«Шулхан арух» был последним словом раввинской кодификации. Он заключил собой ряд кодексов или «Поским», появлявшихся от эпохи Маймонида до XVI века. От «Мишне-Тора» Маймонида этот кодекс отделен четырьмя веками умственной реакции, и это сказалось в его содержании. В нем совершенно отсутствует тот отдел основных законов, догматов иудаизма, который в Маймонидовом кодексе занимает первое место и изложен в философском освещении. В кодексе Каро кристаллизовалась в окончательной форме раввинская практика поздней формации: религиозные обряды, ритуал, семейное и гражданское право. К этому своду законов впоследствии писали множество дополнений и комментариев, но новые столь же авторитетные кодексы после него не появлялись. «Жить по Шулхан-аруху» — стало с тех пор девизом правоверного еврея, которого не устрашали все мелочные религиозно-обрядовые предписания, категорически изложенные в этой книге. Успех этого свода был беспримерен: от 1564 до 1600 года он выдержал в разных местах восемь изданий в полном объеме, не считая перепечаток отдельных томов. Через несколько лет после появления кодекса глава польских раввинов, Моисей Иссерлис, ввел его в употребление в Польше, снабдив поправками и дополнениями по части обычаев, принятых у ашкеназов и непредусмотренных сефардом Иосифом Каро.

Современников изумляла та необычайная сила ума и воли, которая нужна была для создания таких колоссальных трудов. Многие считали Иосифа Каро боговдохновенным человеком: говорили, будто он решал спорные вопросы закона по указаниям свыше. Мистически настроенный Каро сам воображал, что его открытия в области законоведения являются откровениями невидимого духа, которого он олицетворял в образе «Мишны», источника Талмуда и раввинизма. В приписываемой Иосифу Каро апокрифической книге («Магид мешарим» — «Вестник правды») сам творец «Шулхан-аруха» рассказывает о своих чудных видениях[2]: к нему по ночам являлся таинственный вестник («магид») и открывал ему, как разрешать темные вопросы талмудической науки и удостоиться титула «главы диаспоры», как совершенствовать душу путем строгого аскетизма и наконец удостоиться мученического венца. Издавна склонный к мистицизму Иосиф Каро в последние годы жизни находился под влиянием сафедского кружка каббалистов, из которого вышел знаменитый Ари, творец практической каббалы.

XVI век был вообще веком расцвета раввинизма в Турции, как и в другом новом центре еврейства — в Польше. Раввины Константинополя, Салоник, Адрианополя, Иерусалима, Сафеда, Дамаска, Каира, Александрии и многих общин оставили по себе печатные труды, свидетельствующие о чрезвычайном оживлении, царившем тогда в области талмудической науки. Здесь повторилось явление, неоднократно наблюдавшееся в диаспоре в эпохи, когда еврейские общины пользовались полной автономией и национальное законодательство применялось не только в духовной жизни, но и во всех житейских делах замкнутого круга. Между раввинскими авторитетами того времени шла оживленная переписка по тем вопросам религии и обрядности, гражданского, семейного и наследственного права, которые имели практическое значение в самоуправляющихся общинах, где раввины-судьи официально разрешали такие вопросы. Сборники раввинских «Вопросов и ответов» («Seelot u’tSubot») или «респонсов» составляют самую значительную часть тогдашней литературы. Сам Иосиф Каро участвовал в этих письменных казуистических дебатах (его сборник респонсов «Авкат рохель»). Наиболее обширную юридическую переписку вели во второй половине XVI века два раввина, выходцы из Италии: преемник Каро на раввинском посту в Сафеде Моисей ди Трани (сокращенное литературное имя: Га’мабит) и салоникский главный раввин Самуил ди Модена (Рашдам). Изданные ими тысячи респонсов дают большой материал для истории быта и нравов тогдашнего турецкого еврейства. Параллельно идет и литература комментариев к Талмуду и старым кодексам. Плодовитый Иосиф Каро написал также комментарий к кодексу Маймонида («Кесеф Мишне»). Близкий к той эпохе летописец (Давид Конфорте) насчитывает имена более ста выдающихся раввинов-писателей и ректоров «иешив», распространявших знание в общинах Оттоманской империи.

