исключительных обстоятельствах самообороны (статья 51) или в случае уполномочивания Советом безопасности (глава VII)[299]. Они также, как указывает Критсиотис, опираются на подробную интерпретацию Резолюций 678 (1990), 687 (1991) и 1441 (2002) и использование юридических терминов вроде «уполномочивания», «существенного нарушения» и «перемирия», а также понятия прецедента[300].

Единственная ссылка на «самооборону» в письме Соединённых Штатов находится в заключительном предложении, где упоминается о «необходимых шагах», предпринятых, «чтобы защитить Соединённые Штаты и международное сообщество от угрозы, представленной Ираком, а также восстановить международный мир и безопасность в регионе». Как указывает Критсиотис, эта мимолётная ссылка на самооборону резко контрастирует с предыдущей практикой Соединённых Штатов в ситуациях, в которых они апеллировали к самообороне как юридическому оправданию: в Ираке в 1993 г., в операции «Бесконечная досягаемость» (Infinite Reach) в августе 1998 г., в операции «Несокрушимая свобода» против Афганистана в октябре 2001 г.[301] Таким образом, в правовом отношении и США и Великобритания утверждали, что содержавшееся в Резолюции 678 (1990) уполномочивание было приостановлено, но не прекращено Резолюцией 687 (1991), а затем — восстановлено «существенным нарушением» Ираком своих обязательств.

Критсиотис не отвечает на вопрос о законности прямо. Но он разворачивает ряд метких вопросов, уничтожающих доверие к оправданию, предлагаемому «коалицией»[302]. Центральный вопрос следующий: кто должен определять, было ли существенное нарушение? Совет безопасности? Любой из его членов или только из постоянных членов? Любой член Организации Объединенных Наций? Только Соединённые Штаты или только Великобритания, или Соединённые Штаты, но только действуя вместе с Великобританией? «А какую роль тогда определяет Резолюция 1441 (2002) отчётам инспекторов ООН по вооружениям?».