Современник Магарама, раввин Познани и Острога Самуил-Элиезер Эдельс или сокращенно Магаршо (ум. в 1631 г.) также увлекался школьной диалектикой, но делал различие между серьезным «пилпулом» и пустым «хилуком». Этим умеренным, но все же головоломным пилпулом наполнены его «Новеллы к галахам («Хидуше галахот»). Магаршо ставит себе здесь педагогическую цель: упражнение ума и памяти учащихся посредством сопоставления текстов и остроумных аналогий, и поэтому его комментарии сделались пособием при изучении Талмуда в хедерах и иешивах. Его комментарий к талмудической Агаде («Хидуше-агадот») не содержит ни зерна критики: самые странные сказки кажутся ему достоверными, и только кое-где он пытается объяснить их естественным путем, не допуская наличия поэтического вымысла даже в легендарной части Талмуда. У Магаршо уже заметна сильная склонность к каббале: он признает теорию переселения грешных душ в людей и в животных; однако осуждает распространение «тайной науки» каббалы среди юношей и людей умственно незрелых.

В XVII веке от комментирования Талмуда все более переходили к комментированию готовых кодексов, что более отвечало реальным требованиям жизни. По стопам упомянутого выше автора «Сема» пошел брестский и краковский раввин Иоэль Сиркес (ум. в 1640 г.). Он написал пространный комментарий к кодексу «Турим» под именем «Бет хадаш» («Новый дом») и скоро сам стал известен под именем этого труда (сокращенно Бах). Большой исторический интерес представляет его сборник респонсов («Тешубот га’Бах»), так как Сиркес в своих раввинских посланиях откликался на все обращенные к нему вопросы общественной жизни. В одном из этих посланий автор решительно осудил философию и признал каббалу «истинной наукой». Из Амстердама трое раввинов сообщили Сиркесу, что некий врач из членов общинного совета «осмеивает слова наших учителей в Агаде», а также истинную мудрость каббалы и утверждает, что следует уважать только философию, к которой старается привлечь как можно больше людей; вдобавок он допустил на должность «шохата» человека, несведущего в законах убоя скота, и таким образом кормил народ «трефным» мясом. На запрос амстердамских раввинов Сиркес ответил им из Бреета, что вольнодумный врач заслуживает полного отлучения от синагоги: «Ведь он увлекся философией, той «блудницей», от которой предостерегал царь Соломон, и тянет других за собой, нарушая запрет: «Перед слепым не ставь преткновения». Тем строже должно быть отлучение, что этот человек отвергает мудрость каббалы и предания наших древних учителей». Брестский раввин советовал, однако, своим амстердамским коллегам предварительно выслушать объяснения виновного врача в суде и наложить херем лишь после полного выяснения вины.

В середине XVII века комментаторы «Шулхан-аруха» особенно усердно разрабатывали ритуальные части этого кодекса: отделы «Орах-хаим» и «Иоре-деа», содержащие регламент богослужения, законов о субботе и праздниках, о пище, убое скота, половой гигиене и т.п. В 1646 г. появились два подробных комментария: один был составлен львовским и острожским раввином Давидом Галеви, под заглавием «Туре-загав», а другой («Сифте-коген») — виленским ученым Саббатаем Когеном. Эти два комментария, известные под их инициальными названиями Таз и Шах, стали с тех пор печататься вместе с текстом «Шулхан-аруха» и давали обильную пищу раввинской схоластике.

Оживлению литературного производства немало способствовал быстрый рост еврейского книгопечатания в Польше. Первая еврейская книга (Пятикнижие) была напечатана в Кракове в 1530 г. Во второй половине XVI века действовали уже две большие типографии — в Кракове и Люблине, печатавшие множество старых и новых книг талмудической, раввинской и популярной дидактической литературы. В 1566 г. король Сигизмунд-Август предоставил краковскому еврею Бенедикту Левиту монопольное право на привоз еврейских книг в Польшу из других стран, а в 1578 г. Стефан Баторий дал некоему Кальману привилегию на печатание еврейских книг в Люблине, ввиду затруднительности привоза их из-за границы. Одной из причин усиления книгопечатания в Польше была папская цензура, установленная для еврейских книг в Италии: типографии Кракова и Люблина успешно конкурировали с типографиями Венеции и Праги, и книжный рынок в Польше питал духовной пищей и Западную Европу.