Библейские комментарии той эпохи были орудием не религиозно-философского исследования, как в былой письменности сефардов, а нравоучительной проповеди в духе тогдашних аскетов и мистиков. Они изложены в форме синагогальных проповедей на тексты Св. Писания. Типичным в этом смысле комментатором был сафедский проповедник Моисей Алшейх (ум. ок. 1600 г.), ученик Иосифа Каро. В его многочисленных проповедях-комментариях («Торат Моше» и др.) все устремлено к религиозному назиданию, к внушению «страха Божия» и презрения к суетной земной жизни. Здесь в аллегориях совершенно пропадают прямой смысл библейского текста, красота легенд и мудрость древних. А между тем этот метод стал образцом для подражания, и тысячи «магидов» позднейшего времени черпали свою премудрость из книг Алшейха. Более светский характер имели проповеди европейского коллеги Алшейха, салоникского раввина Моисея Алмоснино. Этот современник Иосифа Наси сыграл большую роль в организации большой салоникской общины и объединении ее разрозненных земляческих «кагалов». В 1565 г. он отправился во главе общинной депутации в Константинополь, чтобы просить султана о защите гражданских прав евреев против враждебных греков, и при поддержке Иосифа Наси добился охранного султанского фирмана. Живой общественный темперамент чувствуется и в проповедях Алмоснино, где часто вплетены цветы былой свободной риторики (книги «Тефила ле-Моше», «Меамец коах» и др.). Образованный сефард, сведущий по физике, астрономии и философии, Алмоснино писал некоторые свои сочинения на испанском языке еврейскими буквами («Regimiento de la vida» — о проблеме свободы воли и предопределения, о происхождении добра и зла и о значении астрологии; «Extremos i grandezas de Constantinopla» — об Оттоманской империи, о контрастах богатства и бедности, пороков и добродетелей в ее столице и т.п.). Такие испанско-еврейские сочинения, печатавшиеся большей частью в Салониках, положили начало литературе на эспаньольском диалекте или «ладино» (латинском), обиходном языке восточных сефардов. При всей своей склонности к философствованию Алмоснино, однако, не высказывал вольных мыслей, и ему прощали светскую форму некоторых его произведений. Ко всякому же проявлению свободомыслия раввины относились с чрезвычайной строгостью. Когда до Сафеда дошла книга итальянского писателя Азарии де Росси «Меор Энаим», где были высказаны некоторые вольные исторические мысли (см. дальше, § 19), Иосиф Каро и его раввинская коллегия решили предать книгу «херему» как еретическую, подлежащую истреблению. Каро умер, не успев опубликовать акт херема, и это сделали его ученики, в том числе вышеупомянутый Алшейх (1575). Власть разума и контроль критики не признавались в этом царстве слепой религиозной традиции, где все более утверждалась власть самого необузданного мистицизма.

Новое могучее настроение все более овладевало умами в восточном еврействе и проявилось с особенной силой на почве Палестины. Испытанные в конце Средних веков потрясения породили жгучую мессианскую тоску в еврейской душе. Среди западных изгнанников, очутившихся в Палестине, эта тоска принимала формы мистической экзальтации. Вид дорогих развалин и связанные с ними воспоминания о былом величии нации будили в сердцах мечту о чудесном возрождении. Многим казалось, что чаша страданий Израиля уже переполнена, что близится время, о котором вещали древние пророки и таинственно нашептывали позднейшие мистики. Нужно только приготовиться к грядущему «концу времен», нужно сделаться святыми на почве Святой Земли, очиститься покаянием и молитвой и углубиться в созерцание божественных откровений, скрытых в сверхчеловеческой мудрости каббалы. Священное Писание каббалы, книга «Зогар» (см. том II, § 19), раньше распространенная только в списках, была в это именно время впервые напечатана в Италии, сразу в двух изданиях (Мантуя и Кремона, 1558-1559), и сделалась доступной большому кругу читателей. Давнишняя легенда о древнем происхождении «Зогара» уже успела превратиться в непреложную истину, и новые галилейские мистики углублялись в сокровенные мысли этой книги, некогда созданной рабби Симоном бен-Иохаи в пещерах Галилеи по вдохновению свыше. Волновали в особенности те мысли, которые относились к вопросу о конце «голуса». Согласно «Зогару», появлению мессии должен предшествовать великий акт искупления грехов, который должны совершить за народ его лучшие представители. Посвященные в «тайное учение» отшельники, ведущие созерцательную жизнь, могут достигнуть идеала святости, приобрести влияние на небесные сферы и ускорить пришествие мессии. Это мистическое учение имело особенно восторженных последователей в Сафеде, близ тех мест, где после разрушения Иудеи внимал небесным голосам творец «Зогара». В этом городе, населенном тогда почти исключительно евреями, свила себе гнездо группа каббалистов, из которых иные заходили слишком далеко в своих мистических опытах.