Раввинская юриспруденция, поглощавшая лучшие умственные силы польского еврейства, оставляла очень мало места для других отраслей знания и литературного творчества. Очень редко попадались писатели с более глубокими духовными наклонностями, с интересом к вопросам истинной теологии, философии, этики и естествознания. В первой половине XVI века, до утверждения раввинистического абсолютизма, попадаются еще изредка люди образованные, медики и поклонники философии. Иногда молодые польские евреи отправлялись в Италию для изучения медицины в Падуанском университете, тогдашнем рассаднике еврейских медиков в Европе. Идеи итальянского гуманизма и германской реформации, которыми тогда увлекалось образованное польское общество, имели своеобразное отражение в польском еврействе. В некоторых кружках молодежи проявилось влечение к гуманизму, к расширению умственного кругозора, к возрождению маймонидовского рационализма. В своем послании к Моисею Иссерлису строгий талмудист Соломон Лурия говорит с возмущением об увлечении иешиботников, будущих раввинов, идеями Аристотеля: «Я сам видел, что в молитвенниках бахуров была написана молитва Аристотеля» (вероятно, тезисы из «Путеводителя» Маймонида).

В середине XVI века был момент, когда эти слабые отголоски гуманизма могли воскресить старую борьбу между ортодоксами и свободомыслящими. Это было в годы общего исторического перелома, когда гуманизм уступал место католической реакции. О тогдашнем идейном брожении свидетельствует следующий смутный эпизод, сохранившийся в одном полемическом фрагменте, недавно найденном в рукописи.

В Познани против свободомыслия боролись проповедник р. Арон из Праги и его зять Иосиф, приверженец каббалы. В предпасхальную субботу 1559 года рабби Арон произнес в синагоге проповедь, в которой доказывал, что еврей не должен читать никаких книг, кроме талмудических; всякие «посторонние книги» по философии и светским наукам приравниваются к книгам языческим; не следует также слишком много углубляться в изучение Библии вне ее талмудических толкований. Проповедник указал на недавнее событие в Италии, как на грозное предостережение свыше: в 1551 году в Венеции был напечатан «Путеводитель блуждающих» Маймонида, а через два года вышел папский декрет о сожжении книг Талмуда по всей Италии. За грех опубликования вредной философской книги пострадали книги священные. Это заявление с амвона синагоги возмутило почитателей Маймонида в Познани и вызвало памфлет одного из них против обскурантов. Автором памфлета был молодой ученик Моисея Иссерлиса, Авраам Горовиц, сочинивший тогда комментарий к трактату Маймонида об этике («Хесед Абрагам»). Проникнутый идеями рационализма, юноша страстно обличал сторонников слепой традиции, причем не скупился на самые обидные эпитеты для двух познанских обскурантов, называя проповедника «ослом», а его зятя «быком».

Он высказывал революционные мысли: «Мнение осла, что дозволено знать только Талмуд, противоречит сказанному в Торе: «Храните заповеди и соблюдайте их, ибо в них ваша мудрость и разумность перед народами». Разве народы считают нас мудрыми потому, что мы знаем Талмуд? Ведь они смеются над всеми мнениями, толкованиями и методами Талмуда. Для того чтобы народы могли понять эти мнения, нам самим нужно знать гораздо больше и доводами разума уметь доказать их правильность. Опыт показывает, что только знатоки Библии и наук (светских) побеждали еретиков в спорах». По мнению Горовица, унижают авторитет Талмуда те, которые принимают на веру даже странные изречения Агады, как, например: «Бог надевает тефилин». По поводу сожжения книг Талмуда в Италии вслед за напечатанием «Путеводителя» Маймонида автор напоминает о другом совпадении такого же рода: в середине XIII века во Франции католическими властями были сожжены книги Талмуда после того, как по доносу еврейских обскурантов был сожжен Маймонидов «Путеводитель», так что пепел Талмуда смешался с пеплом «Море Невухим» (см. том II, § 14). Если и тут видеть перст Божий, то он указывает обратное: что фанатики Тадмуда были наказаны за то, что они преследовали философию Маймонида. Ведь никто не поднял иудаизм на такую высоту, как этот универсальный мыслитель, доказавший полную совместимость иудейской веры с разумом. Полемист уличает своих противников в грубом суеверии: р. Арон в одной из своих проповедей возвестил, что недавно умер царь всех чертей Ашмедай (Асмодей), а потому колдуны растерялись и лишились чародейной силы; зять же его углубляется в дебри каббалы, говорит о десяти «сефирах» так же, как христиане о Троице, и уверяет, что получает откровения от пророка Илии.